В дрейфе: Семьдесят шесть дней в плену у моря - Каллахэн Стивен - Страница 47

• Предыдущая
• 47/56
• Следующая

8 апреля,

день шестьдесят третий

ПОКОЛЕБАВШИСЬ, Я ИДУ НА РИСК БЕСПОВОРОТНО загубить свое копье и протыкаю еще одну дораду. Механически режу ее на куски, шинкую толстую филейную вырезку на узкие ломтики, прокалываю в них дырочки и развешиваю под тентом. Какое варварство! Я не хочу больше никого убивать. Пожалуйста, пустите меня поскорее на сушу. Как-то без меня будут жить рыбки? Как я буду без них обходиться?

Запасшись свежей рыбой, я могу денька два немного отдохнуть от тяжелой работы. Я получил мимолетную передышку, хотя и знаю, что настоящего отдыха у меня не будет до конца плавания. Теперь мне даже просто не верится, как вспомню, сколько свободного времени у меня оставалось в былые дни, когда мое снаряжение не выходило регулярно из строя, а сам я еще не был изнурен голодом. Сейчас всякое дело отнимает у меня все больше и больше времени. Не перестаю задаваться вопросом, как много может вынести человеческий организм. Я не помышляю о самоубийстве — да и с какой стати думать об этом после всего, через что я прошел! — хотя могу понять человека, который выбрал бы этот выход в сложившихся обстоятельствах. Просто для меня самый легкий выход — это бороться. Я подбадриваю себя тем, что бывает и хуже и надо готовиться к худшему. Тело мое станет еще изможденнее. «Ничего, — говорю я себе. — Переживем и это». По сравнению с тем, что выпало на долю другим, мне еще повезло. Я твержу себе это снова и снова, пестуя собственную стойкость, но тело мое словно охвачено пламенем. Огонь из воспаленных нарывов на спине, ягодицах и ногах с гудением взметывается кверху и врывается прямо в череп. В одно мгновение он испепеляет все мое мужество, и на глаза у меня навертываются слезы. Но их недостаточно даже для того, чтобы хоть чуть-чуть приглушить бушующий внутри пожар.

Стоя на коленях в дверном проеме, я даю израненному телу отдохнуть от прикосновения соленой подстилки. Но тут солнце с силой бьет меня по голове, и я валюсь плашмя на носовой борт. Мои торчащие колени привлекают дорад, и они весь день вьются вокруг плота. Они знают, что сейчас я не охотник. Кажется, спинороги тоже понимают, когда в моей руке находится оружие. Загребаю рукой прохладную, чистую, как стекло, воду. Из-под днища выплывают дорады, и мы смотрим друг на друга — нас разделяет расстояние всего в один фут. Протягиваю к ним руку. Я никогда не видел, чтобы они прикасались друг к другу, хотя, полагаю, иногда они все же это проделывают; однако сейчас они позволяют мне погладить свои скользкие спины. Но едва мои пальцы опускаются» ниже, возмущенные дорады отскакивают. Спустя некоторое время они все равно возвращаются обратно. Вот, полюбуйтесь, они уже меня выдрессировали — этакий успешный эксперимент в естественных условиях! Как легко было бы сейчас расслабиться и умереть, превратиться в иные частицы бесконечной Вселенной, быть съеденным рыбами и самому стать рыбой. Из воды выпрыгивает дорада, и мои пальцы пробегают по мелькнувшему перед моим лицом оперенному хвосту. Немедленно вслед за тем маленькая шалунья возвращается ко мне снова. Но я не могу ответить на ее заигрывание. Мое племя — люди. Это только кажется, что отдаться дорадам или морю легко; на самом деле все обстоит совсем не так.

Замеряю самодельным секстантом широту. Около 18 градусов. Насколько точны мои измерения? Я знаю, что мне нипочем не продержаться еще двадцать дней. Если я отклонился к северу, это конец. Если бы я мог сейчас взнуздать ветер, я заставил бы его буксировать меня на юг.

10 апреля,

день шестьдесят пятый

УТРОМ ДОРАДЫ ИСЧЕЗАЮТ, ЗАТО ПОЯВЛЯЮТСЯ несколько спинорогов нового типа. Они почти черные, с ярко-синими пятнами, со сморщенными ротиками, а их плавники напоминают оборки шифонового воротничка, развевающиеся под легким ветерком. Они нарядны, как кинодивы. Я называю их своими маленькими кокетками.

Под плотом торпедами проносятся две длинные рыбины. Они мчатся быстрее моих старых знакомых, голубых дорад; должно быть, это какая-то новая их разновидность. Они поменьше размером — фута два с половиной — три, а кожа их испещрена коричневыми и зелеными разводами, в тон армейского маскхалата. Одна из них где-то сильно изувечилась: ее маркировочный покров порвался в нескольких местах и сквозь него розовеет голая кожа. Наверное, она страдает чем-то вроде рыбьего лишая.

