Чингисхан. Книга 2. Чужие земли - Волков Сергей Юрьевич - Страница 28

• Предыдущая
• 28/47
• Следующая

Ага, это уже Нефедов.

— Какое чудесное утро! — похоже, Слащев уже успел принять стакан спирта.

— А что там плывет? — глазастый Нефедов замечает наш приближающийся к скальной щели плот.

— Сто тридцать один, сто тридцать два, — шепчу я.

— Господин профессор, — с обидой в голосе обращается к Нефедову штабс-капитан. — Мне кажется, или с нами не желают разговаривать?

— Джентльмены, сорри! — отвлекается от счета Бейкоп. — мы есть быть заняты.

— Чем это, интересно? — я слышу, как Слащев спрыгивает с лошади.

Плот скрывается под скалой.

— Сто тридцать восемь, сто тридцать девять, сто сорок… Ложись!! — ору я на всякий случай.

Два боевых офицера и опытный Нефедов выполняют команду с отменной скоростью и четкостью. Взрыва мы не слышим. Просто вдруг вздрагивает земля, скальный массив выбрасывает из всех трещин и щелей пыль, мгновенно исчезая в бурой дымке, а потом огромный утес, под который уходит река, проседает и рушится. Грохот бьет по ушам. Ему на смену приходит тяжелый подземный гул. Скалы проваливаются одна за другой, исчезая в какой-то исполинской каверне. Но самое страшное не это. Из-под них вдруг вырывается пенистый поток, широко разливающийся по долине.

— Вы это… одурели, что ли?! — тыча пальцем в надвигающийся водяной вал, кричит Нефедов.

— По коням! — орет Слащев, взлетая в седло.

Поздно. Я вижу округленные ужасом глаза майора, хватаю лежащий на земле карабин — и тут нас накрывает. Меня подхватывает, словно ветку, куда-то несет, переворачивая. Сжимая цевье карабина, я задерживаю дыхание и молю всех богов — только бы не захлебнуться…

Подниматься по скалам вместе с прибывающей водой — странный способ восхождения. Я удерживаюсь на камнях тех пор, пока вода не подступает к самым ноздрям, затем я всплываю и перебираюсь на очередной уступ. Вода холодная. У меня зуб на зуб не попадает. Вожделенные черные камни находятся прямо надо мной. Закатное солнце светит ярко, каждая глыба, каждая трещина видны, как на ладони.

А вот долины Неш больше не существует. Точнее, вода еще не окончательно затопила дальний от меня, северный ее край. А тут, у нас на юге, уже разлилось огромное мутное озеро. По его поверхности плавают вырванные с корнем деревья, трупы животных и людей. Наверное, примерно так же выглядели воды Всемирного потопа, залившего в доисторические времена всю землю.

Над новообразованным озером кружат потерявшие свои гнезда птицы. Однажды я видел живого человека. Он проплыл метрах в ста от меня, держась за какую-то корягу. Я кричал ему, думая, что это майор, но одинокий пловец меня не услышал. Его затянуло в водоворот, мелькнули руки, темное пятнышко головы…

Бедняга Бейкоп сгинул вместе с Нефедовым и Слащевым, когда нас накрыло водяной горой. Я не ахти какой пловец, поэтому немало удивился, когда у меня получилось вынырнуть да еще и не потерять карабин. Впрочем, везение на этом закончилось — оружие очень тяжелое, вода бурная, а до подножья скал плыть довольно далеко. И я бы непременно утонул, но течение вынесло меня к своеобразному плавучему острову, состоящему из веток, сухой травы, земли, тростника и всякого мусора. Держась за этот созданный самой природой плотик, я медленно пересек бурлящие воды и выбрался на скалы.

Поднимаясь вместе с водой все выше и выше, пытаюсь понять, что же произошло. По всей видимости, под скалами находилась огромная пещера с подземным озером. Взрыв динамита обрушил ее своды, и вода хлынула наружу, в долину. Иного объяснения у меня нет.

Солнце опускается совсем низко. Закат окрашивает все вокруг в багрянец. Алые облака плывут по небу, напоминая куски окровавленного мяса. Скоро начнет темнеть. Выбираюсь на ноздреватую глыбу, прикидываю расстояние до ближайшего камня. Еще плыть да плыть… Сжать зубы и сконцентрироваться на подъеме. Надо добраться туда до четырех утра. Не упасть не потерять сознание, не утонуть в конце концов. Добраться и досидеть до рассвета. В четыре утра должна появиться линза. В четыре утра можно будет попробовать пройти в нее. Проследовать за птицами. И неизвестно еще куда…

Смеркается. Солнце село за зубчатую стену гор. В быстро наступающей темноте слышу плеск воды и голоса.

