Леди-босс - Истомина Дарья - Страница 53
- Предыдущая
- 53/67
- Следующая
Если честно, с того дня, как у меня отобрали Гришку, я сломалась. Только-только начала всплывать после смерти Сим-Сима, и тут меня снова обрушили.
То, что я всерьез разбираюсь в собственном хозяйстве, было видимостью. Конечно, я торчала на всех этих оперативных летучках, очередных и внеочередных совещаниях, принимала каких-то ближних и дальних переговорщиков, но от меня осталась только оболочка, будто у меня все высосали из мозга и сердца. Я как бы отсутствовала, лишь внешне проявляя некую заинтересованность, а в действительности хотела только одного: чтобы меня оставили в покое.
Карусель вертелась, поскрипывая, но все летело как бы мимо меня. Я целиком доверилась Белле Зоркие, перегрузила кое-что на Элгу и Вадика. Более или менее я интересовалась «четверговыми» приемами, только попросила Вадима, чтобы он допускал всех, даже явных психов. В общем, любой псих по-своему интересен, нормальные типчики, тащившие проекты немедленного обогащения как себя лично, так и всей "Системы "Т", были скучны. Хотя и среди них попадались еще те экземплярчики.
Среди прочих вдруг неожиданно возник наш Цой. Он вернулся из поездки к своим азиатским родичам, решил, что не имеет права козырять своей близостью к Туманским, и заявился в порядке очереди. Я его облизала, как родного, и он сказал:
— А ты еще, оказывается, черовек, Ризавета… Цой страшно переживал, что наша территория прикрылась, и сказал, что хочешь не хочешь, но придется перебираться в Москву, что его зовут в ресторан «Чингисхан» и еще куда-то, но он хочет открыть свой ресторан, на паях с сородичами. И даже помещение нашел подходящее под аренду, первый этаж небольшой чулочной фабрики, где когда-то была столовая, со всеми коммуникациями, на бойком месте, вблизи Сущевского вала. Фабричка еле дышала, отечественных носков и колготок выпускала чуть-чуть, а потому сдавала помещения, чтобы чулочницы окончательно ноги не вытянули. Репертуар предполагался, само собой, экзотический, с китайско-корейско-японским уклоном.
— Я тебя беспратно кормить буду, Ризавета, — пообещал Цой.
— А как назовешь кабачок?
— Не знаю.
— Пусть будет «Сим-Сим», — предложила я. — В память о Семеныче. Ты ж помнишь, я его так называла. Ему бы было приятно.
Он подумал и записал на бумажке «Сим-Сим».
Денег у него с сородичами не хватало, я позвала Беллу Львовну.
Та страшно сопротивлялась, орала, что это гиблое дело, потому что этих экзотических гадюшников в Москве и так видимо-невидимо и что это выброшенные деньги, но в конце концов я ее дожала.
Из остальных просителей запомнился странный человек, который приволок с собой кучу чертежей и картонных моделей пирамид и всерьез объяснял мне, что он открыл магические свойства пирамид, когда служил военным советником в Египте, что любая пирамидальная конструкция — это мост между планетой и космосом, отсасывающий белую жизнетворную энергию. И спасение россиян он видит в том, чтобы понаставить всюду пирамид-самоделок и ежедневно проводить в них сколько-то там часов. Он, оказывается, ставил опыты, и в его пирамидках картошка не гнила, вода не портилась, молоко не скисало, полежавшие в пирамиде семена давали высокие урожаи, а беременные женщины, проведя курс пирамидального облучения, рожали легко и беспроблемно исключительно здоровых и спокойных детей.
Как-то завалилась компания студентов-контактеров, им были нужны деньги на экспедицию куда-то под Пермь, в зону приземления НЛО. Они мне даже показали уфологическую кассету. Действительно, там летало что-то. Тарелочное.
Кого-то я подпитывала, кому-то приходилось отказывать, но с этими посетителями всегда было весело. Они не талдычили о том, что доллар полез вверх, или про торги фьючерсами и опционами, или про то, что доходность ГКО упала до сорока процентов годовых (скоро и это покажется сказкой). Наш рублишко, высунув язык, то и дело догонял доллар, но все они верили, что это обычные валютные игры. Вообще, по-моему, никого из нормальных людей это не волновало. По всем каналам демонстрировалось процветание тех, кто успел финансово процвести. «Четверговые» же не процветали.
