Мурзик - Исаков Дмитрий - Страница 5
- Предыдущая
- 5/47
- Следующая
На душе было гадко. Но надо отдать должное ее самообладанию (за что я ее люблю – так это за ее рассудительность!), и она не стала накладывать на себя руки и тем более делать какие-либо глупости, вроде тотального запоя с развратом. Я бы не позволил ей наложить на себя руки, так как второй мой интеллект постоянно за ней присматривал.
Но во вторник в восемь тридцать Мурзик была дома и, как было задумано, телефон зазвонил:
– Здравствуй!
– Здравствуй…
– Сегодня вторник, я обещал позвонить.
– Я слушаю тебя.
– Завтра когда ты будешь дома?
– Часа в два.
– К трем ты будешь свободна?
– Зачем?
– Надо. Я тебе позвоню. Привет.
Вот такой состоялся разговорчик. Ну и жуткий тип этот Димик! Кошмар!
В среду домой Мурзик пришла в два, а ровно в три часа услышала звонок в собственную дверь. С превеликим раздражением она открыла ее, так как никого не ждала и остолбенела – на пороге стоял я.
– Здравствуй Мурзик!
– Здравствуй, – раздался еле слышный шепот.
– Ты готова?
– К чему?
– К взятию Бастилии на собственный баланс! (Финансовый термин.)
– ??!
Тупик!
Вместо слов появляются чувства.
Я беру ее за руку и затаскиваю в лифт. (В ее доме нет лифта!)
Мурзик, конечно, сопротивляется, шипит, но разве против меня устоишь. Я нажимаю кнопку с цифрой шесть (дом пятиэтажный, прошу заметить) и на несуществующем шестом этаже дверь лифта открывается и я выталкиваю Мурзилку наружу.
Больше она не сопротивляется, потому что оказывается не на крыше своего родного дома, а в райском саду.
– Что это? – спрашивает она меня.
– Это мой дом, – отвечаю я.
Мы делаем несколько шагов, и перед нами открывается панорама Океана.
Он был тих и лучезарен.
– Где мы?
– На Гавайях, – говорю я. – Недавно я купил себе этот маленький остров и иногда отдыхаю здесь.
Остров не так уж мал, но Мурзику это знать не обязательно. Мы идем вдоль берега, и метров через двести открывается вид на мое «скромное» жилище, супердворец аж в три тыщи комнат. Напротив дворца мы садимся в мягкие кресла под сенью «плакучих» пальм и проворные официантки (отборные экземпляры) накрывают на стол чем Бог послал, а послал он от души.
– Я слышал, ты мне звонила в тот вечер? – невинным голосом спросил я.
– Да, – Мурзилка сердито засопела.
– Извини, дорогая, но я был занят, а дурака робота я уже отправил на переплавку. Интересно, кому может понадобиться после переплавки эта груда жженого пластика?!
– И чем же ты был занят, дорогой? – съязвила она.
– Я был в обществе прекрасных дам, – я улыбнулся ослепительно улыбкой Арнольда и поиграл правым бицепсом тоже не хуже, чем Арнольд.
– И ты спокойно мне об этом говоришь? – Мурзик гнусненько так залыбился.
– Но ведь ты так тогда устала и хотела спать, – рассеяно начал я, усиленно решая задачу с какой устрицы начать кушать. – Ты же мне сама это сказала. А я ведь прекрасно знаю, что сон для тебя свят. Не дай Бог разбудить спящего Мурзика! Она тут же превратится в злую и окабаневшую, что со мной не раз уже случалось. А я ведь тоже человек, с нормальными естественными потребностями (во врет-то!). Не онанизмом же в конце концов мне заниматься? А я тебя не видел уже целый месяц.
От таких грязных и циничных слов Мурзик окончательно окабанела и зло прищурившись, зашипела:
– И часто у тебя появляются эти нормальные потребности?
– К сожалению, часто, – грустно сказал я и, наконец все-таки решившись, высосал первую устрицу. – Каждый день! И, ведь, что интересно? Все женщины такие одинаковые, все ищешь, ищешь в них изюминку, а находишь регулярно вместо изюма дохлых тараканов алчности.
Ну я даю! Счас она мне отвесит пощечину, как тогда, в душевой, куда я к ней вперся. Правда, мне до сих пор непонятно, почему она мне дала по морде, когда я ее застал там во второй раз, а не в первый? Но видимо Мурзик поняла, что бить меня бесполезно, и решила под шумок удовлетворить заодно свое женское любопытство.
