Две дамы и король - Играева Ольга - Страница 66

• Предыдущая
• 66/72
• Следующая

Отстранив рукой Элеонору, он прошел в глубь квартиры и нашел Булыгина в спальне, спокойно сидящего в кресле со спущенными подтяжками и расстегнутым воротом рубашки. Семейная постель еще была в беспорядке, в комнате не прибрано — валялись женское белье, носки… Что-то не похоже на обычный утренний беспорядок. Дверца шкафа открыта, оттуда вываливаются скомканные тряпки…

— Надеюсь, вы не сделали никакой глупости? — вместо приветствия обратился к Булыгину Занозин.

Ответом ему был взгляд исподлобья — какой-то туповато-неопределенный.

— О чем это ты? — грубо осведомился Булыгин.

В самом деле, какими еще словами можно встретить мента, поутру ворвавшегося в квартиру честного человека?

Занозин кивнул в сторону разоренного шкафа.

— Сильно на работу спешили? Боялись опоздать?

Шкаф-то зачем переворошили — в поисках парных запонок?

Вадим вынул из кармана вчетверо сложенный ордер на обыск, развернул его и сунул под нос Булыгину. Тот прочитал, никак не реагируя, на физиономии застыл неприязненный оскал.

— Что это такое творится? — в комнату ворвалась Элеонора. — Что вы, суки, себе позволяете? Да вы соображаете… Какого черта они там роются в моем белье грязными лапами? Что вы тут рыщете? Сто-о-ой!

Элеонора рванулась в соседнюю комнату, где Карапетян и Сбирский развернули широкий фронт изыскательских работ. Она вырвала из рук Саши фотографии, которые он извлек из ящика комода. Все последующее время она металась по квартире, толкая оперов, хватая их за руки, выкрикивая угрозы.

— Вадим, — в спальню заглянул один из оперов. — Мы нашли три пары перчаток: две пары кожаных и одни шерстяной трикотаж с нейлоновыми вставками — видимо, лыжные. Какие брать?

— Изымайте все, только аккуратно. Понятые видели? — дал команду Занозин, наблюдая за Булыгиным.

Тот не шелохнулся.

— А все-таки любопытно, почему вы, Михаил Николаевич, даже не поинтересуетесь, по какому поводу мы к вам заглянули. Ведь это было бы так естественно со стороны любого обывателя. Не ко всем приходят с обыском, не у всех изымают перчатки…

— Да чего интересоваться, — нехотя, едва разомкнув губы, промычал Булыгин. — Путаете что-то.

А может, и не путаете, а чей-то заказ выполняете — что я здесь петюкать буду? Можно подумать, вы меня слушать станете. На то вы и милиция, чтобы беззаконие творить. Это всем известно.

Занозин усмехнулся, рассматривая внутренности разоренного шкафа.

— Слабовато, — проронил он.

— Зато правда, — со злобной готовностью огрызнулся Булыгин.

Его озлобление, напряженные глаза и прорвавшееся раздражение подсказали Занозину, что он со своими ребятами на правильном пути. В соседней комнате раздавались вопли Элеоноры: «От-да-а-ай!», шум возни, ее проклятья, урезонивания Карапетяна: «Мадам, вы нам мешаете совершать процессуальные действия. Это чревато административной ответственностью…»

— Что вы все-таки такое отсюда вынули? — продолжал Занозин исследование шкафа. Булыгин сидел с кривой усмешкой на лице и помалкивал.

В это время раздался звонок в дверь. Элеонора открыла и, увидев очередного мента, стала делать приглашающие движения руками, ернически согнувшись в пояснице: «Заходите, заходите до кучи! Вы нам не помешаете! И так уже не квартира, а милицейская казарма!» Вошедший отыскал Занозина глазами и вытянул руки вперед, показывая коллегам черную мужскую куртку:

— Из окна пять минут назад выкинули — прямо мне на морду спланировала!

— Ну и что? Ну и что? А может, это и не из нашего окна вовсе! И вообще я давно ее собиралась выкинуть — старая, грязная, поношенная… — с места в карьер кинулась в бой Элеонора, явно собиравшаяся препираться до последнего. — И вообще это моя!

Люблю мужские куртки, они просторнее… Ну и что, что целая? Моя вещь, хочу — новую выброшу, хочу — до дыр затаскаю. И не наша она вовсе! В прошлом году знакомый гостил из Кишинева — забыл ее у нас.

