Филип из Поканокета - Ирвинг Вашингтон - Страница 2
- Предыдущая
- 2/12
- Следующая
Но каковы бы ни были чувства, породившие эту враждебность и особый гнев, вызванный судьбой брата, Филип временно подавил их, возобновив контакт с поселенцами, и на много лет мирно зажил в Поканокете, или, как именовали его англичане, Маунт-Хоупе,[4] древней столице владений своего племени. Однако подозрения, вначале расплывчатые и неопределенные, постепенно стали обретать почву и форму; и в конце концов его обвинили в намерении подготовить одновременное выступление восточных племен, дабы путем общих усилий сбросить ярмо угнетателей. Говоря о столь давней эпохе, трудно установить истинность этих ранних обвинений против индейцев. Подозрительность и поспешность в насилии всегда отличали белых, которые придавали вес и важность любой досужей истории. Если речь шла о вознаграждении, информаторов возникало в избытке; меч обнажался лишь тогда, когда сулил верную удачу, а взмахи его вдохновлялись идеей имперского господства.
Единственным достоверным свидетельством против Филипа служит обвинение некоего Сосамана, индейца-ренегата, чья природная хитрость возросла благодаря начаткам образования, полученного в среде поселенцев. Дважды или трижды изменял он свою веру и подданство с легкостью, выдававшей его беспринципность. Какое-то время он выполнял обязанности доверенного лица и советника Филипа, пользуясь его благами и защитой. Обнаружив, однако, что тучи сгущаются вокруг его покровителя, он оставил свою службу, перешел к белым и, дабы снискать их расположение, обвинил былого благодетеля в заговоре, угрожавшем их безопасности. Состоялось тщательное расследование. Филип и несколько его подчиненных согласились подвергнуться допросу, и ничего предосудительного против них не было обнаружено.
Колонисты, однако, зашли слишком далеко, чтобы отступать; они уже хорошо уяснили, что Филип является опасным соседом; во всеуслышание они высказали свое недоверие к нему и сделали немало для того, чтобы возбудить с его стороны враждебность; таким образом, согласно простой логике, принятой в таких случаях, его уничтожение стало необходимым шагом для обеспечения их благополучия. Сосаман, предатель-доносчик, вскоре был найден мертвым в пруду, пав жертвой мести со стороны соплеменников. Трое индейцев, в том числе друг и советник Филипа, были схвачены и судимы и на основе показаний одного весьма сомнительного свидетеля осуждены на казнь как убийцы.
Подобное обращение с его подданными и позорное наказание друга уязвили гордость и вызвали раздражение Филипа.
Молния, ударившая у самых его ног, известила его о надвигающейся буре, и он принял решение не доверять более власти белого человека. Судьба оскорбленного и павшего духом брата все еще отдавалась в его сердце; очередным предупреждением для него стала трагическая история Миантонимо, великого сахема наррагансетов, который, после мужественного противостояния обвинителям на суде колонистов, отведя от себя обвинения в заговоре и получив уверения в дружбе, был коварно умерщвлен при пособничестве тех же колонистов. В результате всего этого Филип, собрав вокруг себя воинов, убедил всех, кого мог, присоединиться к себе, отослав женщин и детей в целях безопасности к наррагансетам, и повсюду, где бы ни появлялся, представая в окружении вооруженных воинов.
Когда оба лагеря отличают взаимное недоверие и раздражение, одной искры достаточно, чтобы высечь огонь.
Индейцы, имея в руках оружие, сделались дерзкими и совершили несколько мелких проступков. Во время одного из их набегов некий воин был застрелен поселенцем. Это послужило сигналом для начала открытой вражды; индейцы стремились отомстить за гибель товарища, и угроза войны нависла над всей плимутской колонией.
В ранних хрониках тех темных и мрачных времен мы встречаем множество свидетельств больного воображения, владевшего общественным сознанием. Мрачный дух религиозной умозрительности, враждебность окружения – посреди девственных лесов диких племен – предрасположили колонистов к сверхъестественным фантазиям, наполнив их воображение пугающими химерами ведьмовства и демонологии. Они оказались весьма подвержены и вере в предзнаменования. Конфликту с Филипом и индейцами предшествовал, говорят нам, ряд тех ужасных предзнаменований, что сопутствуют великим общественным потрясениям. Ясные очертания индейского лука возникли в воздухе над Нью-Плимутом, что было воспринято его обитателями как «чудовищный призрак». В Хэдли, Нортэмптоне и других близлежащих городах слышался гром пушечных залпов, сопровождавшийся сотрясением земли и гулким эхом.[5] Других колонистов солнечным утром напугали звуки выстрелов из ружей и пушек; им показалось, будто мимо свищут пули и звук барабанов отдается в воздухе, словно бы удаляясь на запад; иным мерещилось, будто они слышат скок коней над головой; а рождение младенцев с отклонениями от нормы, отмеченное в это время, наполнило верящих в предрассудки недобрыми предчувствиями. Многие из этих зловещих видений и звуков можно отнести за счет природных феноменов: северного сияния, которое случается в тех широтах; метеоров, рассыпающихся в воздухе; простого порыва ветра в верхушках лесных деревьев; шума падающих стволов или обрушенных скал; и других причудливых звуков и эха, порой столь сильно поражающих слух в полной тишине лесных чащ. Все это могло породить ряд болезненных вымыслов, могло быть преувеличено из-за пристрастия к чудесам и восприниматься с живостью, с которой мы поглощаем все пугающее и таинственное. Повсеместное распространение этих сверхъестественных фантазий и мрачная хроника, составленная на их основе ученым мужем того времени, хорошо характеризуют эпоху.