– И какую же изюминку ты нашел во мне, если это не секрет?
– О! – с чувством произнес я. – Ты так сексуально кабанеешь, что я начинаю подозревать, уж не мазохист ли я?!
Мурзик презрительно посмотрела на меня, будто я гомик. Мне очень это не понравилось и я разозлился:
– Послушай, дорогая! Ты постоянно со мной разговариваешь так, как будто я твой собственный неверный муж. Извини, дорогая, но мы с тобой не связаны никакими обязательствами.
– Вот как?! – Мурзик начала кабанеть интенсивней.
– Да, дорогая! Разве я не говорил тебе регулярно, что безумно (вот именно!) люблю тебя? Но на мои настоятельные вопросы о судьбе хоть маленькой капельки твоей любви ко мне, ты всегда отвечала презрительным смехом, а на предложение выйти за меня замуж и нарожать мне банду маленьких Мурзиков, ты говорила, что мне тебя не жалко и, ты еще очень молода для замужества. А как мы спали с тобой? Как будто воровали. И ко всему этому я так ни разу тебя не поцеловал.
– А на Лысой Горе? – обиделась Мурзик.
– Что-то не припомню. Это тебе почудилось от переизбытка кислорода. И вообще, ты же постоянно меня стесняешься. «Когда ты похудеешь?», «Почему ты такой толстый?» – передразнил я ее. – А как от злых «хачиков» прятаться, так ты не за тощего Костика, а за меня, за мою широкую спинку…
И так далее я базарил как профессионально-лотошная баба. Правда, я это делал искренне и от чистого сердца, за что мне все должно проститься. И на самом деле, чем ей не нравится мой живот? Я же не повторяю ей ежедневно, почему ей 19, а не 25.
Минут десять мы кабанели друг на друга, но не зря же я был почти великим сценаристом, и, чтобы разрядить обстановку, вовремя появился Хвостатый Мультик, да не тот, что в Геленджике в издержках мясомолочного производства, а другой, маленький полуторамесячный щеночек с огромными отвислыми ушами, маленьким хвостиком и утробным урчанием в животе. В свое время Мурзик с ним подружилась в Сухуми во время Абхазо-грузинской войны, а когда он почему-то пропал, очень скучала по нему и регулярно восклицала: «Где мой Мультик Хвостатый?»
– Мультик! Мультик! – зачмокал я. – Фьють! Фьють!
Молодчина Мультик вперевалку подбежал ко мне и, посадив на колени, я стал его ласково гладить.
– Отдай мне моего Мультика, – обиженно, но уже не так зло потребовала Мурзилка.
– Не дам, – ответил я, а в Мультике от моего поглаживания включился механизм утробного урчания.
Видя, что ей не собираются возвращать ее игрушку, Мурзик вскочила и начала отнимать у меня Мультика. Постепенно ей это удалось, но в результате чего она оказалась сидящей у меня на коленях.
Безоговорочно завладев Хвостатым, Мурзик с энтузиазмом продолжила начатое мной дело извлечения из него утробных звуков, а я, оставшись без дела и за неимением другого Хвостатого Мультика, стал поглаживать Мурзика.
Судя по тому, что Мурзик игнорировала меня, главное – мои ласки, и всецело отдалась заботе о близлежащем, то кризис наших отношений стабилизировался и стал постепенно локализовываться.
Заключительным итогом «Гавайского совещания в верхах» были мои следующие слова:
– Я тебе его все-таки разыскал и это мне стоило почти 400 грамм ливерной колбасы для его мамаши, здоровенной суки. Когда Пальма (его мамаша) съела колбасу, то по ее все равно голодному взгляду я понял, что она не возражает расстаться таким же образом и с остальными Мультиками.
– Не надо мне других Мультиков, – сказала Мурзик и прижала Лопоухого к себе. – Я люблю только этого Мультика Хвостатого и больше никого.
– А меня?
– А тебя, гнуса, я ненавижу! – поведала мне моя Мурзилка и начала очередную экзекуцию над моим бренным телом.
Как же мало надо любящей женщине для того, чтобы простить любые обиды, причиненные ей любимым.
Вывод.
От того нам ничего и не прощают, что мы не их любимые. И судя по их утверждениям, так их вообще не существует!
- Предыдущая
- 5/47
- Следующая
