Лотерейный билет № 9672 - Верн Жюль Габриэль - Страница 7

Теперь Оле уже не смог бы без веской причины отвергнуть ту, которую назвал своей невестой. Да и Гульда не сможет нарушить клятвенное обещание, данное ею Оле. И если бы Оле Камп не уехал через несколько дней после помолвки, он бы пользовался теми неоспоримыми правами, какие получают здесь женихи: видеться со своей невестой когда захочется, писать ей когда заблагорассудится, прогуливаться с нею под ручку наедине, а не вместе с другими членами семьи, первым приглашать на танец во время праздников и в прочих торжественных случаях.

Но, увы, Кампу пришлось отправиться в Берген. А спустя неделю «Викен» отплыл на рыбный промысел к берегам Ньюфаундленда. И теперь Гульде оставалось лишь ждать писем, которые жених пообещал присылать со всеми встречными кораблями, держащими курс на Европу.

В письмах, ожидавшихся с таким нетерпением, не было недостатка, они вносили хоть немного радости в дом, погрустневший после отъезда Оле. Плавание началось при благоприятных обстоятельствах, сообщал он. Лов проходил удачно, и выручка ожидалась немалая. Кроме того, в каждом письме Оле намекал на какой-то секрет и богатство, которое тот должен был принести ему. Вот этот-то секрет Гульде и не терпелось узнать, и не меньше ее того желала фру Хансен по причинам, пока неясным.

Дело в том, что фру Хансен день ото дня становилась все более мрачной, беспокойной и замкнутой. И одно происшествие, о котором она ни словом не заикнулась своим детям, еще более усугубило ее тревоги.

Девятнадцатого апреля, то есть три дня спустя после получения письма Оле, фру Хансен одна возвращалась домой с лесопилки, где заказала мастеру Ленглингу мешок стружек для растопки. Неподалеку от гостиницы к ней подошел незнакомый человек. Среди местных такого не было.

– Это вы и есть фру Хансен? – спросил он.

– Да, – ответила она, – но я вас не знаю.

– О, это не важно, – сказал тот. – Я прибыл сегодня утром из Драммена и тотчас возвращаюсь.

– Из Драммена?! – взволнованно переспросила фру Хансен.

– Знаком ли вам некий господин Сандгоист, там проживающий?

– Господин Сандгоист! – повторила Фру Хансен, побледнев при этом имени. – Да… я знаю о нем.

– Ну так вот, когда господин Сандгоист узнал, что я еду в Дааль, он попросил меня передать вам привет.

– И… ничего более?

– Ничего, разве только велел сказать, что, вероятно, сам приедет повидаться с вами в будущем месяце. Будьте здоровы и до свиданья, фру Хансен!

Нужно сказать, что Гульде не давали покоя постоянные намеки Оле в письмах на загадочное богатство, якобы ожидавшее его по возвращении домой. На чем этот славный парень основывал свои надежды? Она никак не могла разгадать тайну, а жених был далеко. Что ж, простим ей вполне понятное нетерпение. Ведь то было не простое любопытство: тайна частично касалась и ее самой. Гульда ни в коей мере не страдала тщеславием, она была простой честной девушкой, и никогда мечты о будущем не сопровождались мыслью о блеске богатства. Ей вполне хватало любви Оле, и большего она не желала. Если же богатство все-таки придет к ним, – что ж, его примут, хотя и без особого восторга. Ну а не придет, значит, обойдутся и не станут особенно сожалеть.

Именно так рассуждали про себя брат и сестра на следующий день после получения в Даале последнего письма Оле. Да, они и об этом думали совершенно одинаково, как, впрочем, случалось всегда и во всем.

Итак, Жоэль сказал Гульде:

– Нет, сестренка, такого быть не может: что-то ты от меня утаила.

– Утаила, от тебя?!

– Да! Не верится мне, что Оле мог уехать, ни словечком не обмолвившись о своем секрете.

– А тебе он что-нибудь говорил? – спросила девушка.

– Нет, сестра. Но ведь я – не ты!

– Да нет, братец, ты – все равно что я!

– Но ведь я же с Оле не помолвлен.

– Почти, – отвечала она. – Если с ним стрясется какая-нибудь беда; если он не вернется из этого плавания, для тебя это будет таким же несчастьем, и ты станешь оплакивать его так же горько, как и я.

