Любовные послания герцога - Бойл Элизабет - Страница 52

• Предыдущая
• 52/69
• Следующая

Тяжелый засов на калитке со скрипом отодвинулся, и кто-то, открыв калитку, произнес два роковых слова: «Ваша светлость?»

Что еще сказал этот человек, ни Талли, ни Пиппин уже было неинтересно.

– Холлиндрейк, – шепнула Талли. – Не может быть…

– Но так оно и есть, – сказала Пиппин, которая круто повернулась, чтобы бежать к своему дому.

К Фелисити.

Но Талли поймала ее, схватив за накидку.

– Не делай этого.

– Не делать чего?

– Не смей говорить Фелисити, что… – Что их ливрейный лакей и есть тот человек, с которым она почти помолвлена. Что он и есть ее герцог. Холлиндрейк. Ни та, ни другая не осмеливались произнести это вслух.

– Но мы должны, – возразила Пиппин. Талли покачала головой:

– Разве ты не понимаешь? Он и есть потерявшийся герцог. Это концовка пьесы, которая была нам нужна.

– Ты считаешь, что мы должны позволить ему продолжать обманывать ее?

– Именно так я и считаю.

Пиппин выпрямилась во весь рост. Высокая и стройная, она возвышалась над своей миниатюрной кузиной.

– Я не стану скрывать это от нее. – Высвободив свою накидку из рук Талли, она решительно направилась в сторону своей калитки.

Талли не сдавалась:

– Если скажешь ей хоть одно слово о Тэтчере, я расскажу ей о Дэшуэлле.

Пиппин круто повернулась к ней:

– Ты не посмеешь!

Но Талли была дочерью своего отца и, хотя не отличалась особым мастерством в области дипломатии унаследовала его небезызвестную дерзость.

– Хочешь заключить пари на его жизнь?

Первой, на кого наткнулся, войдя в дом, взбешенный Тэтчер, была его мать.

– Мадам, что вы делаете здесь до сих пор? Я думал…

– Что у меня есть другие дела?

Он кивнул:

– Мне казалось, что вы предпочитаете светские визиты семейным обязанностям. – Его слова прозвучали резко и бесцеремонно, и он сразу же пожалел об этом. Разве дедушка не повторял в своих письмах – не прямо, а между строк, – что ему хотелось бы, чтобы у него выработался иной взгляд на жизнь?

Слугу, разводившего огонь в камине, видимо, совершенно не тревожило плохое настроение хозяина. Похоже, он был даже очень доволен этим.

– Я отложила свои дела, – сказала мать, игнорируя его тон и абсолютно не замечая другого слугу, который принес им бутылку виски и стаканы.

– Оставьте нас, – приказал им Тэтчер, и слуги, ухмыляясь, с довольным видом и чуть ли не спотыкаясь друг о друга, торопливо выскочили из комнаты. – Что, черт возьми, происходит со слугами в этом доме?

– Думаю, что они просто радуются тому, что ими снова командует властный грубиян. А ты, как я заметила, ведешь себя очень по-герцогски.

– Ну, это едва ли. Дедушка, наверное, в гробу переворачивается при мысли о том, что именно я из всех Стерлингов унаследовал титул.

– А я бы сказала, учитывая твое нынешнее настроение и твое поведение за завтраком, что ты весьма хорошо овладел герцогским апломбом. – Она поудобнее устроилась на диване и потрепала рукой местечко рядом с собой, приглашая его сесть. Он покачал головой и подошел к сервировочному столику, где и налил себе выпить. – Достаточно сказать, что все твои девицы Ходжес получили рекомендации, как и обе мисс Лэнгли и их кузина, леди Филиппа.

– Что? – удивился он.

– Ну что ж, я предположила, что ты захочешь, чтобы у твоей мисс Лэнгли тоже были рекомендации, поэтому я заехала к графине Ливии. Когда я рассказала о необычном характере твоего ухаживания, она объявила тебя самым просвещенным человеком и наверняка дала бы рекомендации даже дочери моего мясника, если бы я ее об этом попросила, настолько ее тронула рассказанная мною история. Эти русские обожают грустные любовные истории.

Держа в одной руке пустую рюмку, приготовленную для матери, и графинчик с хересом в другой, он спросил:

– Почему?

Она кивнула, чтобы он наполнил ее рюмку.

