Америка (Пропавший без вести) - Кафка Франц - Страница 24
- Предыдущая
- 24/57
- Следующая
«Дядя был бы точь-в-точь такого же мнения», – подумал Карл и кивнул, соглашаясь. Одновременно он вспомнил, что забыл представиться, а ведь о нем здесь так пекутся.
– Простите, пожалуйста, – сказал он, – я вам еще не представился, меня зовут Карл Россман.
– Вы немец, не так ли?
– Да, я недавно в Америке.
– Откуда же вы?
– Из Праги, из Богемии.
– Смотрите-ка! – воскликнула женщина по-немецки с сильным английским акцентом и всплеснула руками, – в таком случае мы – земляки, меня зовут Грета Митцельбах, я из Вены. И Прагу я знаю отлично, я ведь полгода служила в «Золотом гусе» на Вацлавской площади. Нет, вы только подумайте!
– Когда же это было? – спросил Карл.
– О, много-много лет назад.
– Старого «Золотого гуся» два года как снесли, – сказал Карл.
– Вот как, – проговорила старшая кухарка, уйдя мыслями в прошлое.
Но, тотчас же снова оживившись, схватила Карла за руки и воскликнула:
– Теперь, когда выяснилось, что мы земляки, вам ни в коем случае нельзя уходить отсюда. Вы не должны меня огорчать. Может, хотите, к примеру, стать лифтером? Только скажите, и место ваше. Когда вы немного пообвыкнете, то поймете, что получить такое место не так-то легко, потому что для начала ничего лучше и не придумаешь. Будете общаться со всеми постояльцами, всегда на виду, станете выполнять небольшие поручения, – словом, каждый день у вас будет шанс добиться продвижения по службе. Обо всем остальном, с вашего разрешения, позабочусь я.
– Я бы с радостью стал лифтером, – сказал Карл, чуть помедлив. Глупо отказываться от такого места только потому, что окончил пять классов гимназии. Здесь, в Америке, эти пять классов гимназии скорее повод для стыда. А вообще, лифтеры Карлу всегда нравились, казались ему украшением гостиниц.
– Знание языков не обязательно? – спросил он еще.
– Вы говорите по-немецки и вполне хорошо по-английски, этого достаточно.
– Английский я учил в Америке всего два с половиной месяца, – сказал Карл, полагая, что замалчивать свое единственное преимущество не стоит.
– Это изрядный плюс, – сказала старшая кухарка, – если вспомнить, какие затруднения английский доставил мне. Впрочем, это было тридцать лет назад. Как раз вчера я говорила об этом. Вчера мне исполнилось пятьдесят. – И, улыбаясь, она старалась по выражению лица Карла уловить, какое впечатление произвел на него столь солидный возраст.
– В таком случае желаю вам большого счастья, – сказал Карл.
– Это всегда кстати, – отозвалась она, пожав руку Карла и чуть-чуть взгрустнув над этой старинной родной поговоркой, вспомнившейся ей по-немецки. – Я ведь вас задерживаю, – спохватилась она. – А вы, верно, очень устали, лучше мы потолкуем об этом днем. Так радостно встретить земляка, что просто все из головы вон. Пойдемте, я отведу вас в вашу комнату.
– У меня есть еще просьба, госпожа старшая кухарка, – вспомнил Карл при виде телефонного аппарата, стоявшего на столе. – Возможно, утром, и даже очень рано, мои бывшие товарищи принесут фотографию, которая мне крайне необходима. Будьте так добры, позвоните портье, пусть он пошлет этих людей ко мне или вызовет меня.
– Непременно, – ответила старшая кухарка. – Но не достаточно ли ему взять у них эту фотографию? И что это за фотография, позвольте спросить?
– Фотография моих родителей, – сказал Карл. – Нет, я должен сам поговорить с этими людьми.
Старшая кухарка ничего больше не сказала и отдала по телефону распоряжение портье, причем назвала номер комнаты Карла – 536.
Затем они через дверь, противоположную входной, вышли в небольшой коридор, где, прислонившись к решетке лифта, дремал маленький лифтер.