– Ох, сестренка, не смей даже думать о таком! – воскликнул Жоэль. – Как может он не вернуться из своего последнего плавания, пусть даже дальнего! Ты ведь не всерьез это сказала, Гульда?

– Ну конечно, нет. И все же… не знаю… Никак не могу отделаться от мрачных предчувствий… от дурных снов.

– Сны, Гульда – это всего лишь сны!

– Ты прав, но откуда-то они ведь приходят к нам?

– Да от нас же самих и приходят, а не откуда-то свыше. Когда чего-нибудь боишься, страхи смущают твой сон. И потом, так всегда бывает, когда сильно чего-нибудь желаешь, а время подходит и желание твое вот-вот сбудется.

– Это мне известно.

– По правде говоря, сестренка, я-то считал тебя храбрее! Да, храбрее, мужественнее! Подумай сама: ты только что получила письмо, где Оле пишет тебе, что «Викен» меньше чем через месяц вернется в гавань, а сама мучаешься страхами!

– Ах, Жоэль, сердце у меня не на месте!

– Ты лучше вспомни, – продолжал брат, – нынче у нас девятнадцатое апреля. Оле должен вернуться между пятнадцатым и двадцатым мая. Стало быть, пора бы подумать о подготовке к свадьбе.

– Ты так полагаешь, Жоэль?

– Еще как полагаю! Я даже думаю, не припозднились ли мы? Ведь это не шутка – такая свадьба, которой обрадуются не только у нас, в Даале, но и по всей округе. Я твердо намерен устроить самую распрекрасную свадьбу и займусь этим теперь же.

Нужно сказать, что подобная церемония – в норвежских деревнях вообще, и на Телемарке в частности – дело отнюдь не пустяковое. Она проходит весьма шумно и торжественно.

Вот почему в тот же день Жоэль все обсудил с матерью. Случилось это как раз вскоре после того, как душевный покой фру Хансен нарушила встреча с незнакомцем, посулившим ей скорый визит в Дааль господина Сандгоиста из Драммена. Войдя в дом, она уселась в свое кресло в большом зале и, все еще не отделавшись от тревожных мыслей, машинально пустила в ход прялку.

Жоэль сразу приметил, что его мать необычайно взволнована, но, поскольку на все его расспросы она упрямо отвечала «все в порядке», он решился заговорить о другом, а именно: о Гульдиной свадьбе.

– Матушка, – сказал он, – вы знаете, что в своем последнем письме Оле обещал вернуться через несколько недель.

– Хорошо бы это было так! – отвечала фру Хансен. – Дай-то Бог, чтобы ему не пришлось задержаться!

– Я надеюсь, вы не будете против, если мы назначим свадьбу на двадцать пятое мая?

– Конечно, если Гульда на это согласна.

– С нею я обо всем договорился. А теперь хочу спросить вас, матушка, когда вы займетесь свадьбой, ведь предстоит столько всего сделать.

– Что ты хочешь сказать этим «столько всего»? – спросила фру Хансен, не поднимая глаз от прялки.

– Я хочу сказать, что церемонию, – конечно, с вашего позволения, матушка, – надобно отпраздновать сообразно с нашим положением в округе. Мы должны созвать на нее друзей и знакомых, а если наш дом не вместит всех гостей, то, я думаю, любой из наших соседей с радостью приютит их у себя.

– Кого же ты собираешься звать, Жоэль?

– Я так полагаю: надо пригласить всех наших друзей из Мела, Тинесса и Бамбле, этим я займусь сам. И надеюсь, господа братья Хелп, арматоры из Драммена, пожелают оказать нам честь и приехать на свадьбу, так что я, с вашего позволения, приглашу их в Дааль на целый день. Они славные люди, очень любят Оле и, уверен, согласятся пожаловать к нам.

– Значит, ты считаешь, что свадьбу надобно праздновать с таким размахом?

– Да, матушка, и это полезно хотя бы даже в интересах гостиницы; ей ведь никогда не грозило разорение, насколько мне известно, – даже несмотря на смерть отца.

– Нет… Жоэль… не грозило.

– Так разве это не наш долг – поддержать ее репутацию[51] такой, какая она была при нем? Словом, мне кажется, во всех отношениях будет только полезно, если свадьба моей сестры пройдет как нельзя более пышно.