Разбойничий тракт - Иванов-Милюхин Юрий Захарович - Страница 48

• Предыдущая
• 48/81
• Следующая

Уложив все как было, Дарган подошел к двери и выглянул в коридор. Он вдруг вспомнил, что во время разговора с женой петли двери часто поскрипывали, словно какой-то человек, стоявший с той стороны, все время пытался приоткрыть ее. Мимо протащился пожилой татарин из прислуг, бормотавший что-то под нос. Подождав, пока он скроется в одной из комнат, казак направился к выходу из гостиницы. Молодой соплеменник этого человека должен был ухаживать за лошадьми на конюшне.

Тот и правда занимался уборкой навоза из стойл, ему помогал еще один мусульманин с серьгой в ухе и с проваленным носом. Заметив Даргана, оба коротко переглянулись, но работу не оставили. Казак проверил лошадей, неторопливо перетрусил упряжь, он искал любой штришок, который мог бы подсказать, кто же их этих двоих заинтересовался путниками. Казак отметил, что седла и уздечки в углу разложены не так, как он их оставил, их словно приготовили для того, чтобы побыстрее вынести. Дарган еще раз осмотрелся, затем подошел к уборщикам.

– Салам алейкум, – поздоровался он.

– Ва алейкум салам, – отозвался молодой татарин и вильнул раскосыми глазами на казака. – Я коней почистил, напоил, овса задал. Что прикажешь еще, господин солдат?

– Посторонних возле моих лошадей не видел? – напрямую спросил Дарган.

– Какой посторонний, когда все свои, – заулыбался конюх. – К нам после вас прибыли только два постояльца, один тучный такой, второй как селедка, но с жидкой бородкой. Нет посторонних.

– Если кто станет интересоваться моим табуном, дай знать, – приказал казак, он привык держаться с татарами как господин.

– Якши, господин солдат.

Конюх вдруг раскосо посмотрел на товарища с серьгой, а тот надул щеки и сердито сплюнул себе под ноги. Дарган поморщился, затем вытащил из-за голенища нагайку и с силой щелкнул ею в воздухе. Последив за произведенным эффектом, он направился к дому. Казак понял, что где-то допустил промах. Чем быстрее они покинут постоялый двор, тем спокойнее будет.

Они снова неслись по полям и равнинам, меняя лошадей на ходу, и вновь Дарган ощущал дыхание гнавшихся за ними разбойников. Один раз бандиты приблизились настолько, что пришлось залечь за придорожный камень на окраине леса и отстреливаться, а потом отрываться, петляя зайцами по рощицам и дубравам. Путникам повезло, они унесли ноги, но лошади уже не выдерживали бешеных скачек, за долгий путь от Парижа они выдохлись.

После разговора с конюхом и его дружком казак больше не сомневался в том, что оба являются наводчиками банды, сколоченной из окрестных крестьян, раззадоренных войной, разоренных ею. Пока казак с женой пробирались до Москвы нехожеными путями, опасности обходили их стороной, но стоило выехать на людный тракт, как разбойники тут же дали знать о себе. Этих банд, состоящих из оборванных и голодных крепостных людей, было много, они не ведали жалости к путникам так же, как два года назад были беспощадны к наполеоновским солдатам, заставившим их собраться в партизанские отряды. Когда их ловили, то вешали, но чаще они уходили в причерноморские степи, мечтая влиться в состав обширной казачьей вольницы, чтобы вернуться в Россию уже в качестве ее непродажных защитников – казаков.

– О, эта Россия! – восклицала на коротких привалах спутница. – Здесь никто никогда никому не был нужен.

– Татей в России испокон веков было море, – чтобы хоть как-то оправдаться, стал дополнять присказку Дарган. – Мы тоже не нужны, окромя разбойников.

– Ви, месье д'Арган, – молча поводя рукой вокруг, соглашалась девушка.

Наконец в косых лучах заходящего солнца показались черные избы небольшого села, всадники на всем скаку влетели в начало улицы и остановились перед большим домом. Плотные клубы пыли догнали табун, накрыли его с головой. Когда она рассеялась, Дарган рукояткой нагайки постучал по облупившемуся наличнику, но на стук никто не откликнулся. Он проехал к воротам, заглянул во двор и увидел заросшее лопухами пространство, выломанную дверь в сенцы и провалившуюся на сараюшке соломенную крышу. Казак с тревогой осмотрелся по сторонам, деревня не подавала признаков жизни, словно жители в одночасье решили покинуть ее.

