Чингисхан. Книга 2. Чужие земли - Волков Сергей Юрьевич - Страница 5
- Предыдущая
- 5/47
- Следующая
Тычу грязным ногтем в голубую ниточку реки Пяндж.
— Мы идем туда.
— В Вахан? — оживляется Нефедов. — Но почему?
— Нам надо в Китай.
Профессор едва ли не подпрыгивает на месте. Лицо его светится торжеством.
— Все же Китай! — восклицает он, потирая руки, и тут спрашивает сам у себя: — Но где? Джунгария? Кашгар? Внутренняя Монголия? Тогда почему мы здесь? А, Артем?
Последний вопрос адресован мне. Пожимаю плечами. Нефедов несколько секунд ждет, но так и не получив ответа, начинает рассуждать вслух:
— Чингисхан умер или погиб во время войны с тангутами, с империей Си Ся. Считается, что после смерти его тело отвезли в Монголию и там похоронили, но все попытки обнаружить могилу оказались тщетными. Ты знаешь, что ее ищут уже семьсот лет? Ищут сами монголы, ищут китайцы, русские, англичане, немцы, американцы, японцы… Я всегда был уверен, что Чингисхан похоронен в другом месте, не на родине. Значит, Китай… Интересно, интересно. Стало быть, Пржевальский был прав!
— При чем тут Пржевальский?
— А ты вообще знаешь, кто это?
— Путешественник. Лошадок диких нашел, с тех пор их так и называют — лошади Пржевальского, — устало бормочу я и ложусь на камни.
Мне все надоело. Я не понимаю радости Нефедова. Мне хочется тишины и покоя…
— Лошадок! — фыркает между тем профессор. — Во-первых, Николай Михайлович Пржевальский был офицером Российского Генштаба, членом Русского географического общества. Участвовал в подавлении польского восстания, имел награды от императора. Во-вторых, он предпринял несколько экспедиций в Азию — в Монголию, Китай. Оставил после себя множество научных трудов, составил карты, которыми наши военные пользовались до тридцатых годов. Его именем назван горный хребет на Кунь-луне. В-третьих, по слухам, он — отец Сталина. А ты говоришь — лошадки…
— Отец Сталина? — я нахожу в себе силы улыбнуться. — Каким образом?
— Это темная история. Пржевальский якобы останавливался в селении Гори и снимал комнату по соседству с семейством Джугашвили. Глава семьи в этот момент отсутствовал — уехал на заработки. А через девять месяцев родился мальчик, названный Иосифом. Будущий Сталин. В пользу этой версии говорит невероятное портретное сходство. Это просто одно лицо!
Я смеюсь в голос. Развлек меня профессор, что и говорить! Одно лицо… А Ленин и Хошимин — братья по матери, ха-ха!
— Но главное — не это! — Нефедов отбегает на несколько шагов и, отчаянно жестикулируя, едва ли не кричит. — Пржевальский в своих экспедициях вольно или невольно повторял маршруты походов армий Чингисхана! Он исследовал местность, опрашивал аборигенов, особенно стариков и лам, хранителей древних легенд и сказаний. Я уверен — он тоже искал… Жаль, судьба оказалась жестока к этому удивительному человеку.
— А что с ним случилось?
— Во время своей последней экспедиции, в Кашгарии, на реке Аксу, он подхватил какую-то заразу. Экспедиция едва успела вступить на территорию Российской империи через перевал Бедель, это рядом с пиком Хан-Тенгри, как Пржевальскому стало плохо. Он проболел некоторое время и умер в городе Каракол, теперь он называется Пржевальск. Николая Михайловича похоронили на берегу озера Иссык-куль в двойном гробу — деревянный вложили в железный. Так хоронили в Древней Азии вождей и правителей…
Он еще что-то говорит, сверкая глазами, а я сижу как пораженный громом.
Пржевальский искал могилу Чингисхана, причем явно — настоящую могилу. Он знал! И почти нашел ее! Если бы не болезнь, этот усатый путешественник наверняка обшарил бы окрестности Хан-Тенгри.
Конечно, вряд ли он хотел оживить Потрясателя Вселенной. Золото и прочие сокровища его тоже не интересовали — они находятся в обманной могиле на Хантае.
Что было нужно Пржевальскому? Скорее всего, то же, что и Нефедову.
Волк. Могущественный предмет, вызывающий страх у врагов. Гунны с помощью волка завоевали едва ли не половину мира, сокрушив непобедимую Римскую империю. Чингисхан пошел дальше и создал величайшее в истории государство. И все это благодаря волку.
