Гонители - Калашников Исай Калистратович - Страница 85
- Предыдущая
- 85/128
- Следующая
Глава 4
Пара журавлей медленно тянула над серой весенней степью. Судуй достал из саадака лук и стрелу.
– Джучи, ты бери того, что слева, а я…
– Не надо, – Джучи отвел его лук.
– Боишься, что не попадем?
– Птицы летят к своим гнездовьям. Видишь, как они устали.
Судуй проводил взглядом журавлей. Они медленно, трудно взмахивали крыльями. Куда летят? Что их гонит через степи и пустыни?
– Мы как эти птицы… – сказал Судуй.
– Усталые?
– Не знаю… Но мне так не хотелось уезжать от своей Уки, от матери и отца…
– Мне тоже…
– Э, ты мог и остаться. Сказал бы отцу.
– Моему отцу не все можно сказать… Да и скажешь… – Лицо Джучи стало задумчивым…
– Вот когда ты станешь ханом…
– Молчи об этом!
– Почему? Ты старший сын. Кому, как не тебе, быть на месте отца?
Джучи наклонился, подхватил стебель щавеля, ошелушил в ладонь неопавшие семена, стал их разглядывать.
– Ты замечал когда-нибудь, что у каждого растения свое, на другое не похожее семя?
– Кто же об этом не знает, Джучи?
– Из семени щавеля вырастает щавель, из семени полыни – полынь. Так сказал мне однажды мой брат Чагадай.
Далеко впереди, то исчезая в лощинах, то возникая на пологих увалах, двигались дозоры, сзади, отстав от Джучи и Судуя на пять-шесть выстрелов из лука, шло войско. Весеннее солнце только что растопило снега, степь была неприветливо-серой, в низинах скопились лужи талой воды, желтой, как китайский чай.
Раскрыв ладонь, Джучи подул на бурые плиточки семян, они полетели на землю. Джучи наклонился, будто хотел разглядеть их в спутанной траве.
– Если земля примет эти семена, тут подымутся новые растения. Ты замечал, Судуй, самые разные травы растут рядом. То же в лесу. Дерево не губит дерево. Земля принадлежит всем… Травам и деревьям, птицам и зверям. И людям. Но люди ужиться друг с другом не могут.
– Травинке не много места надо, с ноготь. Дереву побольше. Лошади, чтобы насытиться, – еще больше. О человеке и говорить нечего. Ему простор нужен. Потому люди и не уживаются.
– Нет, Судуй, не потому. Мы уже скоро месяц, как идем следом за меркитами. А много ли встретили людей? Почему мы гонимся за меркитами?
– Они наши враги.
– Но почему враги?
– Кто же их знает! Горе они принесли многим. Моя мать до сих пор не может спокойно вспоминать, как была у них в плену. Если бы не Чиледу…
– А мы несем людям радость? – Джучи строго посмотрел на него.
– Ну что ты меня пытаешь, Джучи! Не моего ума это дело. Будь моя воля, я бы сидел в своей юрте, выстругивал стрелы, приглядывал за стадом или ковал железо.
Судуй не любил таких разговоров. Джучи тревожили какие-то неясные, беспокойные думы. А как ни думай, ничего в своей жизни, тем более в жизни других, не изменишь. Он всего лишь травинка. И любой ветер к земле приклонит, и колесо повозки придавит, и копыто ссечет. Ему казалось, что у Джучи жизнь совсем иная… Однако в последнее время сын хана все чаще затевает такие разговоры, все более печальными становятся его добрые глаза. Скорее всего опять не ладит с братьями. Уж им-то что делить? Все есть, всего вдоволь… А на Джучи они смотрят так, будто он хочет у них что-то отобрать. Джучи не из тех, кто отбирает, Джучи скорее свое отдаст.
От войска отделились несколько всадников, помчались к ним.
– Джучи, пусть они попробуют догнать нас. А?
Джучи оглянулся, подобрал поводья. Конь запрядал ушами. Судуй весело свистнул, поднял плеть. Из-под копыт полетели ошметки грязи, прохладный ветер надавил на грудь. Всадники, скакавшие за ними, что-то закричали, но Джучи только усмехнулся. Лошади перемахивали с увала на увал, расплескивали в низинах желтые лужи. Вдруг впереди показался десяток дозорных. Они неслись навстречу, низко пригибаясь к гривам коней. Джучи и Судуй остановились.
– Вы куда? Там меркиты! – на ходу прокричали дозорные, но, узнав Джучи, осадили коней.