– Почему графине так понравилась твоя история?

– Нет. Почему ты помогаешь мне? – Он был буквально потрясен тем, что его мать так потрудилась ради него. Будучи третьим сыном третьего сына, он привык к тому, что не заслуживает большого внимания со стороны своей семьи.

– Потому что нынче утром я кое-что поняла. – Она взяла рюмку, которую он протянул ей.

– Что именно?

– Я слишком долго была эгоистичным созданием. Сначала умер твой отец, а Арчи и Олдус были совсем взрослыми и жили своими жизнями, потом не успела я опомниться, как они умерли один за другим. Конечно, ты был где-то на краю света и никогда не писал ни строчки, хотя бы для того, чтобы сообщить мне, что ты все еще жив. – Она задумчиво выпятила губы, глядя в рюмку хереса.

Тэтчер почувствовал угрызения совести. Откровенно говоря, он не думал, что кому-то хочется получить от него весточку. Оказывается, и в этом, как и во многом другом, он был не прав. Совсем не прав.

А леди Чарлз продолжала:

– Я долго была одна, так что даже забыла, каково это – быть матерью. Правда, нельзя сказать, что я когда-либо была хорошей матерью. Я не могла бы сказать, что участвовала в формировании тебя как человека, но то, что из тебя получилось, мне нравится, и это целиком твоя заслуга. Твой отец гордился бы тобой, как гордился твой дед, узнавая о твоих продвижениях по службе и о твоих ратных подвигах. – Подняв руку, она предупредила вопрос, который он собирался задать. – Сегодня ты напомнил мне Чарлза. И то, почему твой дед всегда говорил, что сожалеет, что тот родился третьим, а не первым. Нельзя сказать, что он не ценил Майкла и Эдуарда, но… – Она снова сделала паузу, но на этот раз посмотрела в сторону, и ему даже показалось, что он заметил на ее глазах слезы. Правда, быстро смахнув их рукой, она не позволила им пролиться. – Все эти годы я, наверное, оказывала тебе плохую услугу, потому что ты очень напоминал мне своего отца.

– Отца?

– Да, твоего отца. Чарлз тоже был чертовски импульсивен. Знаешь ли ты, что, когда он за мной ухаживал, мои родители были решительно против нашего брака – как-никак всего третий сын, – но это не остановило твоего отца. Однажды он прибыл на суаре, которое давали родители и на которое он не был приглашен, под видом официанта и украл меня.

Тэтчер поморгал.

– Вот бы никогда не подумал…

– Конечно, не подумал бы. К тому времени как родился ты, наши жизни стали совсем другими. Мы изменились. Обязательства, положение в обществе… не знаю, как это получилось, но, как ни печально, мы изменились. – Она отхлебнула глоточек из своей рюмки. – У твоего деда всегда были лучшие винные погреба во всем Лондоне. – Она сделала еще глоток и взглянула на него: – Так о чем я говорила?

– Об отце?

– Ах да. Его бы позабавило, что ты унаследовал титул. Что касается меня, то я рада тому, что ты стал герцогом, а еще больше я рада тому, что ты нашел свою герцогиню.

– Мисс Лэнгли едва ли можно назвать моей…

– Фу, какой вздор! – заявила его мать. Но в ее голосе не чувствовалось холодности, а в глазах сиял свет, какого он никогда раньше не видывал. – Если бы ты унаследовал хотя бы половину предприимчивости своего отца, то завоевал бы ее сердце.

Он сделал глубокий вдох.

– Как же в конце концов отец покорил твое сердце, несмотря на возражения твоей семьи?

Она рассмеялась. Этот чудесный, теплый звук потряс его. Она снова была молодой, привлекательной и блистала остроумием, чем, вероятно, и привлекла внимание отца. Она наклонилась к нему, поцеловала в щеку и потрепала рукой по предплечью.

– Мой дорогой мальчик, он сделал то, что делает любой мужчина, оказавшийся в твоем положении. – Она поднялась и направилась к двери. Потом оглянулась и улыбнулась ему через плечо. – Конечно, он соблазнил меня.

Тэтчер, растерявшись, поперхнулся виски. Она снова рассмеялась:

– Ну да. А потом прислал мне бриллианты. Только не спрашивай меня, что мне понравилось больше.

• Предыдущая
• 52/69
• Следующая