Поиск неожиданного - Басов Николай Владленович - Страница 43

— Чего, господа путешественники, пожелают? — спросил он вместо приветствия и хмыкнул так, будто сомневался, что ему заплатят за товары.

Оле-Лех даже потрогал свой кошелек у пояса и лишь после этого вспомнил, что сменил его на кинжал, а кошель привычно отдал Тальде.

Оруженосец смерил владельца фактории суровым взглядом, но на того это никакого впечатления не произвело. Пришлось Тальде ходить между мешков с мукой, между мешочков поменьше с разными крупами, между окороков с сильным можжевеловым запахом, между вяленым мясом северных оленей, между связками разных полузасохших трав, среди которых также было немало лука, чеснока, плавающей в маринадах репы, многими способами приготовленных грибов в небольших кадушечках, разных моченых ягод от клюквы и голубики до… непонятных зеленоватых, похожих по вкусу на соленые огурцы. Эти ягоды владелец магазина особенно рекомендовал употреблять к местной водке. Не составляло труда догадаться, что все это разнообразие и являлось главным украшением стола у любого из местных жителей.

В итоге накупили действительно всего вдоволь. И все же Тальда был по-прежнему чем-то недоволен. Рыцарь спросил его:

— Ты тут, почитай, полугодовую выручку этому торговцу сделал, а все же еще что-то высматриваешь… Чего тебе нужно-то?

— Я не о продуктах думаю, сахиб… Вот выдержит ли карета? — Тальда вздохнул. — А с другой стороны, нельзя же не взять всего, да побольше, может, последняя возможность подвернулась запастись впрок всем, что нужно.

На это сугубо хозяйственное замечание рыцарю ответить было нечего, да он и не собирался спорить. Знал, что в таких житейских обстоятельствах его негр-полуорк гораздо лучше разбирается.

Но все же, когда Тальда и взявшийся ему помогать профессор Сиверс стали сносить все накупленное в карету, рыцарь решил за ними последить. Нет, конечно же ему помнилось, что в какой-то момент карета вдруг делалась гораздо более емкой, имеющей какие-то потайные места, некое малозаметное пространство, вполне пригодное для того, чтобы напихать туда короба с грибами либо кувшины с этими солено-мочеными ягодами, но он все же был не уверен.

И как выяснилось, зря. Потому что в конце концов в карету удалось впихнуть такую весомую и объемистую поклажу, которая и на хорошей телеге не уместилась бы. Лишь тогда Тальда стал глядеть веселее, и стало ясно, что его покупательский запал несколько поубавился… Но лишь до той поры, пока вдруг не принялся разглядывать в упор помалкивающего для рыцаря, как всегда, их возницу-франкенштейна. После некоторого беззвучного диалога он повернулся к Оле-Леху:

— Сахиб, он говорит, что коням будет тяжело.

— По этим дорогам нам все равно разогнаться не получится, придется тащиться едва-едва. А значит, карета должна выдержать, для того она и скроена.

— Если мы в ту сторону двинем, — профессор Сиверс посмотрел на север, где небо было чуть более светлым, даже по ночам, — может быть, впереди еще и тундра начнется… Ну если мы в высокие широты заберемся, — не очень понятно объяснил он.

— Если понадобится, мы и до тундры доедем, — высказал свое мнение Оле-Лех, хотя еще и не знал, как это может у них получиться.

Но каким-то странным образом он уже осознавал, почти предчувствовал, что они не то что до тундры, но и по ней, может быть, не одну сотню миль должны будут отмахать.

Вот так, миновав, возможно, последнее встреченное ими в этой местности поселение, путешественники двинулись дальше. К счастью, оказалось, что Сиверс не только даром болтался под ногами. Он каким-то образом сумел расспросить местных диковатых орков о дороге. И вечером при свете фонаря, когда путешественники пробовали незнакомые на вкус и странно пахнущие недавно купленные кушанья, он проговорил с набитым ртом:

— Аборигены сказали, сэр рыцарь, что они ездят лишь зимой, когда река льдом покрывается.

— Где же тут они столько льда находят, чтобы по нему кататься? — спросил Тальда недоверчиво. — Неужто в этом ручье?

— Зачем же? — отозвался профессор. — Неподалеку, милях в пятидесяти или чуть больше, на восток от деревни этой, протекает одна из великих северных рек. Я ее довольно хорошо представляю… — Он смутился. — По карте, разумеется.

