Чингисхан. Книга первая. Повелитель Страха. - Волков Сергей Юрьевич - Страница 17

• Предыдущая
• 17/53
• Следующая

— Я ничего не помню, я пьяная была.

— От чая? — злобно бросаю я, а самому хочется ударить эту бестолочь. Или обнять и успокоить.

— Мамочки, что же я наделала?

Быстро обуваюсь, набрасываю ветровку.

— Давай сюда эту сумку и адрес.

— Артемочка…

— Быстро!

Хочется как можно быстрее уйти из дома, чтобы больше не видеть ее опухшего от слез лица и не слышать этих тошнотворных оправданий. Поднимаемся на пятый этаж, забираю сумку и на слух запоминаю адрес. Внутри все кипит от желания размазать эту гниду Бики по стенке. Или схватить за горло и вырвать кадык.

Шурша опавшими листьями, подхожу к нужному дому. В переулке темно, единственный фонарь заслоняют ветви старой липы. Впереди возникают человеческие фигуры. Парни, взрослые, здоровые парни. Пятеро… нет, шестеро. Они выстраиваются в ряд, загородив проход.

Во рту становится сухо, сердце бросается в галоп, посылая мозгу сигналы: «Внимание! Будь начеку!». «Да что ж такое! Как у Высоцкого — «они стояли, молча в ряд, их было восемь». Надо линять», — проносится у меня в голове. Перехватываю сумку поудобнее и останавливаюсь. Нас разделяет метра четыре. Если сорваться прямо сейчас, то не догонят. Дворовый кодекс чести гласит, что одному убежать от шестерых не зазорно.

— Стоять! — кричит один из парней. Они уже поняли, что добыча ускользает из рук.

— Хрен тебе! — весело отзываюсь я и бросаюсь обратно. Сухие листья взвиваются в воздух — и с шуршанием опадают на асфальт, потому что я тут же останавливаюсь. Передо мной — два милиционера. Луч фонарика светит мне прямо в лицо.

— Не суетись, — ласково советует один из стражей порядка. За спиной слышится топот. Парни окружают меня. Я ничего не понимаю. Уличная шпана заодно с ментами? Так бывает?

Еще один фонарик слепит мне глаза.

— Боевая комсомольская дружина, — рычит в ухо один из парней, похоже, тот, что кричал «Стоять!». — Что у вас в руках?

Я прячу сумку за спину, интересуюсь:

— А документы можно посмотреть?

Вопрос про документы я задаю скорее от отчаяния. Обращение на «вы» мне уже все разъяснило, это и впрямь БКД. Запоздало припоминаю — в универе кто-то накануне говорил, что у бэкэдэшников готовится совместный с милицией рейд по танцплощадкам, дворам и подвалам. Но здесь-то, в тихом переулке, они что делают?

Тем временем командир БКД показывает мне удостоверение и нетерпеливо пинает сумку ногой:

— Ну, что там у нас?

— У вас — ничего, — я стараюсь сохранять спокойствие. Про БКД ходит много нехороших слухов, вплоть до того, что они бритвами режут клеши и воротники у рубашек. В Москве, говорят, эти дружины давно отменили, а у нас вот до сих пор встречаются еще любители толпой поиздеваться над каким-нибудь модником. Но только я-то тут причем? Одет я обычно, без выпендрежа.

«Значит, они с самого начала сидели тут в засаде и ждали Бики. Или Надю? Или меня?».

— Хватит вола за хвост тянуть, — говорит один из милиционеров и командует мне: — Открывай.

— Это не моя, — отвечаю я ему и ставлю сумку на асфальт.

— А чья?

— Нашел. На остановке стояла, вон там, — я машу рукой в сторону трамвайных путей.

— Да-а? — притворно удивляется милиционер.

Бэкэдэшники дружно ржут. Смешно им, гадам… А ведь любой мог бы оказаться на моем месте. Или не любой? Или это я один такой доверчивый лопух?

Второй мент садится на корточки и, подсвечивая фонариком, вжикает молнией сумки.

— Ну, ни хрена себе, — пораженно произносит он. Гогот смолкает — все наклоняются над сумкой. Я через плечо одного из парней вижу упакованные в прозрачные пакеты нейлоновые колготки с фирменными наклейками, какие-то красочные журналы, флакончики лака для ногтей…

— Документы при себе есть? — мент с фонариком крепко берет меня за локоть.

Документов, ясное дело, нет. Да и кто будет таскать с собой паспорт ночью в своем городе? Не за границей же!

— Вам придется проехать с нами.