Только купил на вещевом в «Динамо» — ни разу не надел, забыл… Я все собиралась ему выслать, но адреса не знаю, да, говорят, и уехал он уже из Молдавии, переселился в Белоруссию…

— Ваша куртка, Михаил Николаевич? — повернулся к Булыгину Занозин, стараясь игнорировать Элеонорин поток сознания. Тот стоял у него за спиной, выглядывая в холл.

Булыгин промолчал.

— Спасибо, что подсказали нам, какую куртку изъять. Вон у вас их тут еще две штуки — пришлось бы все на экспертизу сдавать. Времени бы потратили уйму. Хотя на всякий случай и эти заберем. Не волнуйтесь, все вернем, если ошибочка выйдет. Собирайтесь, — сказал Занозин. — Мы вас задерживаем по подозрению в убийстве Киры Губиной.

— Да вы свихнулись! — снова раздался вопль Элеоноры. — Да мужик мой тут при чем? Он эту куртку последние полгода не надевал! На хрен ему эта Кира бы сдалась! Ее сам Губин небось и убил из-за Регины… Слышите? Это сам Губин! Сам! Сам! Ее не вернешь! Да и мертв он уже! Кому интересно, кто убил его жену? Что вы живым-то жизнь портите? Суки-и-и!

Рот ее расползся, из глаз засочились слезы. Элеонора обеими руками вцепилась в булыгинский рукав и на попытки оперов оторвать ее от мужа, которому пора было отправляться вместе с ними, только лягалась и бодалась растрепанной головой Когда Булыгин, окруженный операми, покидал свою разоренную квартиру, он обернулся в дверях к сидящей без сил на пуфике в холле и рыдающей Элеоноре — ноги заголены и косолапо расставлены, локти на коленях — и на прощание сказал безутешной супруге единственное:

— Толику позвони.

Первый допрос Булыгина прошел без всякого успеха для оперов. Подозреваемый не отвечал ни на один вопрос, лишь таращился на Занозина и Карапетяна как баран на новые ворота и молчал. Те толковали ему про мобильник, про очки — напрасно. Про то, что чистосердечное признание пойдет ему на пользу и что явку с повинной тоже можно устроить… Без толку. «Зачем вы убили Киру Губину?» — повторял Занозин, но сидевший напротив Булыгин не был настроен удовлетворять его любопытство. Он ничего не отрицал, ни одному вопросу не удивлялся — не отвечал, и все.

— Ладно, — сказал вконец умаявшийся Занозин. — Обойдемся и без ваших показаний. Для начала устроим вам парочку опознаний. А там и результаты экспертизы предметов, изъятых у вас при обыске, подоспеют — я на них очень надеюсь. Подумайте, может, не будем тянуть резину? Бессмысленно. И бутылку «Лукойловки», вспомнила Мила, вы у Губина выпросили — мол, люблю раритеты! Особенно если они сделаны с чувством юмора! А на самом деле эту самую губинскую бутылочку против него же и замыслили использовать. Принесли алкашу — не интересуетесь, о каком алкаше речь? — и оставили. И серьги ему подбросили… Так что подозрение сначала на собутыльника, а затем — прямо на Губина… Надеетесь на то, что показаниям алкаша веры нет, или на то, что его легко с толку в суде сбить? Мы все равно докажем, что именно вы это сделали.

Тут Булыгин наконец отреагировал — усмехнулся и прямо и жестко глянул Занозину в глаза. «А вот это мы еще посмотрим…» — читалось в его взгляде.

— На что он надеется? — пожал плечами Карапетян, когда Булыгина увели в камеру.

Занозин промолчал. Поведение Булыгина ему не нравилось. По всем прикидкам, увильнуть ему некуда. Действительно, на что он надеется, почему молчит? Может быть, они что-то упустили? Плохо, что они до сих пор не имеют представления о мотивах Булыгина — зачем он все-таки, в этом нет никаких сомнений, убил Киру Губину? Всех кого можно расспросили — и в холдинге, и среди знакомых Губиных.

Ни одного намека на то, что Киру и Булыгина что-то по-особенному связывало. Кира — жена Губина, патрона и друга Булыгина. Дел они общих не имели. Что тогда? Что? Как узнать?..

Перед тем, как отправиться домой, Занозин заглянул в изолятор и, попросив дежурного открыть ему дверь, посмотрел на сидевшего в камере Булыгина.

Тот, привалясь к стенке, предавался размышлениям.

— Еще не передумал в молчанку играть? Смотри, поздно будет. На завтра на девять назначаю опознание. Алкаш тебя узнает. Не интересуешься, о каком алкаше речь? Ну, давай молчи-молчи…

• Предыдущая
• 66/72
• Следующая