Крошечные черные рыбки, всего в дюйм-два длиною, шныряют перед моим плотом, резко выделяясь в топазовой синеве Атлантики. Их тельца извиваются, как резиновые. Неспешная «Уточкина» поступь слегка рябит воду, создавая свой собственный «носовой бурун». Подобно тому как дельфины любят покачаться на волнах, разбегающихся из-под форштевня большого корабля, эти рыбешки резвятся чуть впереди нашего кильватерного следа. Я пытаюсь поддеть их кофейной банкой, но они всегда оказываются расторопнее.

После долгой битвы с пробоиной в нижней камере я так и не смог оправиться от физического изнурения, но сегодня вечером чувствую некоторый прилив сил. Впервые после недельного перерыва я снова возвращаюсь к своему комплексу гимнастики йогов, расстелив предварительно на полу матрас и спальный мешок для защиты от рыбьих тычков. У меня опять вскочил геморрой, а исхудавшие ягодицы почти не прикрывают злосчастную шишку. Я усаживаюсь, подгибаю под себя одну костлявую ногу, пока она не упирается пяткой в промежность, а затем лбом касаюсь колена вытянутой ноги, обхватываю при этом ее ступню обеими руками. Оттачиваю упражнение на гибкость, повиснув на леере плота. Затем переворачиваюсь на живот и задираю голову вверх, как при отжиманиях, и выгибаю колесом спину, не отрывая бедер от пола. Потягиваюсь, ложусь на спину, поднимаю ноги над головой и запрокидываю их назад до тех пор, пока они не коснутся пола. Все мое тело изворачивается, словно куст бурых водорослей, закруженный струями течения. По-моему, я оморячился здесь уже настолько, что меня теперь никакая качка не проймет.

На голову мне обрушивается жестокий удар. Шевелю челюстью, чтобы выяснить, не вывихнута ли она. Эти новые дорады в маскхалатах очень сильны и агрессивны. Весь день напролет они бомбардируют плот, таранят его головами и нещадно бичуют ударами мощных хвостов, налетая и отваливая с невероятной быстротой. Я прыгаю к выходу и хватаюсь за копье, но мой бросок каждый раз немного запаздывает. Иногда передо мной мелькает кончик хвоста исчезающей в глубине рыбины. Иногда я замечаю, как они проносятся мимо в нескольких саженях под моим днищем. Они никогда не движутся спокойно, как голубые дорады, а всегда мчатся во весь опор как шальные.

На закате я снова слышу писк и успеваю заметить несколько крупных черных дельфинов, плывущих на запад. Близко ко мне они не подходят, но покоренный изящной легкостью, с какой они скользят по атлантическим волнам, я как зачарованный провожаю их взглядом.

Фрегаты, которых теперь уже стало трое, по-прежнему неподвижно висят высоко в воздухе, оседлав незримо текущие там, в вышине, небесные волны. Поразительно, как их узкие и длинные крылья способны спорить с мощью океанской стихии. Часто я вижу их над собой, едва только начинает светать, или же они появляются с запада в первых лучах зари. Показывается еще одна белоснежная крачка; невозможно поверить, что эта крохотная пичуга ежегодно пролетает во время миграции 11 тысяч миль.

Какая-то темно-серая птица зигзагами носится над водой в той стороне, откуда приходят облака, постепенно приближаясь ко мне. В полете она смахивает на ворону. Я думаю, что она прилетела с суши. Однако важнее всего, что это прилетел кусочек съестного. Птица уже близко. Ныряю под навес. Отсюда мне ее не видно, но я слышу шум ее крыльев у входа в свою пещеру; она раздумывает, стоит ли ко мне забираться. Улетает. Я жду. Ее тень опять падает на просвечивающую ткань навеса, увеличивается в размерах, и затем верхушка моего тента чуть проминается под ее легким телом. Осторожно наклоняюсь вперед и вижу, что примостившаяся сверху птица смотрит в корму. Ветер ерошит ей перья, а когда порыв стихает, они снова расправляются. Резко выбрасываю руку. В ту же секунду птица расправляет крылья, но мои пальцы уже смыкаются на тоненьких соломинках ее лапок. Она клекочет и шлепает крыльями, силясь взлететь, вертит головой и яростно клюет мой кулак. Хватаю ее другой рукой за спину, отдираю от тента коготки и втаскиваю добычу к себе в берлогу. Одним быстрым движением сворачиваю ей шею. Раздается чуть слышный хруст.

• Предыдущая
• 47/56
• Следующая