Дворец грез - Гейдж Паулина - Страница 31

• Предыдущая
• 31/121
• Следующая

Злая и разочарованная, я сидела у своего окна с Дисенк, в то время как остальные слуги, те, с которыми я делила пищу и кров во время путешествия из Асвата и которые относились ко мне по-дружески, радостно собирались в саду под деревьями, ели и пили во славу Тота. Наверное, они уже забыли обо мне, думала я. Влиятельные лица дома: Харшира, Ани, Каха и другие — праздновали отдельно от рабов и кухонных рабочих, расположившись в зале для гостей. Но самого Гуи я вообще не видела. Как прорицатель он был обязан провести праздничный день в храме Тота, давая предсказания жрецам относительно наступающего года, и я не сомневалась, что он постился в уединении, чтобы подготовиться к важному событию, но день подошел к концу, а он так и не показался.

Прошел месяц тот, и фаофи, и азир. В тот год вода была высокой. Слезы Исиды были обильны,[46] значит, можно было ожидать богатых и щедрых урожаев. Сезон акхет завершился месяцем хоак, и начался перет, сезон отступающей воды. Впервые я была оторвана от неспешных, освященных веками ритуалов, которые связывали феллахов с землей. В Асвате мой отец с соседями каждый день выходили в поля, чтобы посмотреть иловые наносы, оставшиеся после разлива реки, их ноги утопали в плодородной жиже, и говорили они лишь о том, какое зерно следует засеять на том или этом наделе. Здесь, в доме Гуи, мои собственные ритуалы стали такими же однообразными, и проходившие месяцы различались для меня только спадом жары и повышением влажности, отчего в саду появились тучи москитов.

Через шесть месяцев после моего прибытия в Дельту наши занятия с Кахой приняли новый оборот. Я уже бегло читала и писала все лучше день ото дня, но дело было не в этом, изменения начались на уроках истории. Однажды после полудня, когда мы сидели на траве у бассейна под громкое кваканье лягушек, Каха вручил мне свиток. Он не начал, как обычно, со списка царей, а приказал мне читать свиток вслух. Я начала. Это было нетрудно.

— «Сто семь тысяч рабов, — произнесла я нараспев, — три четверти миллиона ароур, полмиллиона голов мелкого и крупного скота, пятьсот тринадцать рощ и храмовых садов, восемьдесят восемь быстроходных судов, пятьдесят три мастерские и верфи…» — Я остановилась и вопросительно взглянула на Каху. — Что это?

Он отрывисто кивнул:

— Продолжай.

Я повиновалась:

— «Сто шестьдесят девять городов в Египте, Куше и Сирии. Для Амона семьдесят тысяч талантов золота и два миллиона талантов серебра в год. Сто восемьдесят пять тысяч мешков зерна в год».

Список был коротким. Каха поднял руку, но я не стала сворачивать свиток. Я перечитала цифры про себя.

— Как ты думаешь, что ты только что перечислила? — спросил Каха.

Я пожала плечами:

— Это своего рода опись, а по тому, что здесь упоминается Великий Болтун Амон,[47] можно предположить, что это… это дань ему.

Огромные цифры потрясли меня. Каха раздраженно хлопнул своей метелкой, отгоняя мух, роившихся вокруг кувшина с водой.

— Правильно. Это список всего того, что принадлежит богам Египта. Слушай внимательно, Ту. Я зачитаю тебе несколько чисел, и, когда закончу, ты должна будешь взять дощечку и записать их так, как та запомнила.

Я набрала в грудь побольше воздуха и приготовилась сосредоточиться. Эти упражнения для развития памяти часто были трудными, и в такие моменты меня сильно возмущала эта счастливая способность Кахи без запинки воспроизводить неисчислимые, по-видимому, количества цифр.

— «Один человек из пятидесяти в Египте является собственностью храма, — внятно заговорил он. — Сто семь тысяч рабов. Из этого числа Амону из Фив принадлежит восемьдесят шесть тысяч пятьсот. Это в семь раз больше количества рабов, принадлежащих Ра». Повтори.

Я повиновалась, еще не позволяя себе думать, с одной только мыслью запомнить все, что он сказал.

