Куб со стертыми гранями - Ильин Владимир Леонидович - Страница 28
- Предыдущая
- 28/93
- Следующая
Во всяком случае, ему везет поистине чудовищно, и, оставив неприбыльную профессию интерпретатора вымышленных образов, он сколотил довольно приличное состояние, позволяющее ему сейчас чувствовать себя внучатым племянником какого-нибудь брунейского шейха.
Сейчас я сижу в номере отеля, который он снял сегодня утром, и жду его. В моей душе теплится слабая надежда на то, что хоть сегодня-то наша встреча состоится.
Отель называется “Обитаемый остров” и расположен он в центре Интервиля, бывшего вплоть до середины прошлого века столицей Евро-Наций. Номер не самый перпендикулярный, выражаясь молодежным жаргоном, бывают и гораздо перпендикулярнее, и не надо далеко ходить за примером, а достаточно подняться хотя бы двумя этажами выше, где находится не сто с лишним, а всего два десятка номеров, потому что в каждом из них можно свободно играть в скейборд-бол, и где несколько тонн всевозможной аппаратуры старательно создают постояльцу ту окружающую среду, которую он пожелает. Хотите, чтобы вам казалось, будто вы очутились на лесной поляне где-нибудь в среднеевропейской полосе? Пожалуйста, и кровать вам сделают в виде шалаша, вкусно пахнущего сеном и свежесрубленными еловыми лапами… Желаете провести время на бретонском пляже? Нет проблем, и в небе над серыми волнами Атлантики будут явственно орать чайки, а в вашу физиономию будут лететь соленые брызги…
Здесь же, где остановился мой подопечный, к роскоши можно отнести лишь аппаратуру. Кто знает, может быть, в этом типе все еще дремлет ностальгия по своему интерпретаторскому прошлому, которую он пытается заморить экзерсисами на досуге? Как бы там ни было, но номер оснащен и вирт-реалом, и голографом-персонификатором новейшей модели, который я в конце концов включаю, чтобы скрасить свое ожидание.
В конце концов, имею я право организовать себе досуг за счет того, по чьей вине торчу в четырех стенах, как проклятый, вот уже полдня?
Подключив к “персонсу” свой комп-нот, где хранятся записи объекта моей слежки, сделанные скрытой камерой, я вывожу на голо-экран подходящее изображение этого типа в анфас и во весь рост, а затем делаю его объемным и анимирую. Теперь, когда голо-экран почти не виден, а всеми действиями модели управляет комп, извлекающий из банка данных наиболее характерные реакции оригинала на внешние раздражители, создается впечатление, что этот человек живьем стоит напротив меня, попыхивая сизым дымком сигареты.
Что ж, раз все мои усилия встретиться с этим типом лично до сих пор не увенчались успехом, то, может быть, его персонификация сможет мне дать ответы на кое-какие вопросы?
Надейся, надейся, Даниэль, надежды хардеров питают…
— Добрый день. Я — хардер Лигум, — говорю я, пристально глядя на человека напротив себя. — У меня к вам есть очень важное дело.
Как и следовало ожидать, он ухмыляется так, словно я пригласил его вначале поужинать в роскошном ресторане, а затем провести со мной ночь в дешевом мужском борделе.
— Как вас зовут? — сурово спрашиваю я.
Он отворачивает голову, подставляя моему взору свой орлиный профиль с крепкими желваками на скулах.
— Меня зовут Лик Шерманов, — слышу я его голос с характерными тягучими гласными (“за-а-а-в-у-у-т”, “Ш-е-а-рман-а-аф”). — А в чем дело-то, хардер?
Перед словом “хардер” имеется небольшая запинка: видимо, не найдя в записях ни одного эпизода, где бы персонифицируемый употреблял это слово, комп вынужден был сложить его, как из кирпичиков, из отдельных фонем.
Хорошая машина.
— Ваш возраст? — продолжаю “допрос” я. Вопрос излишен, потому что я прекрасно знаю все биографические данные этого типа, но мне сейчас важно проверить, как работает персонификатор, насколько реально он воспроизводит личность этого Шерманова.
Человек на голо-экране снова ухмыляется и отшвыривает щелчком недокуренную сигарету куда-то за границы кадра. Не сомневаюсь, что в жизни он не промахнулся мимо раструба “мусорника”.
