Следствие защиты - Ирвинг Клиффорд - Страница 70

• Предыдущая
• 70/94
• Следующая

Уоррен не представлял, как ответить Рику со всей искренностью. Рик был энергичный мужчина, постоянно стремящийся к успеху. И к тому же он не был моралистом. Молодой адвокат из его офиса однажды спросил у Рика: “Ваши клиенты называют вас Риком или мистером Левиным?” Рик ответил: “Это зависит от размеров гонорара. Если он достаточно высокий, то они могут называть меня хоть дыркой в заднице”.

Здесь, в ресторане, Уоррен отставил в сторону эспрессо и спросил:

– Ты помнишь то время, когда мы только начинали? Когда мы прошли за барьер и дали клятву. Помнишь ты, что мы при этом чувствовали?

– Я боялся, – ответил Рик.

– И я тоже, но сейчас я говорю не об этом. Тогда мне казалось, что я где-то среди ангелов, настоящий маленький Дон Кихот. Мы собирались помогать людям и в то же время жить честно. Быть гордыми. Мы часто говорили о философии правосудия, помнишь? Я чувствовал, что мне предстоит сделать так много. То же самое переживал и ты.

– Да, – сказал Рик. – Я это помню.

– А теперь мы имеем дело с подлецами, мы помогаем этим подлецам уйти от тюрьмы. Потому что за это нам платят. Потому что это и есть наша работа.

– Твой клиент, Гектор Куинтана, не похож на подлеца…

– Он – нет. Конечно, он с незаряженным пистолетом пытался ограбить “Секл-К”, но все же он порядочный человек. Хотя, разумеется, когда-то я так же думал и о Верджиле Фрире. Но теперь я стал взрослее. Возможно, я научился лучше разбираться в людях.

– Вот это ответ, – глубокомысленно кивнул Рик. – Стал взрослее. Научился лучше разбираться в людях.

Уоррен продолжил:

– Я жалею, что не сделался владельцем обувной мастерской, как мой дед. Самое большое зло, которое я мог бы причинить людям, – это заставил бы их мучиться от мозолей.

– Нет, тебе не стоит жалеть об этом. Ты любишь свою работу, точно так же, как и я, даже когда начинаешь ее ненавидеть. Не превращайся в обывателя. Просто тебе хочется, чтобы все в жизни делилось на черное и белое. Но так не бывает. И никогда не будет. – Вздохнув, Рик тихо добавил: – Я понимаю, что ты имеешь в виду, но если ты будешь думать над этим слишком много, то можешь рехнуться. Делай свое дело и наслаждайся жизнью. Как говорится, наша жизнь – это не генеральная репетиция. Это все, что у нас есть. И не своди меня с ума, мальчик!

Уоррен согласно кивнул, мысленно попытавшись отделить представления о том, что считается этичным и практичным, от того, что нужно человеку, чтобы сохранить разум и самоуважение.

– Позволь мне кое-что тебе напомнить, – сказал Рик. – Клиент адвоката на процессе не может быть виновным до тех пор, пока этого не скажет суд. Виновность – это формальная, юридическая концепция. Адвокат говорит своему подзащитному: “Я советую вам рассказывать только правду. Но вы можете давать показания так, как считаете нужным”.

Уоррен ничего не ответил: ум его по-прежнему находился в смятении.

– Господи Иисусе! – встревожился Рик, прочитав на лице Уоррен отражение его мыслей. – Надеюсь, ты не собираешься сдать ее со всеми потрохами, не так ли?

– Нет. Я хочу выиграть дело. Я поговорю с ней.

– Тогда подготовь ее, как нужно. – Рик поднял бровь. – Такие пути есть, – сказал он тихо.

– Я знаю, что они есть.

– Ты хочешь, чтобы это сделал я?

Уоррен решительно покачал головой.

– Я же сказал, что сам сделаю это.

Когда Уоррен шел к зданию тюрьмы, чтобы еще раз встретиться с Гектором, целые столбы дождя немилосердно хлестали его по голове. Уоррен продолжал размышлять о словах Гарри Т. Морзе, который случайно упомянул, что видел, как Джонни Фей стреляла из пистолета, из которого впоследствии был убит Дан Хо Трунг. На какое-то время Уоррен впал в состояние нервной дрожи и ни о чем другом думать не мог. Но если бы он привел Морза в суд Лу Паркер, чтобы идентифицировать “Даймондбэк-кольт”, он тем самым признал бы, что ему все известно. Этого он сделать не мог.