— Хорошо, — продолжал он. — «Из трех четвертей миллиона ароур храмовой земли Амону принадлежит пятьсот восемьдесят три тысячи. Это в пять раз больше, чем у Ра, который владеет ста восьмью тысячами ароур в Оне, и в девять раз больше, чем у Птаха в Абидосе. Из полумиллиона голов скота Амон владеет четырьмястами двадцатью одной тысячей в пяти стадах. — (Я закрыла глаза, лихорадочно повторяя числа про себя.) — Из восьмидесяти восьми кораблей Амону принадлежат восемьдесят три. Из пятидесяти трех мастерских и верфей Амону принадлежат сорок шесть. В Сирии, Куше и Египте из ста шестидесяти девяти городов, принадлежащих богам, Амону принадлежат пятьдесят шесть. В Сирии и Куше у него девять. Он — единственный бог, который владеет городами за пределами Египта. У Ра сто три города». Ты успела?

Я открыла глаза и улыбнулась ему, ощутив легкий холодок беспокойства под ложечкой, и это не имело отношения к заданию.

— Ты забыл рощи и сады, — торжествующе сказала я. — Из пятисот тринадцати храмовых рощ и садов как много принадлежит Амону?

Он не улыбнулся мне в ответ.

— Четыреста тридцать три, нахалка. Теперь повтори.

К своему изумлению, — думаю, он тоже немало удивился, — я сделала упражнение без единой ошибки. Будто его голос послал информацию прямо в надлежащее место в моей голове, которое было предназначено строго для этих цифр.

— Священная Исида, — прошептала я. — Какое богатство! Семьдесят тысяч талантов золота! И серебро, Каха! Десять миллионов шестьсот тысяч дебенов! Я не могу…

— На один дебен серебра можно купить достаточно еды, чтобы прокормить девять человек в течение года, — сказал он резко. — По последней налоговой переписи фараона население Египта составляло пять миллионов триста тысяч. На ежегодную дань серебром Амону можно купить еды для целой страны на девятнадцать лет. У него в семнадцать раз больше серебра, в двадцать один раз больше меди, в семь раз больше скота, в девять раз больше вина и в десять раз больше кораблей, чем у любого другого бога. — Его тон был безразличным, он, не мигая, наблюдал за мной.

Холодок у меня в животе становился болью.

— Амон могущественный бог, — сказала я, то ли соглашаясь, то ли возражая, не знаю. — Ты учил меня, что много хентис назад, когда Египет был в руках варваров-захватчиков, Амон укрепил руку великого Осириса, первого царевича Секененры из Фив, и с божьей помощью он вытеснил гиксосов[48] и вернул народу его страну. В знак любви и благодарности царевич возвысил Амона, и тот стал величайшим богом Египта. Он заслуживает наших подношений.

Я подумала о любимом в Асвате Вепвавете, как люди приходили в дни празднований бога с подношениями для него, принося все, что могли себе позволить. Это были цветы или свежеиспеченный хлеб, голуби, благоговейно вытканные льняные одежды, иногда даже целый бык; и каждый из мужчин отдавал свое время пахоте, сеянию и жатве на маленьком наделе земли, что принадлежал богу.

— Да, заслуживает, — согласился Каха, но я была уверена, что расслышала в его голосе нотку сарказма. — Но разве не фараон Гор Золотой есть воплощение бога на земле? Разве он тоже не заслуживает наших подношений и подношений жрецов, которые, несомненно, и его слуги тоже, в силу его божественного происхождения?

Я не знала, к чему ведет этот разговор, но почувствовала тревогу. Я не хотела слышать, что собирается сказать Каха, как будто у меня было предчувствие, что после его слов с меня слетит еще один слой наивности.

— Думаю, это так, — согласилась я осторожно. — Конечно, фараон — сам бог.

— Тогда почему храмы освобождены от уплаты налогов? Почему состояние царской казны — это стыд и позор для каждого египтянина, который любит и почитает своего царя? У меня есть еще один урок истории для тебя, Ту. Слушай внимательно и не забудь цифры, которые ты услышишь и повторишь но памяти сегодня, потому что они — бесчестье для этой благословенной страны. — Он говорил без нажима, без злости, однако мне показалось, что воздух между нами задрожал от напряжения, как марево в пустыне, — Фараон имеет право на десятую часть всего урожая зерна и скота с государственных земель, от налогов и единоличных владений. Но он не может трогать громадное богатство богов. Из этой десятой части он должен обеспечивать государственных сановников и исполнительную власть Египта. Он должен платить армии. Он должен обеспечивать свою семью и гаремы. И он должен непрерывно умиротворять слуг богов, чья жадность ненасытна и чья власть теперь почти абсолютна. — Он отложил метелку и положил руки на свои белые колени. Его пальцы были совершенно расслаблены.

• Предыдущая
• 31/121
• Следующая