Тайник комиссара - Имшенецкий Вячеслав Андреевич - Страница 1

• 1/33
• Следующая

Надсадно выла сирена. В маленьких низких домах от ее звука мелко дребезжали стекла. Петька, сбросив с себя ветхое одеяло, сел на кровати, коснувшись голыми ногами пола, прислушался. Из черного репродуктора, висящего на столбе, на противоположной стороне улицы усталый голос повторял:

«Тревога… Товарищи, спешите в бомбоубежище… Воздушная тревога! Курсом на город идут бомбардировщики…»

Петька, протерев кулаком глаза, встал, отодвинул маскировочную штору, сшитую из старого черного бабушкиного халата, посмотрел в окно. Густые облака закрывали солнце, но дождя не было.

Мальчик стал быстро одеваться. Подпоясал ремнем заплатанные на коленях штаны, одним махом набросил рубаху. Застегнул пуговицы.

Петькина рубаха походила на солдатскую гимнастерку, и поэтому вызывала зависть у всех мальчишек на улице. Весной, когда в городе у них стояла 161-я Сибирская стрелковая дивизия, солдаты, видя, что у Петьки совсем порвалась курточка, подарили ему гимнастерку. Она оказалась велика, и Петькина бабушка сшила из нее целых две рубахи и пришила к ним маленькие военные пуговицы.

Положив в карман большой складной нож, компас, снятый с немецкого самолета, и зажигалку, сделанную из винтовочной гильзы, Петька поспешил на улицу. Теперь выло уже несколько сирен. Посреди заросшей лебедой улицы стоял дряхлый дед Андрей. Опираясь худыми руками на толстую самодельную трость, подняв кверху седую косматую голову, смотрел в пасмурное утреннее небо. Тяжело дыша, сказал Петьке:

— Беги, сынок, в убежище. Вишь, воронье проклятое опять летит к нам…

Петька побежал в переулок, а дед так и остался на пустынной улице и смотрел в небо, откуда уже доносился нарастающий гул вражеских самолетов. Но Петька спешил не в убежище. Он давно потерял всякий страх, и даже во время вражеских обстрелов, когда фашистские хваленые «фердинанды» пытались бить прямой наводкой по оружейному заводу, мальчик бегал по улицам, не пригибаясь и не прячась за углы домов. Пренебрежительно он относился и к вражеским бомбардировкам. Сейчас Петька спешил к хлебному магазину. Там еще рано утром его бабушка заняла очередь за хлебом. Петька сменял ее в очереди, потому что в восемь часов утра она должна быть уже на работе.

Петькина бабушка, Вера Ивановна, была мамой Петькиному отцу. К ним в Краснокардонск она приехала перед самой войной в гости. А когда Петькиного отца призвали в армию, а мама по приглашению военкомата уехала работать на химический завод, бабушка осталась с Петькой навсегда и пошла сторожить музей. Все сотрудники музея ушли на фронт, и она считалась и за директора, и за экскурсовода, и за сторожа. Она хотела увезти внука к себе на Байкал, но Петькина мама заплакала и умолила тогда не уезжать из Краснокардонска. Она говорила, что война долго тянуться не будет, а в тайге с ребенком невесть, что может случиться.

Петька года четыре назад, когда еще собирался идти в первый класс, ездил с отцом к бабушке на Байкал, И жил на берегу в поселке Большие Коты. Он запомнил огромные скалы и горы, с которых, в какую сторону ни смотри, все тайга и тайга, и такие же горы.

Петька переходил улицу Арсенальскую, когда справа, там, где находился главный пункт противовоздушной обороны, резко затараторил пулемет. Сразу же заухали зенитки. За городом, где было Мертвое болото, раздался тяжелый взрыв фугасной бомбы. Петька понял: нарвавшись на заслон, стервятники, чтобы спасти свою шкуру и удрать, освобождались от груза — сбрасывали бомбы, куда попало.

— Бомбите болото, — злорадно улыбнулся Петька, — оно стерпит.

В просвете облаков мелькнула тройка наших истребителей. Горбоносые бомбардировщики, увидев их, заходящих со стороны солнца, бросились было наутек, но опоздали. Закрутилась невероятная карусель. Вдруг из-за туч вынырнул четвертый ястребок, незаметно подошедший к месту схватки. Блеснув на солнце, он с огромной скоростью бросился на один из бомбардировщиков. В упор дал длинную очередь, штопором прошел через центр круга и снизу полоснул очередями длинное черное брюхо второго крестоносца. Смрадно дымя, как старые галоши на костре, бомбардировщики падали на землю. Немного спустя раздались почти одновременно глухие взрывы.

