Оккультный рейх - Бреннан Джеймс Хэрби - Страница 1

8 ноября 1939 г. Члены «Общества старых бойцов» — те, кто активно помогал укреплению национал-социализма в начальный период, — один за другим входят в мюнхенский «Бюргербраукеллер». Несмотря на тяготы недавно начавшейся войны, настроение у всех приподнятое. Они собираются отметить шестнадцатую годовщину мюнхенского «пивного путча». Это был праздничный день нацистского календаря, который подразумевал речи, воспоминания и обильные возлияния. Присутствие партийных боссов, вне зависимости от участия их в путче 1923 года, было обязательным. Кто-то сомневался, приедет ли Гитлер. Раньше он неизменно присутствовал на торжественном мероприятии, но на этот раз радио и газеты ничего не сообщали о его намерениях. Знающие нацисты объясняют последнее требованиями войны и оказываются правы — неожиданно Гитлер появляется и произносит традиционную речь.

Однако не всё в этот вечер было как прежде. Всего месяцем раньше, после разгрома Польши, нацистская пресса шумно заявила о «воле Германии к миру». Многие немцы в это верили, и хотя реакция союзников на «мирные предложения» фюрера была, мягко говоря, прохладной, широко распространилось мнение, что к Рождеству война закончится. Да и Польши, из-за которой развернулись военные действия, к тому времени, фактически, уже не было. А официальная версия нацистов в отношении текущих событий только подкрепляла такую уверенность.

Но Гитлер, по одному ему известным причинам, поставил крест на оптимистических прогнозах. Он предупредил своих слушателей, что «фатерлянду» предстоит долгая война. Гитлер сообщил, что уже приказал Герингу приготовиться к пяти годам борьбы. Если учесть царившие тогда настроения, это была необычная речь. К тому же, она была короткой — намного короче, чем на прошлых мероприятиях подобного рода. Более того, когда окончилась официальная часть, Гитлер, вопреки своей привычке, не остался на неформальный вечер воспоминаний. Без трёх минут девять он быстро уехал со своей свитой.

Девять минут спустя прямо за трибуной взорвалась бомба, убив семь человек, ранив шестьдесят три и разрушив зал, где проходило собрание. Место, где совсем недавно стоял Гитлер, оказалось погребённым под грудой обломков высотой в шесть футов. Если бы Гитлер остался, ему неминуемо пришёл бы конец.

А через две недели, 21 ноября, немецкая публика узнала, что гестапо удалось выследить и арестовать предполагаемого террориста. Им оказался 36-летний Георг Эльзер, за которым, как уверял Гиммлер, стояла британская разведка. Но не все приняли подобные объяснения за чистую монету. Например. Вильям Ширер, в то время радиокорреспондент Си-Би-Эс в Берлине, в дневнике за 9 ноября отмечал: «Кто это сделал — ещё никому не известно. Нацистская пресса вопит, что это англичане — британская секретная служба! Германские газеты даже обвиняют во всем Чемберлена. По мнению большинства из нас, это попахивает новым поджогом Рейхстага1». Много позже, в капитальном труде «Взлёт и падение Третьего рейха» (1960) Ширер высказал, по сути, те же подозрения. Ещё определённее высказывается историк Алан Буллок: «Покушение на Гитлера было организовано гестапо, чтобы повысить популярность Гитлера в стране». В книге «Гитлер: исследование тирании» Буллок пишет, что Эльзера привезли из концлагеря Дахау и, обещав свободу, поручили ему заложить бомбу в колонну рядом с местом, где должен был выступать Гитлер.

Это интересная теория, но кажется маловероятным, что Буллок разобрался во всех деталях. В действительности тайна этого покушения так и не была раскрыта полностью. Если внимательно отнестись к предположению, что Эльзер всего лишь слепое орудие в руках нацистов, обнаружится несколько поразительных противоречий. Например, создается впечатление, что сам Гитлер был не в курсе предполагаемого заговора! Известие о взрыве застало его в поезде по пути в Нюрнберг. Когда он услышал о случившемся, его глаза возбуждённо заблестели. «Теперь я доволен! — воскликнул он. — Волей Провидения я покинул Бюргербрау раньше обычного. Высшие Силы пощадили меня, чтобы я смог достичь своей цели!» Вряд ли человек, знавший обо всём заранее, отреагировал бы таким образом. Хотя, возможно, это был и спектакль — Гитлер был непревзойдённым актёром.

