Последняя дверь последнего вагона - Ильин Владимир Леонидович - Страница 7

• Предыдущая
• 7/94
• Следующая

А для этого мало подставить себя под пулю. Жертвовать собой надо с умом. Например, превратить себя в приманку, в живца, на который они будут клевать один за другим.

Осознав это, я понимаю, что мне надо сделать. Взвизгивают тормоза, и «Тандерболт» пересекает сразу несколько рядов, вызывая истошный вой гудков машин, которые я подрезал, чтобы притереться к бордюру.

Не отключая турбины, выволакиваю непослушными пальцами сигарету из пачки, жадно втягиваю горький сизый дым. Потом достаю коммуникатор, в электронной памяти которого вот уже целый год законсервирован заветный номер. Вывожу этот номер на экранчик.

Ну вот и все.

Остается нажать кнопку вызова — и принятое решение станет бесповоротным.

Однако время идет, а я сижу и курю. Медлю, не убирая пальца с кнопки.

Меня грызет досада. Потому что я знаю, на что иду. С работой в Инвестигации наверняка придется распрощаться. Хотя наша Контора и наделена чрезвычайными полномочиями, но полномочия ОБЕЗа еще мощнее. Тем более когда на карту поставлена безопасность многих людей. А незаменимых, в том числе и в Инвестигации, не бывает. Не сомневаюсь, что Булату будет достаточно позвонить нашему Игорьку, чтобы он с потрохами сдал меня в распоряжение спецслужбовцев. Причем с радостью: похоже, в последнее время я становлюсь для своего шефа все большей помехой. Другое дело: как к моему заявлению отнесется Слегин? Попытается ли он прибрать меня к рукам? Год назад я бы мог предвидеть его реакцию, все-таки тогда я успел неплохо изучить его характер. А сейчас — вряд ли… Пересев в кресло своего покойного начальника, Слегин мог измениться. И пусть — не в худшую сторону. Тут важен сам факт изменения, которое происходит во вчерашнем рядовом сотруднике, вознесенном в одночасье на руководящий олимп. Любой, даже самый отъявленный пофигист невольно осознает свою ответственность за порученный ему участок — особенно такой, как борьба с терроризмом. А ответственность, как известно, происходит от слова «отвечать». И даже самый крупный начальник боится, что его в любой момент могут призвать к ответу. «С большой высоты больнее падать», не так ли? Поэтому он вынужден быть рачительным и осторожным, дальновидным и мудрым, сознательным и неустанно заботящимся о Деле. Если, конечно, хочет удержаться в мягком кресле…

Потом на меня находит страх — обыкновенный, шкурный. Со всеми вытекающими последствиями в виде холодного пота по всему телу, мурашек по спине и посасывания под ложечкой. Стараюсь справиться с ним, но легче не становится. Проклятый инстинкт самосохранения! Это он нашептывает гнусные мысли: «А может, не надо геройствовать? Ты же все равно ничего не изменишь в мире. Да, ты обладаешь уникальным даром, но разве это причина для того, чтобы совать голову в пасть зверю?.. Есть специальные люди, которые получают зарплату за борьбу со сворой маньяков — вот и пусть исполняют свой долг перед обществом!»

Но мне вовремя становится стыдно. Сегодня я уже дважды совершил подлость, пока отсиживал зад на совещании. Я не ринулся спасать погибших детей и не сказал во всеуслышание то, что думаю. И в обоих случаях я задабривал свою совесть увещеваниями, что эти подлости с моей стороны — вынужденные, потому что они направлены на благо человечества.

Так неужели я хочу прожить остаток своей жизни лицемерным подлецом? И имеет ли смысл такая жизнь?

То-то и оно…

И я нажимаю кнопку вызова.

Ждать приходится недолго. Даже складывается впечатление, что на другом конце провода (хотя проводов в мобильной связи нет) моего звонка с нетерпением ждали.

— Але-е? — слышу я знакомый ленивый голос. Если верить интонации, то обладателя голоса можно представить возлежащим на диване с пухлой книжкой в руках, в атмосфере домашнего уюта, дополненного очаровательной блондинкой, бутылкой «Мартини» и ненавязчивой лирической музыкой.

