Наконец пришла любовь - Бэлоу Мэри - Страница 44
- Предыдущая
- 44/69
- Следующая
– Я очень рад за вас, – сказал он. – Значит, вы прощаете меня?
Ее изящные брови приподнялись.
– А вот на это даже не рассчитывайте, лорд Шерингфорд, – заявила она в тот самый момент, когда дверь открылась, впустив Нормана. – Некоторые поступки простить нельзя. Я, разумеется, очень рада, что вы освободили меня, чтобы я могла заключить счастливейший брак на свете, но я не могу простить вашего поступка. И я никогда не прощу вам того, что вы оторвали Лору от Рэндольфа, разрушив тем самым брак, который был заключен на небесах и мог соперничать с моим браком в счастье. Собственно, вас с полным правом можно назвать убийцей. Весьма вероятно, что она была бы до сих пор жива, если бы вы не потащили ее за собой, чтобы удовлетворить свои порочные желания.
– Любовь моя! – Норман устремился к жене, обнял ее за плечи и увлек на небольшой диванчик. – Тебе следовало остаться наверху и предоставить мне эту неприятную сцену. Но ты всегда так безрассудно храбра.
– Я никогда не была трусихой, – заявила Кэролайн, усаживаясь. – Я даже посетила мисс Хакстебл в Мертон-Хаусе, полагая, что она – невинная жертва проходимца. Кажется, я ошиблась в ней. Когда-нибудь она пожалеет, что не послушалась меня, но по крайней мере моя совесть чиста. А она получит то, что заслужила.
С этого момента визит покатился под откос.
– Норм, – сказал Дункан, – я сожалею насчет Вудбайн-Парка. Боюсь, дед поступил жестоко. Он использовал тебя, чтобы привести меня к повиновению. Но ему не следовало обещать тебе то, что он готов был в любой момент забрать, если его затея окажется успешной. Ты не откажешься посетить нас с женой в Вудбайн-Парке? И привезти с собой Кэр… миссис Пеннеторн с детьми, конечно?
Норман устремил на него суровый взгляд, которым он в совершенстве владел еще в восьмилетнем возрасте. Острые кончики его накрахмаленного воротничка маячили в опасной близости от его глаз.
– Я могу только сожалеть, Шерингфорд, – заявил он, – что мне пришлось принять тебя сегодня под той же крышей, что дает приют миссис Пеннеторн и моим детям. Я сделал это только потому, что у меня есть, что тебе сказать. И я скажу это только один раз. Будь моя воля, я швырнул бы перчатку тебе в лицо и всадил бы пулю между твоих глаз. И это доставило бы мне величайшее удовлетворение. Однако это снова сделало бы миссис Пеннеторн предметом сплетен и доставило бы ей лишние страдания. Я глубоко сожалею, что мой шурин оказался слишком мягким и миролюбивым, чтобы самому бросить тебе вызов. Таковы его принципы, и я должен уважать их, даже если я их не разделяю. Я отрекаюсь от нашего знакомства. Если ты снова явишься сюда, тебе откажут в приеме. Если мы столкнемся лицом к лицу, я сделаю вид, что не знаю тебя. Если ты попытаешься заговорить с миссис Пеннеторн, я накажу тебя как подлеца, которым ты являешься. Я сомневался, стоит ли моей семье перебираться в Вудбайн, потому что ты жил там когда-то. Так что ты ошибаешься, если думаешь, что я разочарован.
Черт побери, да он прирожденный оратор, чересчур напыщенный, пожалуй, но это дело вкуса.
– А теперь, – сказал Норман, – убирайся, Шерингфорд.
Дункан кивнул, поклонился Кэролайн и вышел. Интересно, подумал он, рассказала ли Кэролайн Норману хотя бы часть того, что случилось пять лет назад, существенную часть, разумеется… Маловероятно. А это означает, что праведное негодование Нормана оправдано. Он имел все основания для своего гнева и яростного желания положить конец земному существованию Дункана.
Кэролайн, несомненно, знала правду, всю правду. Во всяком случае, то, что рассказал ей Дункан, не вызвало у нее удивления. Если бы Лора проявляла больше внимания к Рэндольфу и его семье, сказала она, надувшись, никакие наказания не понадобились бы. Совсем напротив, Рэндольф любил бы ее до конца своих дней и заботился бы о том, чтобы она имела все, что ей нужно для счастья. Она заслужила то, что она получала взамен.
