За кроваво-красной дверью - Камерон Лу - Страница 32

• Предыдущая
• 32/43
• Следующая

— Странно пахнет, — настаивала она, еще раз понюхав. — Думаю, сюда добавлен тимьян или розмарин.

— Отнесу для проверки Хуану Вальдесу. — Я пожал плечами, подняв чашку и понюхав. Мне казалось, что мой кофе в полном порядке. Я сделал экспериментальный глоток и сказал: — Ты рассказывала мне о розах.

— Морган, — сказала Пат вполне серьезно. — Я не думаю, что нам следует это пить!

— Да ну, послушай, — засмеялся я. — Теперь ты думаешь, что они подсыпали в… гм, понимаю!

Я встал и пошел на кухню, снял с полки почти пустую банку кофе и открыл свежую, которую только что купил. Сунув в них по очереди свой нос, я обнаружил, что легкая разница все же была.

Пат присоединилась ко мне, когда я заклеивал почти пустую банку липкой лентой:

— У тебя хороший нюх. Может, кофе просто прогорклый. Мы это узнаем, когда я переправлю его в лабораторию.

— Господи! — вздохнула она. — Ты же не думаешь?..

— Я не знаю, что и думать, — ответил я мрачно. — Но кто-то недавно подсунул мне отраву, и мы лучше откроем свежую банку, пока не узнаем, что было в этой.

Я взял наши почти полные чашки и вылил их в бутылку из-под сливок, сполоснул в раковине и достал новые.

Затем, за чашкой свежего кофе, Пат рассказала мне о розовой аренде. Это действительно была очаровательная история. К старому Зигмунду Келлеру обратились с просьбой построить на его земле церковь. Приход был очень беден, и к тому же другого вероисповедания, чем Келлеры. Однако старик отдал для постройки церкви пять акров земли за ежегодную плату в размере одной июньской розы.

— Это стало народным праздником в Аллендорфе, — рассказывала Пат. — Ежегодно в июне викарий на ступенях церкви вручает самому младшему члену семьи Келлеров идеальную красную розу. Помню, когда я была маленькой, была моя очередь быть Фройляйн фон ди Розен. Я была одета в моравский национальный костюм, и меня фотографировали на ступенях церкви. По-моему, я тогда очень растерялась.

— Готов поклясться, что ты выглядела восхитительно. — Я улыбнулся. — А чья очередь собирать арендную плату в этом году?

— Да я и не знаю. Думаю, дочки моей кузины Бэт, Сары Джой. Я сейчас редко езжу в Аллендорф.

— Но арендная плата все еще взымается, — задумчиво проговорил я, разглядывая странный цветок на столике.

Пат задумчиво кивнула:

— Вот почему это так меня тревожит, Морган. Я имею в виду, кто в университете мог знать, что я когда-то принимала эту июньскую розу? Это было так давно, и я не помню, чтобы я вообще кому-то об этом рассказывала!

— Должно быть, кому-то ты все-таки рассказывала. Или, может быть, это здесь совершенно ни при чем. А есть ли у черной розы, э-э, какое-нибудь религиозное значение?

— Не знаю, — нахмурилась она. — Красная роза означала любовь в средние века, а белая всегда была символом чистоты. Но черная? Этого нет в символике ни одной официальной религии.

— А как насчет неофициальных религий?

— Ты имеешь в виду колдовские культы?

— Колдуны, друиды, вуду и что угодно другое.

— Честно говоря, я не знаю. Но, Морган, это меня пугает!

— Меня тоже не очень-то веселит, — пробормотал я. — Эту штуку я тоже отнесу в лабораторию, ты не против?

— Господи, нет, конечно. У меня от нее мурашки бегают.

Я засунул черную розу обратно в конверт, а конверт положил на полку вместе с подозрительным кофе.

Когда вернулся и сел на диван, Пат насторожилась и прошептала:

— Морган! Что это было?

Наклонив голову, я прислушался. Потом пожал плечами и сказал:

— Похоже, где-то кошки дерутся. Сейчас у них, по-моему, время спаривания. Здесь в окрестностях множество кошек развелось в последнее время.

— В университетском городке тоже. — Она сдвинула брови. — Я видела сегодня вечером, как огромный зверь несется по траве. Сначала я приняла его за кролика. Но потом увидела, что у него короткие уши…

— Подожди, — перебил я. — Ты видела, говоришь, большого бесхвостого кота?