– Такого не может случиться, – громко сказал он в шуме дождя. – Это настоящее безумие.

Позднее из спальной комнаты Мари Уоррен позвонил к себе в номер, проверяя, нет ли каких сообщений. Трубку взял Педро.

– Какого черта вы там делаете? – сердито спросил Уоррен. – Еще нет даже десяти часов!

– Не волнуйтесь, patron.

Миссия, как объяснил Педро, была закрыта с раннего утра. Полна policia. Прошлой ночью там в туалете был убит какой-то бродяга. Застрелен насмерть. Никто не знал почему. Двое, сидевшие в тот момент в открытых кабинках, видели все это, видели даже мужчину, который стрелял. Тоже какой-то бродяга, как решили мексиканцы, но они его не знали и, похоже, раньше никогда не встречали. Полицейские весь день опрашивают всех и каждого.

Уоррен глубоко вздохнул. Он прислушался к шуму дождя, все еще барабанившего по крыше и стекавшего по водосточным трубам. Различил отдаленный раскат грома. Спросил:

– Но это был не Джим?

– Нет, – ответил Педро, – я же говорю вам, что его никто раньше не видел.

– Я имею в виду того человека, которого застрелили.

И это тоже был не Джим. Педро такая мысль тоже приходила в голову. Множество людей знало Джима, но ни один не видел его в последние дни. Может быть, он уехал из города. Он иногда это делал, как сказал один парень. Ездил куда-то на юг, ближе к границе, там у него была сожительница. Никто не знал, где именно.

– А тот парень, с которым ты разговаривал, не называл фамилии Джима? – спросил Уоррен.

– Только его прозвище. Все зовут его Джим Денди. Наверно, это что-то означает, но я не знаю что.

Мексиканцы пообещали вернуться в миссию на следующий день, если уйдут полицейские.

– Да, совсем недавно вам звонила ваша жена, – сказал Педро, и в интонации его голоса прозвучал косвенный намек на понимание. – Просила передать, чтобы вы ей перезвонили.

– Моя жена? Ты в этом уверен? Она назвала свое имя?

– Нет, она просто сказала: “Попросите его перезвонить жене”.

Уоррен положил трубку. Еще одно убийство. Слишком много смертей, слишком много лжи. Человек не для того рождается на свет, чтобы всю жизнь копаться в этом дерьме. Он пришел в этот мир, чтобы сеять и стричь газон перед домом и делать что-то такое, что доставляло бы ему удовольствие. Размышляя над тем, сбудется ли когда-нибудь все это, Уоррен вышел в гостиную, где Мари смотрела телевизор. Подумал он и о том, что могло понадобиться от него Чарм, но поймал себя на мысли, что его это, собственно говоря, мало волнует.

Дождь кончился, циклон повернул на север, и утром в четверг весь город изнемогал под тяжестью девяностоградусной жары в пропитанном влагой воздухе. Зной словно наложил свою липкую руку на лоб Уоррена. По его щекам катились капельки пота.

Рик уже дожидался своего партнера в коридоре пятого этажа перед входом в отделанный ореховыми панелями зал 342-го окружного суда.

– Ты говорил с ней? – спросил Рик.

– Еще нет! – раздраженно ответил Уоррен. – Но я поговорю. Дай мне маленькую передышку, хорошо?

Из кондиционеров тянуло прохладой. Пот на Уоррене медленно подсыхал, оставляя на лице и пояснице тонкую клейкую пленку. Жокейские трусы облегали тело, будто доспехи.

Первым свидетелем защиты, вызванным Уорреном, был Джордж Свейз, молодой врач из госпиталя Хермана, который лечил Джонни Фей в декабре прошлого года. Четким и ясным голосом Свейз прочитал свой диагноз, некогда поставленный пострадавшей, и предписание, назначенное им в связи с переломом у пациентки скуловой кости, а затем, когда ему задали вопрос, заявил:

– Она сказала мне, что это сделал ее дружок.

– Она описала вам этого “дружка”? – спросил Уоррен.

– Она сказала, что это был большой и сильный человек. И что он был пьян.

На перекрестном допросе Альтшулер поинтересовался у доктора:

– Не говорила ли она, который именно из нескольких ее дружков так ее ударил?

Уоррен выступил с протестом против “нескольких дружков”.

• Предыдущая
• 70/94
• Следующая