Подскакали всадники и сзади. Среди них был Субэдэй-багатур. Из-под нависших бровей он сурово глянул на Джучи, негромко сказал:
– Мы не на охоте…
– Знаю. Что прикажешь делать? – Джучи тоже насупился.
Он был недоволен, что отец поставил его под начало Субэдэй-багатура, но, кажется, впервые дал это понять. Субэдэй-багатур смотрел вперед, на серые горбы увалов, не поворачивая головы, проговорил:
– Я только воин. Ты сын нашего повелителя – кто осмелится приказывать тебе? Но за твою жизнь я отвечаю своей головой. Мне хочется, чтобы она осталась цела.
Субэдэй-багатур потрусил вперед. Постояв, Джучи направился за ним.
Судуй поскакал рядом. Все молчали. С одного из увалов увидели меркитов.
Они окружили себя телегами на плоском бугре, приготовились биться.
– Все. Теперь они не уйдут. – Субэдэй-багатур снял с головы шапку, поднял лицо к небу, что-то пошептал. – Повеление твоего отца мы выполним.
– А если бы не выполнили? – спросил Джучи.
– Как? – не понял Субэдэй-багатур. – Нам было сказано идти, если понадобится, на край света. И мы бы пошли. Когда начнем сражение?
– Зачем у меня спрашивать то, что надлежит знать тебе? Не думай, Субэдэй-багатур, что я хочу стать выше тебя. Но у меня есть просьба.
Предложи меркитам сдаться без сражения. Мы сохраним много жизней…
Субэдэй-багатур надвинул шапку на брови. Угрюмые глаза смотрели на меркитский стан. Джучи ждал ответа, неторопливо покусывая конец повода.
– Твой отец повелел: догнать, истребить. – Субэдэй-багатур пожевал губы. – Мы не можем нарушить его повеление. – Посмотрел на потускневшее лицо Джучи. – Но мы можем обождать до утра. Если меркиты не желают умереть в сражении, они придут просить пощады. Тогда посмотрим…
Развернув коня, Субэдэй-багатур потрусил к своим воинам.
Вечером в стане меркитов горели тусклые огни. Джучи и Судуй сидели у входа в походную палатку, не разговаривали. Оба ждали посланца из стана меркитов. Но его не было.
– Не придут, – сказал Судуй.
– Нет, – согласился Джучи.
Субэдэй-багатур поднял воинов задолго до рассвета. Скрыто, по лощинам, подвел их к стану меркитов. На заре ударили барабаны… Воины в трех местах прорвались сквозь заграждения. К восходу солнца все было кончено. В живых остались только женщины, дети, подростки и не больше двух-трех сотен взрослых воинов. Их заставили собрать на телеги все добро, запрячь волов и идти обратно. Среди пленных оказался младший сын Тохто-беки. Его подвели к Джучи и Субэдэй-багатуру со связанными за спиной руками. С глубокой царапины на лбу тонкой струйкой сбегала кровь, заливая правый глаз.
– Где твои старшие братья? – спросил Субэдэй-багатур.
– Мои братья счастливее меня. Они погибли в сражении.
– Есть ли кто еще из рода твоего отца в живых?
– Все там…
– Развяжите ему руки, – приказал Джучи. – Субэдэй-багатур, я хочу с ним поговорить…
Что-то буркнув, Субэдэй-багатур поехал к обозу, уходящему от места битвы со скрипом телег и плачем женщин. Сын Тохто-беки полой халата стер с лица кровь, пальцами потрогал царапину.
– Больно? – спросил Джучи.
Тот глянул на него с таким удивлением, будто услышал из уст злого духа святую молитву. Джучи велел подать ему коня и, когда немного отъехали, сказал:
– Ты, видно, думаешь, мы не люди.
– Какие же вы люди! – Сын Тохто-беки скосоротился, ожесточенно плюнул на траву. – Погубили весь наш народ.
– А вы никого не губили? Спроси моего друга Судуя, кто лишил жизни его бабушку, кто мучил в плену его мать? И мою мать тоже… Люди твоего отца.
– Что говорить о моем отце? Его давно нет. Нет и моих братьев. Скоро и я уйду к ним. О чем нам с тобой говорить, нойон?
– Это Джучи, сын Чингисхана, – сказал Судуй.
– Все равно. У вас впереди жизнь, у меня – смерть.
Ни зависти, ни упрека не было в его словах, не было и отрешенности, а было ясное, беспощадное понимание своей судьбы. У Судуя заболело сердце от жалости к нему.
- Предыдущая
- 85/128
- Следующая
