Три трупа и фиолетовый кот, или роскошный денек - Качановский Алоиз - Страница 9
- Предыдущая
- 9/36
- Следующая
— Давай вернемся к кальвадосу. Это меня мучит, — говорю я. — Ты точно помнишь, что мы вчера приехали к тебе именно с кальвадосом?
— Да, вроде бы кальвадос. А почему это тебя мучит? — отвечает вопросом Майка.
— К сожалению, у меня от этой ночи остались самые смутные воспоминания, а по некоторым причинам мне необходимо припомнить все, минуту за минутой. Давай пройдемся по фактам. Ладно?
— Вчера я была на встрече со шведскими актерами, — говорит Майка. — Вернулась домой в одиннадцать и улеглась. В двенадцать меня вытащили из постели два отвратительных пропойцы, истекающие дождем и мечтающие о том, чтобы весело провести время в изысканном обществе. Это были ты и Франк.
— Помедленней, — говорю я. — Будь так великодушна и припомни, что это ты сама пригласила нас.
— Действительно, я совершила такую глупость, — признает Майка. — Никак не могла уснуть и начала учить роль в постели. Наткнулась на ужасное место в диалоге с канарейками. Абсолютно непроизносимое. Никакой актер не смог бы одолеть подобный текст. Ну я и позвонила Франку, чтобы он переписал диалог. Франк сопротивлялся, но потом уступил. Как раз в эту минуту ты вырвал у него трубку и сообщил мне, что тебе нечего пить. Я упомянула о персиковой наливке, ты раскритиковал ее и собрался купить что-нибудь другое по дороге. Прорепетировала целую сцену, прежде чем вы постучали. Набросила халат и приняла вас. Вместе мы осилили кальвадос, потом пришел сосед с кошмарной женой в папильотках…
— Не такая уж кошмарная. Она была в вишневом халате, если мне не изменяет память…
— В вишневом была я.
— Ты была в зеленом, — протестую в ответ.
— Все у тебя перепуталось, — смеется Майка. — Я была в вишневом, а она в голубом.
— Но я помню что-то блестящее и зеленое. Что бы это могло быть?
— Это был мятный ликер. Когда мы уже прикончили наливку, в шкафу за бельем нашлась бутылка с остатками мятного ликера. К этому времени ты упился уже до такой степени, что на рассвете торжественно просил моей руки.
— Я действительно был не в себе. И что ты ответила?
— Я ответила очень благородно: «Дорогой друг, — сказала я. — Мы знакомы уже столько лет, твое доброе отношение ко мне не раз поддерживало меня в трудные минуты, не позволим же, чтобы это прекрасное чувство растворилось в буднях заурядного супружества…»
— «Восьмое дерево», сцена на террасе, а? — комментирую я.
— У тебя прекрасная память. А сцена ничего? Согласен?
— Потрясающе идиотская. Франк порою невыносим.
— Сценарий как сценарий, а я была там просто великолепна, — говорит Майка.
Ты была в порядке, невзирая на то, что фильм довольно серый, я и не скрывал от Франка своего мнения.
— Лично я верю во Франка. Что ни фильм, то успех.
— Успех и уровень — вещи разные. Если честно, он написал только один хороший сценарий и снял тоже только один хороший фильм, ты знаешь это.
— «Черную лестницу», конечно. Но я не считаю, что следующие его фильмы были слабее. Мне даже больше по душе мои роли в них, они были чем-то ближе мне. То, что мы снимаем сейчас, вообще будет сенсацией. -
— Ну ладно, а что было дальше?
— Ты молил, чтобы я не отталкивала тебя, твердил, что я последняя твоя надежда на спасение, что ты находишься на краю пропасти и выручить тебя может только крепкое женское плечо, то есть мое. В противном случае, говорил ты, тебя уничтожит фиолетовый призрак.
— Не будем углубляться в подробности, — останавливаю я Майку. — Что было дальше?
— А больше ничего. Франк увел тебя, соседи попрощались, я поставила будильник на шесть и отправилась в постель. В семь утра была уже в студии. В половине девятого позвонила тебе, так как мне хотелось убедиться, что ты благополучно добрался домой. Звонила потом еще трижды, пока наконец застала тебя.
— Плати и пойдем, — говорю я.
Майка расплачивается, и мы выходим. В гардеробе Майка останавливается у зеркала, а я направляюсь в сторону бара. Бармен при виде меня сияет и привычно хватается за бутылку.
