Дети бездны - Витич Райдо - Страница 1

Каждая мечта имеет свой цвет, вкус и даже запах. Мечтая о розах можно не только представить их, но ощутить бархат их лепестков на кончиках пальцев и почувствовать сладковатый аромат бутонов.

Диана всегда считала это чудом Господним.

Аделия — бесовским промыслом.

Диана мечтала широко и открыто, Аделия боялась нагрешить даже в помыслах.

Может поэтому Адель благословили, а Диану по сути распяли?

Девушка тяжело вздохнула: отчего же так жестоко?

Мечта как парение в небесах, а лишение ее, как падение вниз, с высоты облаков и со скоростью камня, пущенного из пращи.

Как же больно "падать".

Девушка осела у стены, не зная, что делать.

Смириться? Как если душа рвется к нему, сердце кричит от одной мысли, что он достанется другой. И не просто другой — родной сестре.

Диана сжала кулачки в порыве и закричала. Не сдержалась, не смогла.

Вместе с ее криком, перекрывая его, грянул гром, сверкнула молния, ослепляя на секунду девушку и, стог сена у конюшни вспыхнул, как факел.

Диана похолодела, сообразив, что произошло и ринулась к окну.

Внизу уже бегали слуги, пытаясь сдержать огонь, не дать ему распространиться. Конюхи выводили коней, что ржали от испуга. Суета, гам мигом наполнили пространство внутреннего дворика.

Магда вылила ведро воды в огонь и вскинула голову — Диана тут же отпрянула и спряталась за ставнями. У нее возникло ощущение, что ее застали на месте преступления. Не первый раз возникает подобное, а почему она так и не может понять. Ну не она же, в конце концов, подожгла стог? Как бы она смогла? Она вообще находиться в своей комнате на втором этаже замка, и огня в комнате нет. И вообще, она не чародейка, чтобы вызывать огонь.

Но стог горел и дым проникал в открытые окна замка, опровергая логику и здравые размышления девушки.

Нет, конечно, она ничего не поджигала.

Но откуда тогда взялась молния в ясный, солнечный летний день?

С неба. Господь послал.

Но обычно он посылает грозу вместе с тучами, а на небе ни облачка — безбрежное, чистое, голубое, как то платье что в своих мечтах Диана надевала в день своего венчания с Уилиссом.

Девушка закрыла глаза: "Господи, если ты против, я готова надеть красное, белое, зеленое, фиолетовое, какое угодно! Только верни мне надежу, прошу тебя, Господи! Мы любим друг друга! Почему, ну почему мы не можем быть вместе?! Это жестоко, Господи!"

Уилисс Бредворт.

Одно имя его заставляет трепетать сердце, волноваться и улетать в мечты.

"Я ведь подбирала платье под цвет его глаз, таких же чистых и голубых, как твоя обитель Господи. Не за это ли ты обиделся на меня и лишил надежды и жизни? Так нельзя, Господи. Ты не прав!"

И замерла — бунт? Она бунтует против Создателя? Чему же тогда удивляется, кому пеняет? Если она идет против него, то и он идет против нее.

"Я не против тебя, нет! Я всегда была верна воле твоей! Если я чем-то прогневала тебя, то готова власяницу носить, готова ползти по святым местам на коленях! Только сделай так, чтобы мы были вместе с Уиллом! Прошу тебя Господи, молю!" — рухнула на колени девушка, в пылу молитвы сжав пальцы замком и выставив их в потолок: "Я готова год держать строгий пост, только хлеб и вода, молиться по полдня! Я выучу святое писание наизусть! Я оделю всех нищих в округе во имя милости твоей! Я… Я… Я сделаю что угодно, только поверни время вспять, сделай так чтобы этой чертовой свадьбы не было!! Верни мне Уилла, верни, Господи!!"

Повторный разряд молнии мелькнул за окном как опровержение ее мыслей и подтверждение гнева божьего. Кони заржали, забили копытами по каменистой площадке, пытаясь вырваться из огненного плена в каменном мешке. Люди, обезумев не хуже животных, подняли такой шум и крик, что Диана невольно зажала уши и зажмурилась.

В комнату как укушенный влетел Тьерри и заорал с порога:

— Прекрати сейчас же!!!