— Да уж не мальчик-колокольчик, — отвечает, наконец, он. — Возраст Иисуса Христа. А значит — опасный… Помните, как там у Высоцкого, хардер: “На цифре тридцать семь с меня в момент слетает хмель”?.. Или вы бардами прошлого не интересуетесь?
— Во-первых, — так же сухо, как если бы я беседовал с этим человеком наяву, говорю я, — возраст Христа означает тридцать три года, а не тридцать семь, а во-вторых, поэзию, в том числе и прошлых веков, я знаю не хуже, а может быть — и лучше вас… Вот что мне скажите: почему вы избегаете встречи со мной?
Вопрос коварен, и мне интересно, как из расставленных мною сетей выпутается программа-персонификатор. С одной стороны, у меня есть все основания полагать, что Шерманов не знает о том, что я целую неделю вел за ним наблюдение. Однако то, что он проявлял чудеса ловкости, ускользая из-под самого моего носа, свидетельствует о том, что приборчик под названием “регр” постоянно предупреждал его о моем желании встретиться с ним.
— А разве я избегаю? — бурчит этот тип, своим излюбленным жестом отбрасывая свои длинные волосы со лба к затылку. — С чего это вы взяли, хардер?
Что ж, эта машина действительно обладает недюжинными возможностями. Не то, что стандартные персонификаторы в нашей Академии, которые при подобных трудностях (например, когда ты персонифицируешь Наполеона Бонапарта и начинаешь ехидно допытываться у него, отравили ли его в свое время на острове Святой Елены или он стал жертвой естественного недуга) чисто по-женски норовили отвечать на каверзный вопрос встречными вопросами типа: “А вы уверены, что хотите знать это?” или “А почему вас это интересует?”…
— Судите сами, — предлагаю тем временем упрямцу я. — На мои вызовы по любым средствам связи вы предпочитаете хранить гордое молчание. Даже не удосуживаетесь ткнуть кнопку ответа, чтобы спросить: “Алло, кто это?”… Как ни странно, все мои попытки захватить вас врасплох потерпели неудачу. Например, если я ждал вас в вестибюле отеля, то вы почему-то решали покинуть здание через запасной выход. Если же я принимался караулить вас буквально под дверью вашего номера — то именно в этот день вы почему-то вообще не спешили показываться на глаза, а когда я, призвав на помощь дежурного портье, врывался в номер силой, то оказывалось, что вы решили, вместо утренней зарядки, спуститься из окна по пожарной лестнице. И так далее… Если я стремился перехватить вас на улице, то вы сворачивали в ближайший магазинчик и уходили оттуда через “черный ход”. В ресторанах и барах вы таинственным образом исчезали, стоило мне сделать поползновение на приближение к вашему столику… А помните, в прошлый вторник, когда вы нежились в постели у вашей очередной любовницы, а я тайком забрался на ее виллу? Не странно ли, что буквально за несколько секунд до моего появления в спальне, вы вдруг прерываете акт изъявления своей страсти к этой даме и, полуодетый, убегаете якобы в туалет, откуда, через крохотное оконце, — в кусты и далее через забор?.. Всё это, кстати, изложила мне ваша пассия, когда пришла в себя — но не от моего вторжения, а от вашего внезапного бегства… Как вы объясните всё это, Шерманов?
Секунду персонификация молчит, застыв в неподвижности, и я уже начинаю думать, что и на старуху бывает проруха и что даже самая сложная техника может “зависнуть”, когда комп, наконец, справляется с проблемой, и Шерманов развязно машет рукой, широко осклабясь:
— Ну ладно, ладно, хардер, — заявляет он. Не хватало еще, чтобы в приступе дружелюбия и в знак примирения он похлопал меня по плечу! — Давайте не будем вспоминать прошлое, ладно? Как там гласит пословица? “Кто прошлое помянет, тому…” — что вон, а, хардер? — Он издевательски нацеливает на меня свой указательный палец (еще одна из его отвратительных привычек). — Глаз, правильно? А зрение надо беречь, не так ли? Потому что “око за око, зуб за зуб”… Да и вопрос-то ваш выеденного яичка не стоит, верно — ведь мы с вами уже беседуем, разве не так?
Только тут до меня доходит, что беседую-то я все-таки с моделью, “фантомным” изображением, а не с живым человеком, и я разжимаю свои сведенные судорогой отвращения и неприязни челюсти, чтобы прервать словесный понос, который вдруг прохватил моего “собеседника”.
- Предыдущая
- 28/93
- Следующая
