Дворец грез - Гейдж Паулина - Страница 71
- Предыдущая
- 71/121
- Следующая
Пока я рассказывала свою историю красочно и образно, как только могла, он не сводил глаз с моего лица, кивал и пофыркивал, иногда улыбался, однажды протянул руку и погладил меня по щеке. Потом он, казалось, вдруг заметил, что лампы стали угасать, что один из слуг украдкой зевнул, и тогда он поднял руку и жестом остановил поток моих слов. Я сделала вид, будто собираюсь спрыгнуть с ложа и взять свое платье и сандалии, но он опередил меня. Стянув с меня простыню, он лег и повелительным жестом приказал мне лечь рядом с ним, потом укрыл нас обоих.
— Паибекаман, гаси лампы! — приказал он, притянул меня ближе к себе и обнял. — Спи, малышка Ту, мое маленькое чудо пустыни, — бормотал он. — Ты удивительная и ужасная. В тебе нет ни капли лжи, потому что ты не побоялась открыть мне свое низкое происхождение. Я очень рад. Твоя кожи еще благоухает шафраном. Мне нравится этот… — Его голос затих и дыхание стало ровным. Он уснул.
Изумленная, я поняла, что меня оставили на ночь, что утром я еще буду здесь, рядом с ним. В его объятиях было тепло и уютно. Некоторое время я чувствовала себя неловко в этой еще непривычной обстановке, но постепенно пригрелась, как котенок, контуры комнаты стали расплывчатыми и исчезли совсем. Я уснула.
Меня разбудили доносившиеся из-за дверей приглушенные звуки флейты и лютни. Сначала сквозь сон я подумала, что праздник в доме Гуи слишком затянулся, но потом окончательно проснулась и села. Мелодичный молодой голос начал нараспев выводить слова поклонения и благоговения: «Слава божественному воплощению, восходящему, как Ра, на востоке! Слава бессмертному, чье дыхание есть источник жизни Египта!» Вдруг с волнением и благоговейным трепетом я осознала, что слышу хвалебный гимн, древнее песнопение испокон веков пробуждающее на рассвете всех царей. Я огляделась вокруг, посмотрела на человека, мирно посапывавшего рядом со мной, на мягкие тени, заполнившие огромную комнату, на пробивавшийся из высоких узких окон слабый серый свет, в котором начинали проступать очертания изысканной мебели, и меня охватил восторг.
Гимн закончился. Что-то зашуршало, раздался шепот, и после паузы двери решительно отворились. Я поспешно натянула на грудь простыню. На пороге спальни появилась небольшая процессия — слуги внесли еду и питье, теплую воду и полотенца, а за ними вошел арфист, устроился в углу и принялся перебирать струны. Я погладила фараона по плечу и поцеловала его в ухо.
— Уже утро, мой повелитель, — сказала я. — Надеюсь, ты хорошо отдохнул.
Он вздохнул, застонал, потом моргнул и открыл глаза. Увидев меня, он удивился, но сразу расплылся в широкой улыбке, как счастливый ребенок, но прежде чем подняться и позволить слугам обтереть свое лицо душистой водой, он потянул меня вниз и задышал мне в шею.
— Что за чудесный сон я видел! — воскликнул он, глядя, как ему на колени ставят поднос. — Я погружался в Нил, и мне было хорошо, приятно и прохладно, и я испытывал чувство очищения. Ты принесла мне добрый знак, маленький скорпион, потому что такие сны означают освобождение от всех болезней. Ты ешь. Ешь!
Я заколебалась, но, поскольку была очень голодна и хотела пить, я решила пренебречь всеми предосторожностями. Я начала отламывать кусочки свежего хлеба, запивая его водой. Слуги, выжидавшие на почтительном расстоянии, когда мы покончим с едой, начали нерешительно приближаться. Рамзес озорным взглядом посмотрел на меня.
— Я бы хотел снова заняться с тобой любовью, — прошептал он, — но эти ослы ждут, чтобы я отправился совершать омовение. Сегодня утром я собираюсь в храм, чтобы лично выполнить священные обязанности, которые обычно оставляю на своего заместителя. — Он громко вздохнул. — Теперь, когда праздник Амона Хапи завершился, Узермааренахт может вернуться в Фивы. Конечно, прежде чем уехать, он пожелает убедиться, что здесь все в порядке. Узермааренахт! — раздраженно выкрикнул он в ответ на мой вопросительный взгляд. — Первый пророк Амона! О боги, малышка, неужели все обитатели Асвата так невежественны, как ты?