Совсем как Маргарет Хакстебл, выйдя за него замуж.
Дункан не стал наносить визит Рэндольфу и протягивать ему какое-либо подобие оливковой ветви. Кэролайн права в одном: определенные поступки нельзя прощать. Даже если это не совсем правда, но это правда в отношении человека, который ни разу не выказывал угрызений совести за свои невыразимо порочные и жестокие действия.
Не считая этого визита, Дункан провел девять дней, оставшихся до свадьбы, просто избегая связанного с ней безумия, насколько это было возможно. Без грандиозной свадьбы не обойтись, объяснила ему мать, вернувшись из Мертон-Хауса с сообщением, что мисс Хакстебл рассылает более двухсот приглашений или чуть меньше, поскольку для семейных пар хватит одного, и было бы глупо переводить бумагу, чернила и усилия на два приглашения.
Дункан не стал спорить, надеясь, что она не будет посвящать его во все подробности.
Напрасная надежда!
– Грандиозная свадьба совершенно необходима, дорогой, – продолжила она, следуя своей весьма своеобразной логике. – Если ты хорошенько подумаешь, то сам поймешь, что каждый, кто придет на свадьбу, вряд ли сможет потом дать тебе от ворот поворот. Едва ли ты станешь любимцем общества, но ты вернешься в его лоно, а это единственное, что имеет значение.
– Мне плевать на общество, мама, – отозвался он.
– О, мужчины бывают так глупы! – воскликнула она. – Даже если тебя не волнует собственная судьба, Дункан, ты должен помнить, что собираешься жениться, и обязан учитывать интересы своей жены. Если общество отвергнет тебя, оно отвергнет и ее тоже. Твой долг перед Маргарет – сделать все, что в твоих силах, чтобы общество снова приняло тебя.
Дункан протяжно вздохнул. Разумеется, она права.
Черт бы все это побрал!
– В любом случае, – сказал он, – сомнительно, что кто-нибудь примет приглашение, не считая ближайших родственников.
Еще одна напрасная надежда, как он и говорил Мэгги несколько дней назад.
Его мать щелкнула языком.
– Ох, эти мужчины! – презрительно бросила она, подняв глаза к потолку. – Они не имеют представления о человеческой природе. Конечно же, все примут приглашение. Все! Никто не пропустит такое событие ни за что на свете.
Такое же мнение было высказано на следующее утро в утренней газете на странице, где печатались светские сплетни. Предстоящее событие было названо там свадьбой сезона, при условии, что граф Шерингфорд не сбежит в последнюю минуту, оставив мисс Хакстебл стоять в одиночестве у алтаря.
Итак, он приговорен к грандиозной свадьбе, понял Дункан. Это так же верно, как осужденный преступник приговорен к свиданию с виселицей.
В судьбоносное утро Дункан оделся с полным осознанием, что он будет выставлен на всеобще обозрение больше, чем когда-либо после его возвращения в Лондон.
Что говорило само за себя.
– Чересчур туго, – посетовал он, когда камердинер завязал его галстук в идеальный узел, не слишком сложный и не слишком простой.
– Не думаю, милорд. Это на вас так действует ситуация, – заявил Смит, даже не сделав попытки расслабить узел. – Вы же не хотите, чтобы галстук болтался на шее, сбиваясь то на один бок, то на другой? Но даже если бы вы хотели, я бы этого не допустил. После такого конфуза я не смог бы держаться с высоко поднятой головой среди моих собратьев-камердинеров. Встаньте и позвольте мне в последний раз пройтись по вашему фраку щеткой. У вас просто дар цеплять на себя всякий мусор, хотя не представляю, где вы его находите.
Вырвавшись наконец из лап тирании, Дункан спустился в холл, где его ожидала небольшая группа людей. Сэр Грэм имел вид человека, смирившегося с тем, что его ждет полный скуки день, который тем не менее избавит его от необходимости предоставлять кров и пищу пасынку. Его мать объявила, что она не будет его обнимать, чтобы не помять свое новое платье и его фрак, и что она не будет плакать, чтобы не испортить лицо, не упомянув о косметике, присутствовавшей во всем своем великолепии. Она ограничилась воздушными поцелуями, хотя в последний момент, прежде чем отбыть в церковь, сжала его в коротком объятии и промокнула слезинку большим носовым платком, вытащенным из кармана сэра Грэма, прежде чем проследовать перед ним к выходу.
- Предыдущая
- 44/69
- Следующая
