Сарацинский клинок - Йерби Фрэнк - Страница 90

• Предыдущая
• 90/96
• Следующая

На это он не надеялся. А когда утром он ступил на берег, то и представления не имел, когда сможет увидеть Элайн. Ибо здесь, в материковой части Сицилийского королевства виды на будущее Фридриха были темнее бездонных глубин царства теней.

Часть местной знати оставалась верной ему – владетели Акуино, главный судья Генри Морра, регент Реджинальд Сполето, сарацины, которым Фридрих щедрой рукой подарил город Люцеру, были привязаны к нему всем сердцем.

Пьетро ненавидел сражения, ненавидел убийство. Но между ним и Хеллемарком стояли армии Папы. Между ним и Элайн.

Пьетро заметил удивление на лицах людей, столпившихся в гавани, когда развернулся императорский штандарт. Он услышал, как вокруг шептались люди:

– Это он! Это он! Они нам лгали! Он не умер. Император жив…

И вдруг толпа в едином порыве взорвалась криками:

– Да здравствует наш император! Слава Фридриху Августейшему!

Фридрих ехал среди толпы, улыбаясь, останавливаясь, чтобы погладить по голове ребенка, которого протягивали ему, благословляя мужчин и женщин, проталкивавшихся, чтобы коснуться рукой императора.

Хотя Пьетро еще не осознал этого, они уже победили. Появления Фридриха оказалось достаточно. Мужчины стекались под его знамена, и во главе все растущей армии Фридрих Второй двинулся против войск Папы и Ломбардской Лиги.

Ему нужно было только продвигаться вперед, ибо армии Святого Престола по большей части не выдерживали его натиска. Они испытывали ужас при одном имени Фридриха. Действовали и другие факторы – возмущение вероломством Наместника Бога, который распускал ложные слухи о смерти Фридриха. Пока им верили, они привели в лагерь Папы какое-то число сторонников, хотя и не слишком ярых. Оказавшись ложными, эти слухи стали обоюдоострым мечом, ранящим держащую его руку. Сказывалось и то, что папские войска возглавляли люди неопытные в военном деле. Давала себя знать и дурная пища. Денежное содержание задерживалось. Не помогло и то, что папские легаты, чтобы расплатиться с войском, забрали церковные сокровища в Монте-Кассино и Сан-Джермано. При виде сверкающих на солнце доспехов армии Фридриха папские воины разбегались, как овцы. Как крысы.

Мятежные города Ломбардии на севере сдавались сторонникам императора. За четыре дня на его сторону перешло двести городов. Последний сопротивляющийся город Сора был взят яростным штурмом, который возглавил сам Фридрих. После падения город был сожжен дотла, улицы его перекопаны и присыпаны солью, как когда-то в древности поступили с Карфагеном.

Захваченные в плен изменники, надеявшиеся возвыситься с падением Фридриха, были отправлены на самые высокие виселицы. За то, что тамплиеры предали его в Палестине, Фридрих отобрал у них все их сокровища на Сицилии. Покончив с этими делами, он начал утомительные переговоры о мире с Папой Григорием.

И Пьетро получил возможность ехать домой, не обагрив свой меч кровью.

Он двинулся на север к Хеллемарку во главе свиты из двадцати рыцарей, которых одолжил ему Фридрих. Оруженосцы вели его белоснежного арабского жеребца и трех, тоже белоснежных, кобыл, подаренных ему Фридрихом для разведения породы. Еще один оруженосец с опаской вел на длинных цепях двух гепардов, предназначенных для охоты.

Пьетро и его свита были нарядно одеты, а знамя Роглиано над его головой развевалось под теплым июльским ветерком.

Страж у ворот тут же узнал его и распахнул ворота, челюсть у него отвисла от безмолвного изумления при виде закутанной фигуры Зенобии. Во внутреннем дворе сенешал Манфред разговаривал с Уолдо и Рейнальдо, когда туда въехал Пьетро. Оба рыцаря растолстели от безделья с того времени, когда аль Камил великодушно отпустил всех пленников, захваченных в Дамиетте, – жест, который не принес Пьетро никакой пользы, поскольку шейх Ахмад успел увезти его в Каир.

При виде Пьетро все трое застыли, потом бросились к нему, упали на колени в грязь и стали плача целовать его стремена.

Пьетро спешился, поднял их на ноги и расцеловал в щеки, как равных. Он и сам едва сдерживал слезы. Любовь, которую испытывали к нему его приближенные, всегда трогала его.