– Мы можем сами себя обслужить, – тихо сказала старшая кухарка, пропуская Карла в лифт. – Десять – двенадцать часов работы многовато для такого мальчугана, – говорила она, пока лифт поднимался, – но так уж в Америке заведено. Вот, например, этот малыш, он итальянец и приехал сюда с родителями полгода назад. Поглядеть на него, так эта работа ему не по силам, личико совсем исхудало, засыпает во время смены, хотя по натуре очень услужлив; но стоит ему проработать здесь или в любом другом месте Америки еще полгода, и он все с легкостью выдержит, а через пять лет станет настоящим крепким мужчиной. О примерах такого рода я могу рассказывать часами. При этом я вовсе не имею в виду вас – вы-то сильный юноша; вам лет семнадцать, не так ли?
– В следующем месяце будет шестнадцать.
– Даже только шестнадцать! – воскликнула старшая кухарка. – Ну, тогда смелей!
Наверху она ввела Карла в комнату, которая, правда из-за наклонной стены, выглядела уже как мансарда, но при свете двух электрических лампочек оказалась в остальном очень уютной.
– Вы не робейте, – сказала старшая кухарка, – эта комната – не гостиничный номер, а часть моей квартиры, состоящей из трех комнат, так что вы меня нисколько не стесните. Я запру эту вот дверь, чтобы вы чувствовали себя совершенно свободно. Утром вы, конечно, как новый гостиничный служащий, получите свою комнатку. Если б вы пришли с товарищами, я бы устроила вас всех в общей спальне для персонала, но, так как вы один, я думаю, для вас лучше будет здесь, хотя спать придется на диване. А теперь доброй ночи, отдохните как следует перед работой. Завтрашний день пока не самый напряженный.
– Премного благодарен вам за вашу любезность, – сказал Карл.
– Подождите, – сказала она, остановившись на пороге, – иначе вас скоро опять разбудят. – Она подошла к боковой двери, постучала и крикнула: – Тереза!
– Слушаю, госпожа старшая кухарка, – послышался голос молоденькой пишбарышни.
– Когда ты пойдешь будить меня утром, ступай через коридор, здесь в комнате спит гость. Он до смерти устал. – Она улыбнулась Карлу. – Понятно?
– Да, госпожа старшая кухарка.
– Ну, тогда доброй ночи!
– И вам доброй ночи.
– Дело в том, – сказала старшая кухарка, как бы поясняя, – что уже несколько лет я ужасно плохо сплю. А ведь теперь я могу быть довольна своим положением и, откровенно говоря, слишком-то не хлопотать. Но должно быть, результаты моих прежних забот и наградили меня этой бессонницей. Если я засну часа в три ночи – уже надо радоваться. Но так как в пять, самое позднее в половине шестого, пора вновь приступать к работе, я вынуждена просить, чтобы меня будили, причем осторожно, чтобы нервы не расходились пуще прежнего. И будит меня Тереза. Ну, теперь вам все уже известно, да и я ухожу не навсегда. Доброй ночи! – И, несмотря на свою полноту, она прямо-таки выпорхнула из комнаты.
Карл предвкушал сон, так как этот день очень утомил его. А более уютной обстановки для долгого, безмятежного отдыха и пожелать было нельзя. Правда, комната служила не спальнею, скорее уж это была гостиная или, вернее, парадный салон госпожи старшей кухарки, и умывальник принесли сюда специально на этот вечер, ради Карла, и тем не менее он не чувствовал себя незваным гостем, наоборот, был, как никогда, обласкан. С чемоданом все было в порядке, и, пожалуй, он давненько не бывал в большей безопасности. На низком комоде, покрытом ажурной шерстяной накидкой, стояли в рамках и под стеклом всевозможные фотографии; осматривая комнату, Карл остановился взглянуть на них. В большинстве снимки были старые и изображали девушек в допотопных неуклюжих платьях и небрежно приколотых, крохотных, но довольно высоких шляпках; опершись правой рукою на зонтик, они смотрели на зрителя, однако поймать их взгляд никак не удавалось. Среди фотографий мужчин Карл обратил внимание на портрет молодого солдата с буйной черной шевелюрою, который, положив кепи на столик, стоял по стойке «смирно» и едва сдерживал переполнявший его горделивый смех. Пуговицы его мундира на фотографии были подкрашены золотом. Все эти снимки, вероятно, были привезены из Европы, и, наверное, подтверждение тому можно было прочесть на обороте, но Карлу не хотелось брать их в руки. Он мечтал вот так же поставить в своей комнате фотографию родителей, как стояли здесь эти.
- Предыдущая
- 24/57
- Следующая