— Уже было за столиком, — останавливаю я жестом его порыв. — Что у вас там с кальвадосом?
— Это вы, господин адвокат, заказывали кальвадос на столик? — удивляется бармен. — Не знал, что вы изменили своим привязанностям. К сожалению, мы не держим этого пойла. Шеф считает, что кальвадос не гармонирует с нашим заведением.
— Вчера ночью мой приятель купил у вас две бутылки кальвадоса, — настаиваю я.
— Наверняка, не у меня, — возражает бармен.
На стоянке такси расстаемся с Майкой, она едет в студию, я прошу отвезти меня домой. В последнюю минуту Майка дает мне взаймы немного денег. Настоящая подруга.
В канцелярии застаю Пумс над тем же томиком, который при виде меня она с прежней ловкостью прячет под себя на кресло. Скучает бедняжка. Напрасно только она скрывает от меня свое чтиво. Нина совершенно открыто читала целыми днями детективы или разглядывала журналы.
— Роберт звонил? — спрашиваю ее.
— Какой Роберт? — отвечает она вопросом. Показываю на телефонный номер, записанный на стене.
— Звонил, — говорит Пумс. — Он хотел что-то сообщить вам. Сейчас соединю.
Торжественно приближается к аппарату и соединяет нас. Судя по всему, она страшно обрадована возможностью продемонстрировать хоть какую-нибудь деятельность.
— Этот твой Нусьо Пилц щеголял двумя серебряными фиксами на передних зубах? — спрашивает Роберт. — Если да, он мог бы оказаться Нусем Щербатым, которого мы срочно разыскиваем.
— Не знаю, были ли у него два серебряных зуба, но могу уточнить это, — говорю я. — А что это за Нусьо Щербатый?
— Медвежатник, второсортный взломщик, уже сидел, — отвечает Роберт, — Впрочем, он никогда не работал на собственный страх и риск. Последнее время обделывал делишки с Длинным Вацеком. Вся банда уже сидит, недостает нам только Нуся, не знаем даже, где он прячется. Вполне может быть, что наш Нусьо и твой Нусьо — одна и та же особа.
— Благодарю за информацию, при случае отплачу тем же, — завершаю я беседу и кладу трубку.
Бросаю взгляд на сейф, стоящий в углу комнаты. Потом направляюсь к балконной двери, отодвигаю портьеру, наклоняюсь, втыкаю палец в губы покойника, отдыхающего у косяка. Губы окоченели, но поддаются настолько, что в щели появляется серебряный блеск. Пумс наблюдает за всем этим с вытаращенными глазами. Задвигаю портьеру, усаживаюсь за письменный стол.
— Это Щербатый Нусьо. — говорю я. — Мне не удалось узнать его сразу.
— А вы знали его до этого? — спрашивает Пумс.
— Знал в роли кельнера в баре «Под Балконами». Но знаешь, кельнера не так просто вспомнить за пределами ресторана или бара. Я всегда видел его в белой куртке и, как ты понимаешь, живого. В обычной одежде и мертвого я не узнал его и только позднее вычислил, что это он.
— Интересно, откуда он взялся здесь? — говорит Пумс.
— Действительно, интересно, — поддерживаю я. — Во всяком случае вошел сюда он собственными ногами, и только здесь был убит за портьерой, где и лежит до сих пор.
— Откуда вы знаете?
— В портьере есть отверстие на высоте примерно метр двадцать от пола. Нусьо прятался за портьерой, через портьеру получил пулю в левый бок, прямо в сердце, упал, опираясь о дверной косяк, и остался в полулежачей позиции.
— А кто стрелял в него?
— Именно это хотелось бы узнать и мне. Дама в черном должна иметь с этим что-то общее.
— Может быть, это она застрелила его?
— Может, но в таком случае, кто застрелил ее?
— Убила его, а потом покончила жизнь самоубийством, — предлагает свой вариант Пумс.
— И после самоубийства отнесла револьвер обратно в ящик стола? Пумс, ты несешь околесицу.
— Револьвер мог отнести кто-нибудь другой.
— Действительно, но кто? И почему все это должно было произойти в моей квартире? Можешь ответить на это?
— Нет, вряд ли, — говорит Пумс.
— Но, может быть, ты сумеешь ответить мне на другой вопрос: зачем ты украла помаду?
Пумс краснеет и отворачивается.
- Предыдущая
- 9/36
- Следующая