Вот это номер. Я иду следом за ментами к желтому «Уазику», в народе такие называют «луноходами» за синие мигалки на крыше. Мозг разрывает от количества версий. Подстава или совпадение? Правду ли говорила Надя? Или ее заставили? Или решила так жестоко отомстить? Может быть, Бики подговорил Надю меня подставить? Но зачем? Устранить как соперника по сборной? Или как соперника самца? Бред! Бред-то бред, но с поличным взяли меня и, судя по всему, это чей-то хорошо продуманный план. Как всегда, вопросов больше, чем ответов. Дверца уазика с шумом захлопывается, словно перерубая еще одну нить, связывающую меня с моим безоблачным прошлым.

Из милиции, Вахитовского РУВД, расположенного в одном из самых «веселых» районов Казани — Калуги, меня отпускают в одиннадцатом часу вечера. Нахлебался я там, что называется, по полной. Пальцы мои черны от типографской краски, с помощью которой снимают отпечатки, щеки мои горят от пережитого унижения — меня обвиняют в спекуляции! Но это не самое страшное. В сумке, помимо импортного барахла, оказались какие-то журналы с голыми бабами и западными рок-звездами. Оперативный дежурный, оформлявший протокол, заставляет меня подписать его и обещает «пристальное внимание» к моей персоне со стороны органов госбезопасности. Кроме того, будет «телега» в университет и штраф. Чудно, просто чудно!

Но и я в долгу не остался. В какой-то момент злоба, клокотавшая во мне, выплеснулась и я наорал на ментов, как тренер на проигравших футболистов. Как только я их не полоскал! И жандармами обозвал, и уродами слепошарыми, и жаловаться обещал в прокуратуру (знать бы еще, где она находится), и экспертизу требовал провести, чтобы выяснить — есть ли мои отпечатки пальцев на вещах.

— Ага, ты еще спектральный анализ закажи, — спокойно выслушав меня, с иронией подсказал дежурный и, обращаясь к зашедшему в кабинет старлею, сказал: — Смотри, какая фарца нервная пошла! Его с поличным взяли, а он права качает!

— Глаза-то у него какие модные! Тоже, небось, из-за границы?

Уроды хохочут, направляя свет лампы мне в лицо.

— Где купил такие?

— А ты выковырни и на обратной стороне посмотри.

— Себе поковыряй, — вяло огрызнулся я, прикрывая глаза рукой. От яркого света я испытывал неприятную резь.

— Ты его законопать на пятнадцать суток, пусть о жизни подумает, — посоветовал старлей, забрал какую-то папку и ушел.

— Пятнадцать суток… — задумчиво проговорил дежурный, разглядывая меня. Я с трудом заставил себя успокоиться и тихо сказал:

— Не надо… Извините.

— То-то! — обрадовался милиционер и пододвинул мне протокол. — Подписывай!

…Я шагаю по темным улицам и мысленно представляю, что я скажу своей бывшей невесте. За высокими заборами шелестят остатками листвы яблони и вишни. Калуга рано ложится спать. В это время суток по улицам здесь шастают только «конторы» — так зовутся шайки парней, промышляющих уличным разбоем.

Но мне все уже по барабану. Контора так контора, плевать. Жизнь моя, некоторое время побалансировав на гребне, катится куда-то вниз, в темноту…

Когда я подхожу к автобусной остановке на улице Вишневского, в довершение всех бед начинается дождь. Не моросящий осенний дождик, а настоящий проливной дождь с сильным ветром! Крыша остановки не спасает, я мгновенно промокаю до нитки. Покачиваясь на ухабах, подъезжает огромный рейсовый ЛИАЗ, прозванный в народе «скотовозом». Автобус светится в ночи, напоминая передвижной аквариум. Захожу, протягиваю кассирше рубль — меньше у меня нет — и замечаю, что пальцы мои оставили на купюре черные следы.

Мне стыдно. Кажется, что все немногочисленные вечерние пассажиры смотрят на меня с осуждением. Я преступник, спекулянт, антисоветчик. Мною будет интересоваться КГБ…

Согревшись в автобусе, я выхожу на «Пионерской» и дождь с ветром набрасываются на меня с новой силой. Захожу во двор, в лицо летят мокрые листья. Меня бьет озноб. Внезапная слабость делает тело неподъемным, ноги подкашиваются, словно не в силах выдержать вес и я падаю на ближайшую скамейку, больно ударившись скулой об холодные железные перила. Еще секунда и меня уносит в далекий XII век…

• Предыдущая
• 17/53
• Следующая