Передо мной вдруг, впервые за все время, открывается некая моральная сторона проблемы: а ведь если Чингисхан возродится к жизни, он начнет войну. Он этого хотел еще тогда, перед смертью. У войны этой будут благие, как он считает, цели. Но это будет война, и вести ее будут люди нашего времени, с нашим оружием. А значит — миллионы погибших, разрушенные города, выжженные земли, кровь и смерть.
Так, может быть, не стоит тревожить тело великого завоевателя? Пусть почиет вечно в ледяной пещере под Хан-Тенгри вместе со своим волком?
Или отдать волка? Вот тому же Нефедову? Хм… А ведь человек, хладнокровно бросивший умирать раненого, получив в руки такой предмет, может натворить бед еще больше, чем сын Есугея-багатура. У того были хоть какие-то, пусть и дикарские, но принципы. А у профессора? Он сам сказал: во имя достижения цели можно пойти на все.
— Ты слушаешь? — Нефедов нависает надо мной, пытаясь понять, о чем я думаю.
— Ага. Игнат, скажи пожалуйста — как ты нашел меня? Как ты узнал про мой предмет?
Он отодвигается, в задумчивости скребет бороду.
— Хорошо, но давай откровенность за откровенность: ты скажешь, куда он тебя ведет, — и, видя, как изменилось мое лицо, поспешно добавляет: — Хотя бы примерно, идет?
— Идет. Но ты первый.
— Нет, ты!
— Ты!
— Детский сад! — раздраженно выкрикивает Нефедов. — Ладно, слушай: я много работал в архивах и нашел упоминания о странной шкатулке, передававшейся из поколения в поколение в роду потомков Елюй Чусая. Мне удалось проследить историю вашей фамилии. Я обнаружил, что Чусаевы живы до сих пор. Я даже видел шкатулку!
— Видел?!
— Ну да. Лет пять назад я встречался с твоим ныне покойным дядей. Представился любителем древностей, предлагал купить у него шкатулку, да он отказался. Ну, а дальше ты знаешь — Николай Севостьянович умер, шкатулка по наследству досталась тебе. Наше знакомство в гостинице «Татарстан»…
— Было не случайным?
— Да.
Я зло матерюсь.
Нефедов иронично улыбается. Сволочь! Пересиливаю желание схватить «Бур» и выстрелить в его выпуклый потный лоб. Одному мне в горах не выжить, это раз. А два — я не он. Я не стану стрелять в безоружного. Хотя у него же есть пистолет. Но все равно — не стану.
Чтобы отвлечься и успокоиться, спрашиваю:
— У тебя есть предмет?
— Нет, — Нефедов проводит большим пальцем над бровями. — Глаза. Видишь? Если бы я владел предметом, они поменяли бы цвет, вот как у тебя. Кстати, именно то, что твои глаза стали разноцветными, подтвердило мои догадки о предмете в шкатулке.
— А откуда ты узнал? Вроде в гостинице у меня все еще было в норме?
— Один твой приятель рассказал. Не бесплатно, конечно.
— Бики?
— Нет, его звали Виктором.
— Витек?!
Скриплю зубами. Положительно, сегодня день неприятных новостей и открытий. Витек Галимов, верный мой друг с самого детства, оказался стукачом. За моей спиной за деньги — за деньги! — он рассказывал обо мне Нефедову. Вот и верь после этого людям…
— Мне, конечно, стоило немалых трудов держать тебя в поле зрения. А когда я увидел, как действует конь, как он коверкает твою судьбу, то даже испугался, — продолжает вещать профессор. — Сложнее всего оказалось с Афганистаном. Но я хитрый. И умный.
— Не то слово.
Неожиданно он отрывисто приказывает:
— Теперь ты!
Теперь я… Вроде бы я обязан сказать правду; как известно, уговор дороже денег. Но у меня есть твердая убежденность: таким, как Нефедов, нельзя давать в руки власть. А волк — это именно власть, безграничная и жестокая.
Собираюсь с духом и медленно произношу:
— Твой Пржевальский был прав. Он почти нашел. И умер буквально в двух шагах от…
— От чего?! От могилы или тайника?
— Я не знаю, — пряча глаза, отвечаю я, а про себя думаю: «Я и так сказал достаточно».
— Но хоть как называется то место? — Нефедов хватает меня за грудки, трясет. — Говори! Говори, ну же!
- Предыдущая
- 5/47
- Следующая