Дина вжала голову в плечи, с ужасом уставилась на взъерошенного отца, у которого даже усы стояли дыбом от возмущения.

— Что ты творишь?!! — он замахнулся, но как обычно на этом экзекуция и закончилась — рука взмыла вверх, зависла и опустилась. Мужчина, покачиваясь на высоких каблуках, что делали его чуть выше, и, как ему казалось, величественнее, постоял, буравя взглядом дочь. Понял, что пенять ей бесполезно и, закатив глаза к потолку от бессилия, взвыл и вывалился вон из покоев девушки.

Диана сжалась: что еще она натворила? Мало ей гнева Господня, так еще и отцовский в разгаре.

Беда.

Может поплакать? Наверное, стало бы легче, но вот печаль, плакать Диана не умела и всегда с удивлением и долей зависти смотрела на слезы Адель. Для старшей Артего всегда было загадкой, как это у младшей получается? А как у поваренка, что обварил себе руку или у служанки, что провожала мужа, уезжавшего по поручению Тьерри?

Девушка в задумчивости оглядывала гобелены на стенах. Во дворе как—то быстро все стихло, крики и ржание, топот и треск огня прекратились так же резко, как и начались, но Диана этого не заметила — она перебирала варианты и возвращалась к тем, что уже нашла. Иных так и не появилось. Разум отказывался ей помогать.

Она вновь решила поговорить, убедить.

Правда, теперь с отцом не получиться побеседовать. Придется ждать, пока он остынет. Но можно поговорить с Адель. В сотый раз? Пусть в сотый! Вода и то камень точит, и это лучше чем смиряться с тем, что невозможно ни понять, ни принять, ни пережить. Если она не сможет уговорить Аделию отказать Уилиссу, не сможет уговорить отца расторгнуть помолвку, или Уилла — бежать, то ей конец. Жизнь без любимого все равно не жизнь.

Девушка вскочила и, подхватив юбки, стремглав бросилась в покои сестры.

Адель почти закончила вышивку на своем свадебном платье. Девушка вскинула взгляд на вбежавшую сестру и нахмурилась:

— Опять?

Да сколько же можно?

Но пенять не стала — взгляд Дианы был потухшим, лицо бледно как луна. Она смотрела на маленький, невышитый кусочек на подоле и понимала одно — это конец. Еще пара строчек и платье готово. А это значит одно — завтра свадьба.

Завтра?!

Так скоро?

Диана без сил опустилась на стул рядом с сестрой. Ей вспомнился тот несчастный день в ее жизни, когда отец объявил о помолвке ее Уиллиса с ее сестрой. В тот день платья еще не было. Но на следующий появилась материя, еще через день портниха. Через неделю сестра и служанки дружно сидели у окна и шили свадебный наряд, еще через семь дней Аделия приступила к вышивке.

И вот она почти закончена. Планы отца не омрачаются, а надежда Дианы почти растаяла и остался от нее каких-то полдня да ночь. Ночь перед смертью, ночь перед свадьбой.

— Я люблю его, а он меня, — прошептала, с мольбой уставившись на Аделию. Рука сестры воткнула иглу, не вдев жемчужины. Девушка повернулась к Диане:

— Я не могу тебе ничем помочь. Пойми ты, Уиллис нужен мне не больше, чем я ему. Но так решили родители, а идти против воли отца — грех.

— Вот именно — ты равнодушна к Уиллу. Что тебя ждет с ним, а его с тобой? Вы чужие друг другу.

— Множество пар так и живут.

— Боже мой, Адель! Неужели тебе не хочется любить, быть любимой?! Неужели ты не понимаешь, на что обрекаешь себя в браке с нелюбимым? Ты погребаешь и его и себя. Завтра у алтаря все будет кончено для вас обоих! Вы будите связаны обетом на всю жизнь. Вдумайся — всю жизнь, до самой смерти ты будешь жить с чужим тебе человеком, который так же равнодушен к тебе, как ты к нему. И никогда, понимаешь, никогда не узнаешь, как это любить, как это быть любимой — таять от одного взгляда на него, слушать каждый его вздох и быть счастливой только оттого, что он дышит! Ты погубишь не только себя, погубишь его и меня.