Возможно… Но на этом история не кончается. Эльзер, (как нас пытаются убедить — невольный пособник гестапо, клюнувший на обещание свободы, а затем жестоко обманутый) не выдвигал против нацистов никаких обвинений. Это ещё можно как-то объяснить. Но дело в том, что Эльзер, фактически, искренне хвастался своим террористическим покушением. Сегодня мы могли бы предположить, что это следствие «промывания мозгов». Но в 1939 году соответствующие техники ещё не были разработаны.

Если, вслед за Ширером, сравнить это событие с поджогом Рейхстага, возникает ещё один вопрос. В 1933 г. нацисты использовали для этой грязной работы почти слабоумного Маринуса ван дер Люббе. Подобные люди не могут позже выступить с разоблачениями, поскольку едва ли сознают, что делают. Но Эльзер, хотя и не блистал особым интеллектом, вовсе не был вторым ван дер Люббе. К тому же есть огромная разница между простым поджогом и установкой бомбы с часовым механизмом. Эльзер был искусным столяром-краснодеревщиком, квалифицированным электриком и вообще мастером на все руки. Всё это нужно принимать в расчёт независимо от того, считаем ли мы, что он установил бомбу по указке гестапо, выполнял задание британской разведки или действовал по собственной инициативе.

Тогда и позже были надёжные свидетели, относящиеся к заговору совершенно серьёзно. Ганс Гизевиус, высокопоставленный чиновник прусского министерства внутренних дел, питавший стойкое отвращение и к Гитлеру, и к Гиммлеру, утверждал в Нюрнберге, что был доволен отсутствием среди заговорщиков хотя бы одного нациста. Это интересное свидетельство, к тому же данное человеком, всеми силами стремящимся представить своих заклятых врагов парой злостных интриганов. Но ещё больше интересного поведал генерал СС Вальтер Шелленберг. В Нюрнберге он заявил, что читал записи допросов Эльзера, проведенных с использованием наркотических средств и гипноза. Эти материалы, а так же допрос обвиняемого самим Шелленбергом, убедили последнего в подлинности покушения. В том же убеждает и логический анализ. Разве возможно, чтобы «der treue heinrich» (Гиммлер) стал бы подвергать реальной опасности жизнь того, кто придавал смысл его собственному существованию? Ведь бомба в любом случае была настоящей и находилась всего в нескольких футах от места, где Гитлер произносил речь. А если он, как предполагает даже Буллок, о заложенной бомбе не знал, то как его убедили скорее закончить речь, а затем уехать, не оставшись на традиционный вечер воспоминаний? Общеизвестно невероятное упрямство Гитлера. Мы не располагаем ни одним примером того, чтобы он, приняв какое-то решение, потом его изменил. Учитывая это, стала бы боготворившая Гитлера нацистская верхушка пытаться его переубедить, имея в запасе каких-то двадцать минут?

Даже если проигнорировать все эти моменты, остаётся вопрос: какими мотивами руководствовались предполагаемые организаторы взрыва? И Буллок, и Ширер с разной степенью уверенности полагают, что всё было задумано для того, чтобы прибавить Гитлеру популярности. Но Гитлер уже был популярен, причем настолько, что это не сулило миру ничего хорошего, а также делало подобные рискованные PR-акции совершенно ненужными. Ещё важнее то, что на следующий день из всей подконтрольной нацистам прессы сообщение о случившимся поместила только одна газета. Вряд ли такое возможно, если акция преследовала цель вызвать у масс сочувствие к фюреру и тем самым прибавить ему популярности. Ширеру тогда реакция газет показалась «странной». Точнее было бы сказать «непостижимой» — по крайней мере, если мы считаем взрыв в Бюргербрау провокацией. Наконец, зачем Гиммлеру, прежде чем представить Эльзера, ждать две недели? Быстрый арест выглядел бы куда эффектнее.