Упоминание о верховном жреце Амона, казалось, привело его в дурное расположение духа, поэтому я решила промолчать. Когда он подал знак убрать тарелки, потом спустил ноги, чтобы надеть сандалии, я тоже соскользнула с ложа и набросила свое покрывало. Мои движения привлекли его внимание.
— Ты куда собралась? — отрывисто спросил он.
— К себе в комнату, мой царь.
Он быстро-быстро заморгал, а потом его лицо озарилось неожиданно проказливой, радостной улыбкой.
— Мне понравилось твое общество, — заявил он. — Отправляйся мыться, потом я пришлю за тобой, пойдешь со мной в храм. Поторапливайся!
Я снова поклонилась, и, спеша повиноваться, помчалась через дремлющие рассветные сады, по дорожке, отделяющей гарем от дворца. Но дороге я размышляла, стоит ли делать утренние упражнения, и решила, что не успею. Я должна быть готова, когда за мной придут.
Дисенк не было в комнате, а Гунро еще крепко спала, зарывшись в измятые простыни. Послав за служанкой, я тем временем вышла на влажную траву; я была совсем одна во всем огромном дворе, бледно-розовое небо в вышине становилось нежно-синим, воздух быстро прогревался и наполнялся ароматами невидимых цветов. Наконец я увижу врага Гуи, проклятие Египта, бедствие фараона, верховного жреца Амона; и все же сердце мое билось спокойно и ровно, мысли были ясными. Подняв руки и лицо навстречу новому дню, я улыбнулась в бесконечную синеву неба. Пока все разворачивалось так, как предрекал Гуи.
Когда явился слуга, которому было приказано сопровождать меня к Рамзесу, я была уже готова: омытая, благоухающая, накрашенная и одетая в прозрачное белое платье, вышитое красными цветами. На губах у меня блестела красная охра. Тяжелый парик со множеством косичек, обрамлявший накрашенное лицо с подведенными углем глазами, жестко упирался в плечи. Золотые, расписанные темно-красным ленты охватывали мои запястья и шею. Я была прекрасна и знала это. Я гордо шла за человеком, который вел меня к главному входу гарема, Дисенк семенила за мной.
Там уже стояло несколько паланкинов, вокруг которых толпились нарядные женщины со своими служанками и переговаривались визгливыми голосами; свежий утренний ветерок развевал их дорогие одежды, приподнимал локоны замысловатых париков. По краю площадки, в пестрой тени колышущихся деревьев, цепочкой стояли стражники. Я изумилась увиденному. Я представляла, что мы с Рамзесом поедем вдвоем, в приятном уединении, но, похоже, приглашение посетить храм вместе с фараоном, которое, я надеялась, распространялось на меня одну, получила половина гарема. Я поискала глазами госпожу Обеих Земель, но не увидела ее.
— А где Аст? — тихо спросила я Дисенк.
— Она уже отправилась, — прошептала та в ответ. — Великая царица не будет околачиваться в компании наложниц.
— А это кто? — украдкой указала я на женщину, сидевшую на стуле, в стороне от толпы, и с надменным безразличием взиравшую на суету.
Подле нее находились несколько стражников, руки четырех ее служанок были заняты какой-то ношей, мне показалось, что одна держит покрывало, другая шкатулку с косметикой, третья — корзину с засахаренными фруктами, четвертая — что-то еще. Со своего места мне было трудно определить возраст и происхождение женщины, но я заметила, что у нее очень желтая кожа и широкие, вразлет, брови. Они не были подведены углем. Их чернота была естественной.
— Это Старшая жена Аст-Амасарет, — тихо отвечала Дисенк. — Ты, наверное, слышала о ней. Фараон ценит ее больше всех своих жен. Она очень умная.
«Неужели?» — цинично подумала я, оглядывая ее. Она, должно быть, почувствовала, что я рассматриваю ее, потому что перевела взгляд своих иссиня-черных глаз в мою сторону и тоже воззрилась на меня. Затем царственным жестом она подняла руку, поманив меня пальцем. Пальцы были унизаны кольцами с драгоценными камнями. Жест был повелительный и однозначный. Я пробралась сквозь толпу, подошла к ней и поклонилась. Некоторое время она внимательно изучала меня, потом сказала
- Предыдущая
- 71/121
- Следующая
