Змееборец - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 36

• Предыдущая
• 36/75
• Следующая

Он сказался эзисцем, имя даже не выдумывал, просто перевел на эзисский «наследный конунг Фокс», получилось Эдрек Айбаль. И, когда утрясли языковые сложности, на средней паршивости румийском поведал людям историю, которая почти не отличалась от их собственной, изложенной ему Блазней. Вот только, ему повезло меньше – остался один, всех спутников, уцелевших после устроенной нечистью бойни, так или иначе, заели в этих диких лесах.

Умница Блазня выждала время и подала голос издалека. Мерзкий вой, взлетевший к низкому небу и разлившийся под тучами так надолго, и так пронзительно, что у Эльрика заныла каждая косточка. Людей тоже пробрало – на них и было рассчитано. Так что в засеке поспешно разгребли узкий проход, куда и протиснулся свежеиспеченный эзисец.

Потом выяснилось, что люди были из Десятиградья. И Эльрик, осторожно, как будто шел по канату над пропастью, выведал у них, в какой же они, все-таки, стране. Оказалось, что в Венедии, и еще оказалось, что он должен бы знать венедский, раз уж приехал сюда торговать. Десятиградцам, разумеется, и в голову не пришло, что можно ехать в чужую страну за какой-то иной надобностью.

Венедский Эльрик, конечно, знал. Тот, что был в ходу в его родной реальности. А здешний, донельзя архаичный, доводилось видеть только в древних книгах… Но то ли умилил десятиградцев его акцент – настоящий, эзиский выговор, зря ли пятнадцать навигаций прожил в Гульраме – то ли они сами себе додумали причины, по которым он с трудом способен связать по-венедски хотя бы два слова, и спотыкается на третьем, но ему довольно быстро поверили. И посочувствовали. И объяснили, что то, что он нашел этот лагерь и остатки отряда – всего лишь отсрочка от смерти. Возможно, совсем короткая.

Дела у десятиградцев были плохи. Из полутора десятков человек, выжило девять, среди которых было двое тяжелораненых. Остальные тоже не могли похвастать тем, что уцелели в бою. А за две недели, прошедшие после встречи с Чешуйчатым и его свитой, маленький отряд потрепала еще и разнообразная нечисть, преследующая людей с волчьим упорством. К тому же, их водили, не позволяя выйти к людям, сбивали с пути, отрезали возможности спастись. К этому и Блазня приложила свою когтистую лапку. Ведь брошенная деревня – крыша над головой, теплые дома, горячая еда, возможность отдохнуть – была рядом, в паре часов пешего пути. И оттуда, от деревни, вел к Забудове приметный путь, на котором, конечно, тоже можно заплутать, если духи водят, но никаким духам не одолеть надолго силу проложенной людьми дороги.

Да. Деревня была рядом. Но, судя по рассказам, десятиградцы уже трижды прошли мимо.

Ладно, по крайней мере, здесь Эльрик мог им помочь.

Они называли Чешуйчатого – Серпенте. Змей. А венеды звали его Червем. Походил же он, судя по описаниям, не на червя, и не на змея, сиречь, дракона, а на змею. Обычную змею, только такую громадную, что непонятно было, как его земля носит.

Эльрик подумал, что, будучи в своем уме, он ни за что не пошел бы воевать такую дрянь: с демонами, вообще лучше не связываться. Князь Забудовы, однако, думал иначе, это его и погубило, а с ним и всех, кто присоединился к княжеской дружине. В том числе, многих приехавших в город купцов, которые во главе своих людей вступили в ополчение, и пошли в поход на Червя. Какие времена, такие и купцы. Торговать они умели лучше, чем сражаться, но при необходимости без колебаний брались за оружие.

А сейчас Доран Хабил, наследник Ильса Хабила, мастера Гемфри и Шестого Дома Десятиградья, умирал от ран и душевного истощения – духи-людоеды вытянули из него все силы. Спасти Хабила было нельзя, но продлить его жизнь… замедлить умирание, так будет вернее, было еще возможно. А остальные, включая второго тяжелораненого, не были безнадежны. И, конечно, тут даже думать было не о чем. Разве что о том, чем же отплатить Блазне. Так что Эльрик предложил нынешнему командиру отряда прямо сейчас сниматься с места и идти в деревню, и чуть на изнанку не вывернулся, убеждая в том, что это не опасно, уже не опасно.