— Привет, Слегин, — говорю я. — Узнаешь?.. Небольшая пауза. Видимо, блондинку сгоняют с колен, остатки «Мартини» выплескивают в ближайшую кадку с фикусом, а музыкальный центр вырубают с помощью пульта дистанционного управления.

Но после паузы голос в коммуникаторе протягивает все с той же перманентной ленцой прожженного пофигиста:

— Коне-ечно. Не надейтесь, гражданин Сабуров, богатым вам никогда не стать.

— Что, профессиональная память на голоса? — решаю съехидничать я.

— Что есть, то есть, — скромно подтверждает Слегин. — Ну, рассказывай, без вести пропавший: что там у тебя стряслось?

— Да ничего особенного, — вру я. — Просто решил вспомнить старого приятеля… Почему бы мне, думаю, не позвонить, покалякать о том о сем? Ну вот, взял и позвонил…

— Не темни, Лен. Целый год Слегин был тебе нужен, как лысому расческа, а сейчас вдруг, значит, понадобился?.. Не бери пример с тупых уголовников, которые любят отпираться, даже когда их прижмут к стенке, а лучше колись сразу, чтобы сэкономить время себе и мне.

— Ладно, — усмехаюсь я. — Колюсь, колюсь… Как полено об колено. У меня к тебе действительно есть важный разговор, но не по коммуникатору. Как бы нам с тобой пересечься?

— Ну, это не проблема. Ты же из Москвы сейчас звонишь, правильно?

— Какая проницательность! Сразу чувствуется, что говорит профессионал сыска.

— Какая там к черту проницательность! Просто у меня тут один приборчик имеется, который мгновенно определяет местонахождение любого, кто звонит мне по служебному номеру.

— Интересно, где вы, господа начальники, находите себе таких секретарш? — изумляюсь я.

— Там же, где вы, аномальщики вшивые, находите своих зеленых человечков! — парирует без промедления Слегин.

Не разговор, а матч в пинг-понг!

Совсем как в Инске… Тогда мы со Слегиным тоже шутливо пикировались с момента очного знакомства, почуяв друг в друге родственную душу.

Мне вдруг становится легче. Когда после долгой разлуки встречаешь людей, с которыми тебе когда-то было легко и хорошо, то невольно начинаешь молодеть. Хотя бы душой — и то хлеб…

— А ты сейчас в Интервиле? — уточняю я.

— А где же еще? Ты же знаешь, где мы базируемся. Так что давай садись на самолет, джампер или тройку гнедых и гони сюда…

— Нет, Слегин. Будет лучше, если ты меня навестишь. Я тебе потом все объясню.

Опять пауза. Потом Булат сочувственно-скорбно

интересуется:

— Послушай, Лен, а ты случайно не жениться надумал?

— Что-о?! — возмущаюсь я. — С чего ты взял? Неужели я похож на идиота, которому хочется второй раз наступить на грабли?

— Да это я так, в порядке рабочей версии, — поясняет Слегин.

— И потом, никто за меня сейчас не пойдет, — продолжаю притворно сердито я. — Какая же дура согласится выходить замуж, если ей будет постоянно грозить роль вдовы?

— Ах, вот как? — Теперь это говорит не тот плейбой, который убивал время в роскошных апартаментах, а по меньшей мере герой-шериф перед схваткой с бандой, оккупировавшей городок на Диком Западе. — Тогда завтра же жди меня в гости!..

В Управление мы возвращаемся уже под утро. Ригерт первым покидает машину и первым взбирается на крыльцо, чтобы заботливо распахнуть передо мной трехсоткилограммовую дверь из черного бронестекла. Такое проворство не может не вызвать восхищения, ведь сам Ригерт весит немногим меньше двери. А объясняется оно тем, что мой «телохранитель» все больше видит во мне этакого идола, с тех пор как на его глазах я оживил безнадежный труп. Безнадежный потому, что у трупа не было головы. Ее оторвало взрывом вакуумной гранаты, которую какой-то любитель фейерверков метко швырнул из машины на ходу в длинный подземный переход на Старой площади. Был утренний час «пик», когда переход плотно забит спешащими на работу людьми, и то, что образовалось в тесном туннеле, напоминало некое блюдо из меню монстра-людоеда. Рагу из человеческой плоти. Лужи крови. В Интерполе мне пришлось повидать много трупов, но, как правило, они встречались по отдельности и в более сохранном виде.

• Предыдущая
• 7/94
• Следующая