— А, так вот что это было! Я знаю только, что он большой и черный и прыгал, как кролик. По-моему, у него вообще не было хвоста.

— Это был Бесхвостый, — категорически заявил я. Затем я нервно рассмеялся и сказал: — Знаешь, чем занимаемся, Пат? Мы сами себя запугиваем! Когда на улице темнеет, мы начинаем размышлять, что там может шевелиться!

— Надеюсь, что так! — Пат передернуло. — Но столько странных вещей произошло за последнее время, а теперь эта неприятная выходка с розой, и… черт побери, я думаю, что мы просто имеем право испугаться!

Не отвечая, я некоторое время прокручивал в голове все, что она сказала.

Роза могла попасть на ее кровать десятком разных способов, и скорее всего вся эта затея была неудачным проявлением университетского юмора. Но все же Пат мне помогала, и Мерлин Плью говорил с ней, правда давно и еще когда он находился на этом свете.

Я спросил, не могла ли она случайно упомянуть о розовой аренде в беседе со старым колдуном. Она покачала головой:

— Конечно, нет. Я также не упоминала о том, что, когда мне было шесть лет, я ездила на пони. Я вот сижу и пытаюсь вспомнить хоть кого-нибудь, кому я это могла рассказать. Но, Морган, я никому этого не рассказывала!

— Ты говорила, что тебя фотографировали, — заметил я.

Она подумала и ответила:

— Но я же тогда была маленькой девочкой!

— Но ты попала в местные газеты, — настаивал я. — И некоторые из твоих друзей и родственников наверняка вырезали из газет твой портрет, чтобы сохранить на память.

— У меня когда-то был альбом, — она сдвинула брови, — но он, по-видимому, давно пропал.

— А что с ним случилось, Пат?

Она долго размышляла, пожевывая картофельный чипс, отпила глоток кофе и ответила:

— Должно быть, я оставила его вместе со всем остальным на хранение, после того как муж умер. Ты знаешь, что я была замужем, не так ли?

— Дядя Дэй как-то упоминал об этом, — соврал я.

Она безучастно кивнула:

— Странно, но теперь кажется, что это все было очень давно и очень далеко отсюда. Я едва помню те ужасные дни, после того как это произошло. У нас был хороший брак, а он умер так неожиданно.

— Я знаю, — успокоил я. — Но что насчет альбома?

— Э, это просто глупый набор сентиментальных вещей, накапливавшихся с годами. — Она пожала плечами. — Думаю, я находилась под впечатлением того, что считалась первой красавицей Аллендорфа. Я даже пыталась стать Мисс Карнавальная Америка, но это было так давно, что мне даже стыдно говорить, когда именно. В альбоме и были всякие такие вещи. Вырезки из школьной газеты, мой диплом, статьи обо мне, когда я занималась в театральной группе. Потом выросла и встретилась с реальностью лицом к лицу.

— В двадцать лет мы все считаем себя принцами и принцессами, — отозвался я. — Но ты мне еще не сказала, что случилось с альбомом, Пат.

— Я пытаюсь вспомнить, — возразила она. — Но я не помню, что я с ним сделала. Всю мебель я отдала на хранение, когда продала дом. Я очень любила этот дом, но я не могла там оставаться одна, когда умер Карл. Он казался таким пустым, и, по-моему, там были привидения.

— Понимаю.

— Не то чтоб я ожидала встретить Карла на лестнице. — Она говорила задумчиво, как бы про себя. — Или даже чтоб я этого боялась. Мы хорошо относились друг к другу, и я… О Господи!

— Что такое? — Я сдвинул брови. Пат Вагнер уставилась куда-то, как будто увидела привидение, и когда я положил руку ей на плечо, я почувствовал, что она трясется, как замерзший котенок. Я мягко ее потряс. — Эй, в чем дело, что такое?

— Я просто вспомнила кое-что. — Она передернула плечами. — Это совершенно выскочило у меня из головы! Я ни одной живой душе об этом не говорила!

— Ну так скажи мне, Бога ради!

— Карл умер в один из дней июня. — Она вздохнула, все еще глядя неопределенно в пространство. — Он работал в саду, и это, должно быть, случилось перед обедом. Я помню, что я вообще не ела в тот вечер, а когда я вызвала врача, солнце было все еще высоко.

• Предыдущая
• 32/43
• Следующая