– А госпожа? – прошептал он.

– Она наверху, в зале, – сказал Манфред. Он с любопытством глянул на Зенобию. – Я пойду…

– Не надо, мой добрый Манфред, – сказал Пьетро. – Я пойду к ней сам…

– Господин, – сказал Рейнальдо, и его глаза изучающе остановились на фигуре Зенобии, – сделайте мне милость, разрешите сопровождать вас. Я хочу видеть лицо госпожи, когда она увидит вас.

Что-то в его голосе заставило Пьетро взглянуть на Рейнальдо пристальнее. Нечто похожее на горечь. Смешанную с ликованием. Так может говорить человек, подумал Пьетро, который надеется стать свидетелем унижения ненавистного врага.

Но лицо Рейнальдо оставалось спокойным и невозмутимым.

– Хорошо, – сказал Пьетро и добавил по-арабски: – Пойдем, Зенобия.

Они поднялись по лестнице. Дверь была открыта, и Пьетро остановился у входа, Зенобия держалась позади него. Элайн сидела в большом кресле и вышивала. Пьетро заметил, что она постарела, но он увидел н то, что годы, унеся ее красоту, оставили на ее лице очарование.

– Ей очень не хватало вас, мой господин! – прошептал Манфред.

Но шепот старого вояки походил больше на хрип, и Элайн услышала его. Она повернула голову, рука с иглой замерла в воздухе. Лицо ее стало бледнеть, пока не утратило всякую краску. Ее синие глаза расширились, став величиной почти в пол-лица. В них было нечто, похожее на ужас. Пьетро не мог ответить на этот вопрос.

Пока он шел к ней, она медленно поднялась с кресла. Она смотрела на него, не двигаясь. Не произнося ни слова. Он заметил, что она даже не дышала.

Он протянул к ней руки.

Она не двинулась.

– Значит, – сказала она, и в голосе ее слышалось раздражение, – даже сарацины не смогли освободить меня от тебя!

– Элайн, – прошептал Пьетро.

– Я думала, что ты умер. Надеялась, что ты умер.

Пьетро обернулся к своим рыцарям.

– Оставьте нас, – сказал он.

Манфред, Уолдо и Рейнальдо ретировались.

– Элайн, – вырвалось у Пьетро, – Бога ради…

Однако она не смотрела на него, ее глаза были устремлены мимо него на Зенобию.

– Кто она? – прошептала она. – Нет, не надо ничего говорить! Вы этого хотели, мой господин? Этим увенчать гору ваших грехов? Привезти эту наложницу в мой дом! О Боже! Почему я не умерла в ту ночь?

– Она, – устало сказал Пьетро, – не моя наложница. И никогда не была ею. Иначе я не привез бы ее сюда…

– Ты лжешь! – крикнула, как выплюнула, Элайн. – Лжешь, лжешь! Но я этому рада. Потому что теперь я могу бросить тебе в лицо то, что иначе могла бы скрыть! Я изменяла тебе, мой господин! И не один раз, а много-много раз. И твое преимущество только в том, что я не привела сюда моего любовника, как ты притащил сюда свою сарацинскую шлюху!

Пьетро понимал, что она хочет уязвить его. Но он стоял в оцепенении. Он не мог думать. Даже не мог ничего чувствовать.

– Это Андреа? – прошептал он.

– Какое это имеет значение? – отрезала она. – Он, или другой, или целая толпа других мужчин? Значение имеет только одно – что мы с тобой расквитались!

Пьетро посмотрел на Зенобию. Ее глаза перебегали с него на Элайн и обратно. Она не знала ни слова по-итальянски, но чутьем понимала, что происходит.

– Мой господин, – сказала она, – покажи ей мое лицо. Я думаю, что после этого не будет причин для ссоры… из-за меня…

Голос ее звучал грустно, грустнее всего на свете. Пьетро кивнул.

– Мы не расквитались, Элайн, – спокойно сказал он. – Смотри…

Он поднял чадру.

Элайн отступила. Зрачки ее расширились, оставив только синие ободки. Ее рука непроизвольно потянулась к собственному лицу, пальцы шевелились, трогая прекрасную кожу, словно ища подтверждения чему-то.

Пьетро опустил чадру.

– О Боже, – прошептала Элайн – Пьетро, скажи мне, что случилось с ее лицом?

– Купорос, – грустно отозвался Пьетро.

• Предыдущая
• 90/96
• Следующая