Когда он с боями гонялся по Европе за наполеоновской армией, такие картины ему не встречались. Там жители возвращались в населенные пункты, в которых артиллерия не оставляла целым ни единого дома, и заново отстраивали свои жилища. А здесь, в России, мертвые пейзажи стали привычными. Казак отъехал от ворот, остановился на середине улицы. Лошади прядали холками, стучали копытами. Их надо было напоить и накормить.

– Спешивайся, Софьюшка, – соскакивая с седла, сипло сказал Дарган. – Видно, здесь придется и заночевать, и отбиваться от бандитов.

– Там города нет? – спутница махнула рукой вперед.

– Есть, да расстояния между нашими городами сотни верст, – пояснил он. – Мы бы оторвались, но почти от самого Парижа идем галопом, а у них лошади свежие.

Софи шевельнула поводьями, проехала по улице, намереваясь высмотреть колодец, и вдруг увидела сгорбленного старика с белой бородой. Он вышел из одного из домов, опираясь на клюку, приставил ладонь ко лбу. Это было так неожиданно, что она не смогла подать никакого сигнала спутнику. Но Дарган и сам тоже заметил деда, тронулся ему навстречу.

– Здорово дневал, дедука, – еще издали крикнул он.

– Слава Иисусу Христу, сынок, – бодро ответил тот. – Далеко путь держите?

– На Кавказ, в родную станицу.

– Казаки, значится?

– Они самые, терские мы.

– Наслышаны, лихие воины.

– А где люди, дедука? Деревня будто вымерла, – спросил Дарган.

– Так оно и есть, добрый молодец, – старик поставил клюку перед собой, видно было, что он обрадовался путникам. – Поначалу всем миром поднялись на защиту своей земли, а потом, когда француз зимой уже на отходе мужиков повыбил, помещик детишек с молодайками перевел к себе в усадьбу – сами бы они тут не вытянули. На всю деревню нас осталось двое – я да старуха из крайнего двора.

– Война еще никого до добра не доводила, – согласился Дарган, вспоминая, что и в его станице женщины в иной год часто хоронили мужей, погибших в стычках с горцами. – А где тут колодец?

– В каждом подворье есть, – старик пожевал губами. – Чай, коней хочешь напоить?

– Их в первую очередь.

– Тогда веди к Светлому озерку, там вода на травах настоянная, силу прибавляет, – он указал рукой за околицу. – И луга сочные, трава в человеческий рост.

– Спасибо, дедука. Мы здесь и заночуем.

– Где душенька пожелает, там и располагайтесь. Можете у меня.

– Мы бы рады, да нам нельзя, – решил сознаться Дарган.

– Что так?

– Разбойники гонятся.

Старик помолчал, постучал пальцами по ручке клюки, потом прищурил ярко-синие глаза под косматыми бровями.

– Добром на войне разжился? – тоже не стал он ходить вокруг да около.

– Добро есть, чего греха таить.

– А много ли разбойников?

– Банда из татар с московскими мужиками.

– Смесь гремучая.

Дед снова надолго задумался. Дарган уже решил, что разговор окончен, и хотел уводить коней на водопой, когда старик переступил с ноги на ногу и сказал:

– Вернешься с озерка, проедешь на другой конец деревни. На пригорке остались развалины, с них вся дорога как на ладони. – Когда француз подступил, идя на Малоярославец, мы его неделю не пропускали, пока он артиллерию не подтянул. Потому наших мужиков много поубивало.

– Спасибо, дедука, как управимся, я тебе гостинец подвезу, – пообещал Дарган.

Казак почувствовал прилив уверенности, будто успел попить воды из того Светлого озерка. Он оглянулся на Софи, дожидавшуюся в стороне конца разговора, и вскочил в седло.

Взошла луна, прохладная ночь затопила развалины когда-то просторного дома волнами синеватого света, окрасив в черный цвет все вокруг. Но дорога, бегущая мимо, видна была как на ладони, за нею следил старик, решивший придти на помощь путникам с допотопным кремневым ружьем. Дарган, перед этим загнавший лошадей к нему во двор, подточил шашку и кинжал, положил с одного бока ружье, с другого – пистолет. Софи воткнула шпагу в бревенчатую стену избы, приготовила заряды с пыжами и порохом. Отдыхать она отказалась наотрез.

• Предыдущая
• 48/81
• Следующая