Характер последовавшего столкновения напоминал военные действия между представителями цивилизации и дикарями. Белые вели их с большей сноровкой и успехом, хотя и с людскими потерями, игнорируя естественные права своих противников; со стороны индейцев они велись с отчаянием мужей, презревших смерть, которым нечего ждать от примирения, кроме унижений, зависимости и угасания.
События войны передает нам достойный служитель Церкви тех времен; с ужасом и возмущением как враждебный описывает он каждый шаг индейцев, даже тогда, когда те поступали справедливо, однако с восхищением упоминает о самых кровавых жестокостях белых. Филипа осуждают как убийцу и предателя, не принимая во внимание, что это был принц по рождению, доблестно сражавшийся во главе своих подданных, дабы отомстить за несправедливость по отношению к семье, укрепить пошатнувшуюся власть своего рода и избавить край от гнета алчных захватчиков.
План обширного и одновременного восстания, если таковой и в самом деле существовал, свидетельствовал о глубоком уме его создателей и, не будь он раскрыт заранее, мог бы сыграть решающую роль в будущем. Война же, разразившаяся на самом деле, была всего лишь войной стычек, простой вереницей заурядных выступлений и разрозненных вылазок. И все же она обнаруживает военный гений и дерзкую доблесть Филипа, и всюду, где сквозь предвзятость и ярость описаний, оставленных о ней, обнаруживается фактическая сторона дела, мы сталкиваемся с энергией ума, широтой мышления, презрением к страданию и тяготам и непреклонной решимостью, вызывающей нашу симпатию и восхищение.
Изгнанный из своих родовых владений в Маунт-Хоупе, Филип устремился в глушь обширных лесов, что окружали поселения, и практически непроходимых ни для кого, кроме дикого зверя да индейца.
Здесь он собрал свои силы, подобно тому как буря накапливает запас коварства в утробе грозовой тучи, чтобы внезапно, производя хаос и смятение в деревнях, разразиться в том месте и в то время, когда ее менее всего ожидают. Время от времени предзнаменования грядущих возмущений порождали в сознании колонистов ужас и опасение. То раздастся звук ружейного выстрела в глубине диких чащ, где, как известно, неоткуда взяться белому человеку; то бродящий по лесу скот вдруг вернется домой израненным; то один-другой индеец мелькнут на краю леса, чтобы тут же исчезнуть, подобно тому как молния, бывает, молча играет по краю тучи, накапливающей в себе бурю… Преследуемый, а порой даже окруженный поселенцами, Филип, однако, всегда волшебным образом ускользал, сводя на нет все их усилия, и, бросаясь в чащу, исчезал, чтобы вновь появиться в каком-либо дальнем краю, опустошая всю округу. В числе его излюбленных прибежищ были обширные трясины и топи, часто встречающиеся в некоторых местах Новой Англии, полные черной грязи, усеянные кустарником, валежником, зловонными сорняками, накренившимися и гнилыми стволами мертвых деревьев, затененные мрачным болиголовом. Зыбкость и непролазность этих косматых чащ делали их непроходимыми для белого человека, тогда как индеец мог ступать по этим лабиринтам с проворством оленя. В одно из таких мест, огромную топь перешейка Покассет, Филип с горсткой своих соратников и был загнан. Англичане не осмелились преследовать его, ибо это означало вступить в темные и устрашающие бездны, где они могли сгинуть в топях и болотистых ямах либо пасть от руки внезапно возникающего противника. Поэтому они перекрыли выход с перешейка и принялись возводить укрепление, намереваясь выжить врага голодом; но Филип и его воины под покровом ночи переправились на плоту через морской залив, оставив позади себя только женщин и детей; они ускользнули на запад, разжигая пламя войны среди племен Массачусетса и в краях нимпуков,[6] угрожая колонии Коннектикута. Тут-то Филип и сделался предметом всеобщего внимания. Таинственность, которой он был окружен, усугубляла реальную угрозу. Он был злом, скрытым во мраке, чьего появления никто не мог предугадать и против которого никто не мог оборониться. Всю страну наводнили слухи и тревоги. Филип, казалось, был вездесущ; ибо где бы, по всему обширному пограничью, ни происходил набег из чащи, его приписывали Филипу. С ним связывали немало сверхъестественного. Говорили, будто он занимался черной магией, будто его посещает старая индейская ведьма-предсказательница, с которой он советуется и которая помогает ему своими чарами и заклинаниями. В самом деле, такое нередко встречалось у индейских вождей либо из-за их собственной доверчивости, либо из-за доверчивости их соратников; и влияние пророка и предсказателя на индейское сознание полностью подтвердилось в ходе недавних войн с дикарями.[7]
4
Ныне Бристоль, Род-Айленд.
5
История преп. Инкриса Мэзера.
6
… в краях нипмуков… – Нипмуки (от нипамог, «рыбное место у чистых вод») – племя алгонкинской семьи, проживавшее в глубине Массачусетса и отчасти в Коннектикуте и Род-Айленде. В ходе войны с Королем Филипом нипмуки, выступая под началом собственных вождей, стали его верными союзниками.
7
… влияние пророка… подтвердилось в ходе недавних войн с дикарями. – Речь здесь идет о войне 1812 года между США с Англией и ее аборигенными союзниками, которых возглавили два брата из племени шауни Текумсе и Тенскватава. Последнего больше знали под именем Пророка, обладавшего сверхъестественными способностями и потому очень популярного среди союзных индейских племен. Оба брата, подобно Филипу, также составили план общего восстания индейцев разных племен против белых завоевателей.
- Предыдущая
- 2/12
- Следующая