«Лежать вам теперь в болоте веки вечные», — вспомнил Петька поговорку деда Андрея.

Внезапно Петька заметил, как один из вражеских самолетов, уклонившись в самом начале от схватки, пошел низко-низко в сторону леса. Издалека казалось, что брюхом он задевает макушки деревьев. Потом из открытого люка выпал какой-то продолговатый предмет, похожий на бомбу. Петьке бомба показалась странной: белая и, кажется, не совсем круглая.

«Раз. Два. Три. Четыре… — считал про себя Петька, ожидая взрыва, — пятнадцать, шестнадцать…» Он досчитал до двадцати восьми, но взрыва не было. Странная бомба молчала.

Вспомнив о бабушке, которая его ждет, Петька вихрем помчался к магазину, решив: «Завтра обязательно схожу посмотрю бомбу, где она лежит, и почему не взорвалась».

Очередь за хлебом была, как всегда, большая и растянулась на целый квартал. Стояли старики, мальчишки такие же, как Петька, и пожилые женщины. Все крепко сжимали в руках хлебные карточки. Отыскав бабушку почти у самых дверей, Петька пролез к ней в очередь.

Бабушка не ругала за опоздание, а только сурово посмотрела на внука и сказала одноногому старику:

— Я иду на работу. Он будет брать вместо меня. Он тоже Жмыхин.

Старик посмотрел в список, прочитал вслух Петькину фамилию и укоризненно сказал:

— Ты что же бабушку подводишь?

Петькина очередь подошла только к двенадцати часам дня. Получив четыреста граммов хлеба, на себя и на бабушку, он дождался, когда продавщица вырежет из хлебных карточек два квадратика, обозначающие, что сегодняшняя норма хлеба Жмыхиным выдана, и подошел к окну. Петька аккуратно завернул хлеб в белую полотняную тряпку, выбрался из очереди и поспешил к бабушке на работу.

В историческом музее, в бабушкиной вахтерской комнатушке, они всегда варили чай в тяжелом чайнике, на боку которого старинными буквами было написано: «Обереги очаг свой от ворогов». Бабушка Вера Ивановна уверяла, что чайнику больше двухсот лет и что принадлежал он дружинникам Александра Невского, которые разбили псов-рыцарей. Кипяток из музейного чайника мальчику всегда казался вкусным.

По дороге к музею Петьку от голода слегка пошатывало, потому что из свертка, который он крепко держал в руках, аппетитно пахло свежим хлебом. Поднимаясь по узкой музейной лестнице в комнатушку к бабушке, Петька опять вспомнил о странной бомбе, которая почему-то не взорвалась.

Выпив железную кружку подслащенного чая, заваренного чешуйками сушеной моркови, которую бабушка покупала в аптеке, Петька стал есть хлеб. Его он ел всегда отдельно после чая. Откусывая помаленьку, долго жевал, чтобы протянуть удовольствие, и каждый раз перед тем, как откусить, с сожалением замечал, что ломоть уменьшается.

Петька часто думал о хлебе. Бабушка говорила, что когда кончится война, карточки ликвидируют, и хлеб свободно будет продаваться в магазине, каждый сможет купить себе, сколько захочет. Слушая бабушку, Петька представлял, как он зайдет в любой магазин, ну скажем, в «каменушку» на улице Польских Повстанцев, и купит целую буханку хлеба или даже две. Правда, он сомневался, что две буханки хлеба навряд ли продавец отпустит в одни руки. Ну, пусть даже одну буханку. Петька нарежет ее большими мягкими ломтями, поставит на стол солонку, и они будут сидеть с бабушкой и весь день пить чай.

— Закройся и посиди здесь один, а я схожу к военкому, сдам носки и перчатки, — сказала бабушка.

Вера Ивановна, неся свою вахтерскую службу, одновременно вязала на длинных спицах теплые шерстяные носки и перчатки, затем сдавала их бесплатно в военкомат для бойцов Красной Армии.

По узкой винтовой лестнице они стали спускаться вниз, к маленькой толстой двери, выходящей во двор.

• 1/33
• Следующая