Больше всего среди них было бывших киношников. Удушенное российское синема уже и не трепыхалось, а эти бедолаги все еще на что-то надеялись. Мне их было безумно жалко, и я угощала их водочкой и коньячком, но завет Сим-Сима исполняла железно: денег даже на самые заманчивые кинопроекты он никому не давал и меня предупреждал, что это дело гиблое. Что на съемки, что просто кошке под хвост. Прокат загудел в тартарары, кто-то успел урвать мощный кусман на прокрутке штатовской дешевки, но без госбюджетной и партийной подкормки все уже сдохло. Как-то меня здорово развеселил художник из подмосковного Пушкина, кажется, по фамилии Морозов. Потрясающе красивый седоватый мужик, с совершенно иконным ликом, похожий на чуть застаревшего Иисуса, благополучно избежавшего Голгофы, он притащил не какое-нибудь там полотно, а здоровенную холщовую торбу, в которой что-то звякало. И с ходу попросил, чтобы я заперла дверь в кабинет и удалила Элгу, потому что разговор будет совершенно секретный.
— Чтобы не украли, — пояснил он, подмигнув. Когда мы остались одни, он выволок из торбы двухлитровый китайский термос, в котором звякали кусочки пищевого льда, бережно нацедил мне в стакан какого-то пойла и кивнул:
— Пробуйте!
Я отпила глоток. Жидкость была коричневатая, с перламутровым отливом, чуть-чуть припахивала свежевыпеченным хлебом, с можжевеловой горчинкой, в общем, это оказалось обалденно вкусно и необычно. Ничего похожего я никогда не пробовала.
— Мое открытие, — шепотом сказал Морозов. — Рецепт еще не патентован. Нравится?
— Колоссаль!
Как все великие открытия, он сделал свое совершенно случайно.
Сидел на даче в своем Пушкине, рисовал иллюстрации для детских книжек, подхалтуривая за гроши, и как-то, изнывая от жары и жажды, обнаружил, что в холодильнике на всю творческую ночь остались только даренная кем-то бутылка голландского джина и поллитровка обычного хлебного кваса. И тогда он сделал то, что в здравом уме до него никто, наверное, не делал: смешал в кружке дорогой джин с копеечным квасом. Вкус коктейля настолько потряс художника, что он тут же стрельнул у соседей энную сумму, купил на вокзале в киоске ящик бутылочного кваса и, насколько хватило денег, разных джинов и начал экспериментировать. То есть добавлял, отливал, перемешивал и дегустировал. Со льдом и без.
От меня он потребовал полного соблюдения авторской тайны, поведав, что рецепт той же кока-колы известен только трем директорам компании, которым запрещено ездить всем вместе в автомобиле или летать самолетом, поскольку при единовременной гибели хранителей фирменной тайны рецепт будет утерян навеки. Я поклялась, что его тайна умрет только вместе со мной.
— Я назвал напиток «кваджи»! — с гордостью сообщил он. — Звучит заманчиво, почти как «Фиджи». И вряд ли до кого-нибудь дойдет, что это просто сокращения! От «ква-с» и «джи-н»… Доходит?
— Плесните еще… — попросила я.
Он плеснул. Мне и себе. И мы с ним чокнулись за успех возможного предприятия.
Помимо базового и отработанного напитка в термосе, он, оказывается, притащил в торбе составляющие компоненты — литровую бутылку семидесятиградусного джина, произведенного в Голландии, и четыре бутылки останкинского кваса.
— Я хочу продемонстрировать вам ряд вариантов, — сказал он. — От облегченного, для экваториальных стран, до крепкого, от которого обалдеют эскимосы! Их надо будет выпускать под номерами «Кваджи № 1», «Кваджи № 2» и так далее…
— Логично! — согласилась я, разглядывая свой пустой стакан, и налила себе сама.
У него было все продумано. Он вынул из торбы папку со своими рисунками. Это были возможные этикетки для «кваджи». Эскизы мне понравились тоже. Но еще больше мне понравилось то, что автор не требовал немедленных крупных капиталовложений. Сначала мы с ним должны были прощупать московский рынок, где нам, возможно, предстояло схватиться насмерть с конкурентами, со всеми этими кока, пепси, тархунами и «байкалами».
- Предыдущая
- 53/67
- Следующая