Он ни на миг не заподозрил, что сделал первый шаг на долгом пути от Эдрека Айбаля к Эрику Бийлу, Эрику Серпенте, мастеру Квириллы и Первого Дома Десятиградья.

Эриком Бийлом он стал почти сразу: манера искажать любое имя, любое слово, которое кажется непривычным, была присуща десятиградцам в той же степени, что и всем другим людям.

За искажение имени полагалось суровое наказание, но Эльрик пренебрег традицией.

В своем отношении к отряду Дома Хабил он определился сразу: они ничего не должны ему, он ничего не должен им, они не несут друг за друга ответственности, но пока есть необходимость и возможность, оказывают друг другу помощь. Вот он и оказывал. Настолько, насколько было необходимо и возможно.

С Блазней было сложнее, но в то же время гораздо понятнее. Отношения, взаимно обязывающие стороны к уступкам и оказанию услуг, всегда понятней, чем добровольная, непонятно на чем основывающаяся взаимовыручка. Блазня была перед ним в долгу за то, что он не убил ее. Сам Эльрик был в долгу перед Блазней за то, что она продолжала поддерживать его личину. С последним, правда, он начал разбираться сразу, как только устроились на новом месте. Ясно было, что в деревне придется задержаться, поскольку Хабил не перенес бы путешествия до Забудовы, поэтому устраивались со всем возможным в этих условиях комфортом.

А Эльрик, да-да, вспоминал советы стилистов из читаных в детстве дамских журналов, и на этой нелепой основе пытался самостоятельно сваять себе личину. Благо, первым, что он вспомнил, было создание зеркальной пленки, и теперь он мог использовать в качестве образца отражение эзисца Айбаля.

Угнетало отсутствие зубной щетки и бритвы. Впрочем, первую проблему Эльрик решил, добыв лесную свинью с отличной, хоть и излишне жесткой щетиной. Вторая же… ну, что делать, приходилось терпеть. В конце концов, у шефанго принято было отпускать бороду в походах, почему не счесть нынешнюю ситуацию таким вот странным походом? Смуглолицый Айбаль этих сложностей не испытывал: у него борода не росла, поскольку Эльрик отдавал себе отчет в том, что ему не по силам ежедневно корректировать личину.

Что делать дальше – не с личиной, а вообще – он тоже примерно представлял. Не знал только, стоит ли ему отложить реализацию своих планов до того дня, когда Хабил умрет, а Бюзинг, второй раненый, поправится настолько, чтобы добраться до города, или оставить людей под защитой Блазни, а самому… хм, да, идти искать Червя.

Собственно, о поисках речи не шло, лишь о том, чтобы достаточное время двигаться в указанном Блазней направлении, к той самой вершине, носившей имя Голый Камень. И если переживешь поход и отобьешься от нечисти, и не сгинешь под лавиной, то не сам Червь, так кто-нибудь из его прихвостней тебя непременно отыщет. А там уж – как повезет. У Червя, зачем бы он ни явился сюда, была возможность ходить между мирами. Неважно, насколько грубо он это делал, и какими это было чревато разрушениями, Эльрик все равно намеревался воспользоваться этой возможностью. Ему нечего было делать здесь, и в этом мире у него не осталось никого, о ком стоило бы побеспокоиться, так с какой стати ему было переживать о том, насколько громким и разрушительным будет его уход?

Он и не переживал.

Гораздо больше его мысли занимало то, что он может предложить Червю со своей стороны. Сделки с демонами – занятие опасное, без должной подготовки нечего и думать не то, что выгадать на них, а хотя бы не потерять слишком много. А у Эльрика, к тому же, не было ничего, что могло бы заинтересовать создание вроде Червя. Если только тому не нужны наемники.

До Острова, такая мысль показалась бы де Фоксу страшной глупостью. Теперь он смотрел на демонов и их потребности другими глазами. Бывает и так, что демоны нуждаются в услугах смертных, так что свой меч и свое мастерство не стоит просто сбрасывать со счетов.

• Предыдущая
• 36/75
• Следующая