Надкушенное яблоко Гесперид - Бялко Анна - Страница 5

Гера прокашлялась и натянуто улыбнулась.

– Если ты по справедливости признаешь прекраснейшей из всех меня, о Парис, – начала она медленно, явно выбирая слова. – Я… ты будешь щедро одарен. Ты станешь большим человеком. Я подарю тебе власть над всеми… Ну, в разумных пределах, конечно… ты будешь властвовать над Азией, да, и будешь разумным, великим, милостивым царем.

На этом Гера явно решила, что сказала достаточно, и закончила свою речь.

– Номер второй, – провозгласил Гермес. – Афина Паллада, столь же мудра, сколь и прекрасна.

Афина сделала шаг вперед и резким движением сняла с головы блестящий шлем. По плечам рассыпались пепельные кудри.

– Если ты выберешь меня, – сказала она звонким твердым голосом, – тебе не придется об этом жалеть. Я одарю тебя не только мудростью, но и военной силой. Не будет такой войны, из которой ты не выйдешь победителем. Я сказала.

– Номер третий, – подхватил Гермес. – Известная красотка Афродита.

Мягко покачивая бедрами, Афродита подошла к Парису, наклонилась так, что ее декольте оказалось прямо перед его носом, и ласково положила руку ему на плечо.

– Выбери меня, пастушок.

– Это нечестно, – возмутились Афина и Гера. – Мы его не трогали!

– Ваши проблемы, – огрызнулась через плечо Афродита, не снимая руки с плеча Париса. – Никто вам не запрещал.

Гермес только пожал плечами.

– Нет, – не сдавались богини. – Пусть отойдет. Выступление должно быть устным. И на расстоянии.

– Ничего не поделаешь, о Киприда, – вздохнул Гермес. – Условия конкурса должны соблюдаться.

Афродита фыркнула и сделала шаг назад.

– Ты все видел, пастушок. Ты все понял. Но, если они так хотят, я тоже пообещаю. Если ты выберешь меня – выберешь меня, пастушок, я отдам тебе в жены самую прекрасную земную женщину. Сама я не могу быть твоей женой, к сожалению. Кто у них считается самой красивой, Гермес?

– Елена, дочь Леды, о Афродита.

– Замужем давно ваша Елена, – ехидно вставила Гера.

– За царем Спарты Менелаем, – добавила Афина.

Афродита отмахнулась от них плавным жестом руки.

– Запомни, пастушок – ты выбираешь меня, я отдаю тебе Елену.

– Конкурс окончен! – провозгласил Гермес. – Суд удаляется на совещание.

Он поднял Париса с камня и увел его за кусты.

– Ну, и что ты решил? – спросил он там у ошарашенного пастуха.

– А чего я-то? – Парис так и не сумел до конца осознать происходящее.

– Ты должен выбрать одну из них. Прекраснейшую. Зевс так велел, – терпеливо, как ребенку, пояснил ему Гермес. – Вот выберешь, и будет тебе счастье. Только не ошибись.

– А кого выбрать-то?

– Прекраснейшую.

– А кто из них прекраснейшая?

– Это ты и должен выбрать.

– Я не могу. Я их толком и не разглядел. Я спал. А тут – набежали, навалились, начали слова говорить.

– Ты их хоть слушал, слова-то?

– Да вроде бы.

– Ну и выбери.

– Так я ж не понял. Одна одно, другая другое. Как я выберу?

Гермес тяжело вздохнул.

– Вот смотри. Гера – она обещала тебе, что ты станешь властвовать над Азией. Это она, конечно, хватила, такие вопросы она не решает, Зевс ей не даст. Но какую-то власть ты получишь.

– Какую?

– Ну… Так прямо сложно сказать. Гера у нас – покровительница домашнего очага, семьи, стало быть. За большее я тебе не поручусь, но в своей семье ты, безусловно, будешь хозяином и властелином. Тоже не так мало.

– Ладно. Это я понял. А другие?

– Афина обещала, что ты будешь мудрым воителем. Будешь всегда побеждать.

– Дело хорошее, – вздохнул Парис. – Да только не люблю я ее, войну эту. А третья?

– Третья обещала отдать тебе в жены Елену.

– Это которую?

– Жену царя Спарты. Ее еще считают самой красивой на свете.

– Господи! – ахнул Парис. – Да она старше меня в два раза! Я еще мальчиком был, пастухи про нее байки травили! На кой она мне сдалась?