— А как они до реки добираются? — поинтересовался рыцарь. — Неужто только верхами?

— Нет, верхами они даже по тайге не пробуют, только на своих двоих. А вот до реки вполне, по их представлениям, наезженная дорога ведет. Кстати, там же, на берегу реки, они покупают все, что приходит от совсем уж лесных племен или от далеких северных… гм… жителей.

— У них есть еще и лесные жители? — подивился Тальда. — А как же тогда этих, кого мы проехали, называть?

Рыцарь посмотрел на профессора с любопытством.

— А ты вознице нашему как-либо пробовал объяснить про этот разведанный путь?

— А чего ему объяснять-то, сэр рыцарь? Он и сам стоял неподалеку, пока мы разговаривали, и мне показалось, он все понял.

— Тебе показалось? — несколько неопределенно почти передразнил Сиверса Тальда. — Вот если бы ты…

— Да погоди ты болтать. — Рыцарь перевел взгляд на оруженосца. — Значит, не ты Франкенштейну поручил путь выбрать? Значит, он сам, после разговора нашего Сиверса с местными, все решил?

— Я, сахиб, ничего ему не советовал, не указывал и даже не рекомендовал, — строго, будто бы рапортуя, проговорил оруженосец. — Я думал, ты ему приказал, какого пути держаться.

— М-да, интересно, — подивился рыцарь, — он что же, надеется по берегу реки проехать? Или по мелководью? Не понимаю…

— Мелководья у здешних рек почти и не бывает, — снова принялся выгружать свои знания Сиверс— Плотность почвы и весенние разливы… — Он все же придумал, как объяснить: — Полноводность рек тут прорубает для них русла глубокие, с обрывистыми и крайне неверными берегами.

Разумеется, никакого успокоения это замечание не добавляло, но возница, кажется, знал, что делает. На него путешественники и решили понадеяться, все равно ведь ничего другого не оставалось.

До реки добирались под вечер следующего дня. Это было странно для коней Госпожи, способных без остановки вымахивать до трехсот лиг за сутки, но вот — все же случилось. Наверное, дорога оказалась слишком уж тяжкой, да и нагрузили карету изрядно, недаром Франкенштейн попробовал негодовать… А у самой реки стало понятно, что дальше на север по берегам они не продвинутся. Берега этой действительно широкой реки были крутыми, резкими и к тому же сплошь заросли таким плотным кустарником, перевитым еще и странно выглядевшими ползучими и стелющимися по земле растениями, что прорубаться через них пришлось бы, вероятно, только с помощью палашей. Даже замечательная во многих отношениях карета, в которой они путешествовали, изготовленная с помощью высокой и, вероятно, довольно сложной магии, не могла бы этот путь проделать.

На берегу они расположились на ночь. Это была страшненькая ночь. Да и ночь ли?.. Небо над путешественниками до конца так и не потемнело, звезды на нем светились настолько редко, что становилось непонятно, — те ли это звезды, которые они привыкли видеть над собой? Это вполне могли оказаться уже другие какие-нибудь звезды, по крайней мере, созвездия Оле-Лех над собой не узнавал. Он даже подумал было обратиться к профессору, тот должен был в силу своей учености знать об этом побольше рыцаря, но нарушать спокойствие неторопливо обустраиваемого лагеря ему не захотелось.

Карета стояла на пригорке, боком к реке, которая чуть мутновато и темно несла свои воды к Северному океану. Лес начинался так близко от них, что, когда Тальда устроил в ямке большой костер, некоторые ветви стали колыхаться от теплого дыма. Возница, к удивлению рыцаря, тоже принял участие в хозяйственном обустройстве. Он вытащил, поблескивая своими темными большими глазами, какой-то незнакомый бочонок из кареты, достал мешок со свежей, недавно купленной едой и даже притащил толстое бревно на плече к огню, чтобы его пассажирам было удобнее расположиться.

Так же странно повел себя и профессор Сиверс, он вытащил из своего мешка, который рыцарь разрешил взять ему в дорогу, блокнот, забранный в толстый плотный переплет, непонятного вида деревянную палочку, к которой был привязан сухой скрипучий грифель, и принялся что-то писать, время от времени недовольно поглядывая то на небо над собой, то на блики костра. Впрочем, света ему должно было хватать, потому что оруженосец действительно перестарался, и огонь поднялся чуть ли не на два роста Франкенштейна.