Голос Нефедова я узнаю из тысяч других, все же с этим человеком мы съели не один пуд соли. С кем беседует профессор, тоже понятно, хотя я с гораздо большим удовольствием услышал бы голос майора Бейкопа.

Но, в конце концов, все мы — люди, а люди должны помогать друг другу, тем более в нынешних обстоятельствах. И я кричу в темноту:

— Эй, сюда!

— Стреляй, Артем! — хрипит Нефедов, пятясь к костру.

Револьвер дрожит в руке профессора. От страха он жмет и жмет на спуск. Патроны в барабане уже расстреляны, и оружие издает лишь сухие металлические щелчки.

Мерзкое хихиканье доносится теперь со стороны высохшего дерева. Я вскидываю карабин. Два патрона. Всего два. Эта тварь перемещается очень быстро. Еще она невероятно живуча. Несчастный Слащев стрелял в упор. Он разрядил в плоскую голову, покрытую жесткой седой шерстью — или волосами? — барабан своего нагана. И был убит. Тварь оторвала ему голову, выломала руку и убежала в ночь, подскакивая на ходу, словно обезьяна. Но это не обезьяна, потому что я точно знаю: не бывает обезьян-людоедов. А тварь — людоед. Она на моих глазах отгрызла палец с оторванной руки Слащева.

Мы блуждаем в лабиринте аномальных зон уже несколько дней. Нам удалось выйти за пределы хроноспазма, но то, куда мы попали, оказалось ничуть не лучше. Чего уж там, тут было гораздо хуже.

Выбраться из долины, ставшей озером, оказалось не так просто. В конце концов, замерзнув до полусмерти, мы со Слащевым и Нефедовым вскарабкались по скалам наверх, к черным камням. А затем ушли в дыру, или, как называл это странное образование Бейкоп, в линзу.

Наверное, нам должно было быть страшно. Но мы так измучились, что просто, безо всякой опаски, один за другим пролезли в линзу, как в нору. И очутились на океанском побережье. Прибой накатывал на желтый пляж пенные валы, в воздухе парили большие белые птицы. А позади нас высились установленные в ряд каменные истуканы с огромными носами. Я хорошо помню расширенные от удивления глаза Нефедова и его непроизвольный вскрик:

— Рапа-Нуи!

Я тоже узнал остров Пасхи. И тоже удивился. Самым хладнокровным из нас оказался штабс-капитан. Мы с профессором уже собирались бежать к статуям, чтобы осмотреть и потрогать их, когда Слащев указал на толпу аборигенов, надвигающуюся со стороны невысокой горы.

— Пора уходить, господа.

И мы ушли в линзу, висящую в воздухе прямо над песком. Можно было бы ожидать, что пространственная нора примет нас обратно на скалы, но все оказалось куда сложнее и вместо камней перед нами предстали лиственницы, покрытые мхами и лишайниками. Под ногами сочно чавкало болото, мириады комаров и мошек набросились на нас. В довершении всех бед линза, из которой мы выбрались, куда-то исчезла. Мы несколько часов блуждали по тайге, видели ржавую табличку со странной надписью «Бараки Ада». Потом вышли к небольшой речушке. По ее берегу вилась грунтовая дорога. Указатель, вполне себе современный, гласил: «Поселок «Алые Зори»». Я уже начал прикидывать, как мы будем объясняться с поселковым начальством, компания-то у нас просто аховая: белогвардеец, офицер-дезертир и сбежавший из госпиталя солдат. Но тут Слащев заметил линзу. Так мы очутились в этой пустыне, населенной жуткими существами…

Хихиканье приближается.

— Сядь к костру, — говорю я Нефедову. — Если что — попробуй бить его огнем. Все звери боятся огня.

— Это не зверь, — дрожащим голосом отзывается профессор. — Неужели ты еще не понял?

В темноте раздается шарканье лап. Или ног? Я целюсь на звук, но не стреляю. Два патрона — тут надо бить наверняка.

— Лев Николаевич рассказывал мне, — продолжает Нефедов, — что его отец во время своих экспедиций в Абиссинию встречался с подобными созданиями. Он называл их пустынными демонами…

• Предыдущая
• 28/47
• Следующая