– Дело твое, – хмыкнул Гермес. – Я тебе только объясняю.

– Ну хорошо, – вздохнул Парис. – Допустим, я выберу. Чего потом делать?

– Отдашь ей яблоко – и будешь свободен.

– Кому ей?

– Ну, начали снова здорово! Той, кому выберешь!

Парис с сомнением поглядел на яблоко, которое до сих пор держал в руке.

– И это из-за него вся бодяга? Что у вас там, с яблоками дефицит?

– Это не простое яблоко, – пояснил Гермес. – Это золотое яблоко.

– Да? – усомнился Парис. – Что-то не похоже. Откуда вы его взяли?

Гермес потерял терпение.

– Это яблоко, о смертный, которое ты столь непочтительно держишь в своих грязных руках, взято с золотого дерева, растущего в садах Гесперид! Никто из смертных не знает туда дороги! А дерево это, чтобы ты знал, вырастила наша мать Земля-Гея в подарок пресветлой Гере в день ее бракосочетания с громовержцем Зевсом…

– Как ты сказал? – перебил его тираду Парис. – Гере? Так это ее яблоко? Ну и что вы мне тут морочите голову?

Он решительно вышел из-за куста. Богини тут же окружили его.

– Я все решил. – В голосе Париса даже прорезалась определенная величавость. – Я отдаю это яблоко пресветлой Гере, которой оно принадлежит по праву.

– Ну, слава Зевсу! Нашелся хоть один нормальный. – Гера взяла у Париса яблоко, развернулась и стала торжественно удаляться, одновременно заворачиваясь в невидимую завесу. – Я не забуду тебя, пастух.

Эти ее слова прозвучали уже совсем из воздуха.

Раздосадованные Афина с Афродитой, подхватывая туники, устремились за ней. Гермес посмотрел им вслед, потом перевел взгляд на Париса, хотел что-то сказать, передумал, махнул рукой, взмыл в воздух в своих крылатых сандалиях – и тоже исчез.

Парис вздохнул, пожал плечами и пошел собирать по кустам своих заблудших овец.

Троянская война не состоялась.

– Мам! Ну ты что – хочешь сказать, что это все было то же самое яблоко?

– Да.

– У них там, можно подумать, и в самом деле яблочный дефицит.

– Знаешь что! Не нравится – выдумывай сам.

– Да нравится, нравится. Только очень длинно. Знаешь, мам?

– Что?

– Я напишу, что Геракл его просто съел на месте, это яблоко. Ну там, в Микенах, когда вышел от Эврисфея. Война ведь тогда тоже не состоится, правда? Раз яблока никакого не будет.

– Слушай, на самом деле – пиши, что хочешь. Но имей в виду…

– Что?

– Это будет уже совсем другая история. Твоя история.

– Ну и хорошо. Все, мам, я побежал. Мне еще математику делать.

На подоконнике лежало забытое кем-то надкусанное яблоко, а за окном стелился мелкий осенний дождь. Если смотреть на это из окна, да еще высокого, одиннадцатого, этажа – то было еще ничего, просто дымчатое полупрозрачное покрывало, бабушкин шифоновый шарф, далеко из детства, темно-серый, по имени «Колдунок», им мягко и тепло завязывали горло при простуде, а теперь он просто раскинулся над всем городом, бабушкина память, и вот если бы еще не точное знание, что делается там, внизу, куда падает в конце концов вся эта вода… А вот идти вниз, на улицу, в такую погоду невозможно абсолютно ни по какому поводу. В такую погоду, строго говоря, вообще не хочется покидать постель. Никогда. Если бы не срочные дела…

Ирина поежилась, отвернулась от окна, плотнее закуталась в плюшевый халат, обняла себя руками за плечи – все это одним жестом, согревающим, утешающим. У нее не было никаких срочных дел, она сегодня вообще проснулась-то по ошибке. Выходные, да праздники, да, черт бы их побрал, каникулы у детей – воистину собачье время. Тут же наползло еще одно воспоминание из детства: отец, подписывающий ее отличный табель за четверть со вздохом: «Ну, начинается собачье время», и собственная обида, и объяснения: «Каникулы ваши – это от латинского: „Canis culis“, собачье время, нечего обижаться, вырастешь – сама поймешь». Еще как поняла – когда двое парней, да две недели без дела дома на голове, сама взвоешь не хуже любой собаки…