Змееборец - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 34
- Предыдущая
- 34/75
- Следующая
Горожане, очевидно, озверев от наплыва нечисти, взялись за оружие, да только все и полегли. Интересно… если воевать пошли, значит, знали куда идти, знали, с кем придется сражаться. Знали, как правильно это делать?
– И каким же чудом неорганизованные людоедские бандформирования справились с организованным людским сопротивлением? Или вы числом задавили?
– Что ты говоришь? – Блазня вытаращила на него красивые, светло-голубые глазищи, – ничего не понимаю. Мы спрятались. Они не за нами, они за теми шли, – она мотнула головой куда-то на северо-запад, в направлении приметной вершины, чуть не на треть выше большинства скал хребта. – Те, которые с Чешуйчатым Господином.
– Так, – сказал Эльрик, – теперь я совсем запутался. Пойдем к тем людям, и по дороге ты все расскажешь с самого начала.
– Забудова! – перебил его Йорик, от волнения позабыв об элементарной вежливости. – Тот город, о котором она сказала, назывался Забудова, так?
– Точно, – Эльрик кивнул, – самый северный из больших венедских городов. Ты что-то об этом знаешь?
– Я об этом слышал. И постарался узнать как можно больше, но начал собирать сведения уже после того, как там все закончилось.
– Тогда расскажи, что ты выяснил, чтобы мне не пересказывать.
– Расскажу. Но ты все равно изложи все по порядку, и со всеми подробностями, какие только вспомнишь. Может, объяснишь то, чего я до сих пор не понимаю.
Тридцать лет назад Забудова из большого, торгового города, перевалочной базы для всех купцов Севера, закупочного центра множества промысловиков, форпоста цивилизации превратилась в вымирающий поселок, в котором осталось едва ли полсотни жителей.
Часть забудовцев просто сбежала из города, бросив свои дома, бросив почти все имущество. Убегали весной, по непролазной грязи в которую превратились и так-то скверные лесные проселки, по вскрывшимся рекам, где каждая льдина грозила смертью, через разлившиеся топи, переход по которым был возможен только зимой или в самый разгар сухого лета. Угроза возможной смерти казалась не такой страшной, как смерть неминуемая, ожидавшая тех, кто решил остаться.
Но сбежала только часть горожан. Другая часть, люди, мало чего боявшиеся, родные и приемные дети этой суровой, не прощающей ошибок земли, тоже ушла из города. Ушла раньше. В середине снеженя, последнего зимнего месяца. Эти люди, возглавляемые князем Забудовы, ушли на северо-восток, к горам на границе с Норэгром, которые здесь называли Медвежьей Скребницей. Ушли на войну, а не на охоту, и вооружились, как для войны. Из них не вернулся никто.
С гор на Забудову ползла неторопливая и неизбежная смерть. И сражаться с ней было уже некому.
О том, что случилось после, песни и былины рассказывали как-то расплывчато. Невнятно. А очевидцев событий расспрашивать было бессмысленно. Они знали, что город был обречен, и люди были обречены. Но они понятия не имели, как случилось, что все наладилось, и жизнь вернулась в привычное русло. Они даже не задумывались о том, что каким бы удобным не было месторасположение Забудовы, возвращаться сюда, снова обзаводиться хозяйством и налаживать старую жизнь всего через два-три года после пережитого кошмара, рискнули бы немногие смертные.
Зато очевидцы могли рассказать, что же здесь творилось, от чего они убегали несколько лет назад, и о чем не хотели вспоминать, опасаясь накликать беду.
Они вспоминать не хотели, но если Йорик хотел что-то узнать, он обычно умел добиться своего. В те времена он еще не был капитаном гвардии, но уже создавал в Удентале тайную полицию, а его лазутчикам нужно было практиковаться. Вот они и практиковались, пытаясь разговорить неразговорчивых забудовцев.
Только вот, полученная информация никак не складывалась в голове Йорика хоть в какую-нибудь четкую картинку.
То, что происходило в черную для города зиму, походило на искусное, тщательно созданное проклятие, чернейшее из черных, и, конечно, превосходящее силы любого из здешних колдунов. Начать с того, что человеческие колдуны просто не способны работать с силами такого оттенка, в их душах, какими бы злодействами они не занимались, все равно остается место для света. Не для той ослепляющей белизны, которая противостоит такой же слепящей черноте, а для света, соседствующего с тьмой.
К тому же, проклясть такую обширную область, было невозможно без помощи богов. А боги не обращали внимания на эту реальность. И, однако, даже если делить рассказы очевидцев на шестнадцать, а потом полоскать и просеивать через сито, все равно выходило так, что именно невозможное и случилось. Началось все на Медвежьей Скребнице, в местах почти нехоженых, но заманчивых для промысловиков и охотников, а расползаться стало во все стороны. К людям. К смертным. Которые здесь даже защищаться не умели. И легендарные венедские жрецы, якобы напрямую общающиеся с богами, ничем помочь не смогли. Они погибли первыми, положившись на свои силы и попытавшись остановить смерть.
Когда Йорик заинтересовался событиями той зимы, священное место под стенами Забудовы – поляна с каменными столбами, на которых были высечены знаки богов Многогранника – не пустовало. В похожей на зимовье избушке, стоящей поодаль от капища, всегда можно было найти кого-нибудь из десяти жрецов. Все они были пришлыми – поселились в священном месте, когда Забудова уже возрождалась к жизни. Но, несмотря на это, рассказать жрецы могли больше, чем очевидцы. Не потому что больше знали, а потому что умели правильно истолковать то, что им рассказывали.
После того, как Йорик сумел убедить их в том, что с его людьми можно разговаривать и на их вопросы можно отвечать, жрецы поведали, что на Медвежьей Скребнице, которая, как любой большой горный хребет вырастала прямо из земного сердца, завелся Червь. Зло в образе червя. Которое принялось точить горы, пробиваясь в глубь, в самое нутро земли, к ее пылающему сердцу, чтобы остудить его, а потом проесть, как это заведено у червей, и вытянуть всю силу.
Сила Земли огромна, это созидающая мощь, одухотворенная любовью вечного Неба. Плоть и душа – две опоры, две основы, на которых зиждется гармония, два мировых полюса, немыслимые друг без друга. Червь хотел завладеть только плотью, телесной силой Земли, в которой уже не было бы места для любви Неба.
Небо погибло бы без этой силы.
Земля погибла бы без души.
Червь… да кто его знает, Червя, зачем ему это понадобилось. Зло, оно и есть зло, оно и для богов непостижимо, не то, что для смертных. Червь был уничтожен, и это все, что известно людям. А больше знать, пожалуй, и не нужно.
Йорик припомнил слышанные в бытность его на Острове рассуждения о том, что демоны, которым они служили, и твари, с которыми они воевали – суть части одного целого, повздорившие между собой, и сами навлекающие на себя гибель. То, что рассказывали жрецы Многогранника, неприятно напомнило о прошлом опыте. И в эту историю, оказывается, тоже встрял Эльрик де Фокс. С его-то мечом, вот уж кому самое место в центре событий, но… не он же, в самом-то деле, уничтожил этого Червя. При всем уважении к бойцовским качествам своего дэира, Йорик, все-таки, понимал, что тот – обычный смертный. Смертный в понимании богов, а не людей, разумеется. Нестареющее, но уязвимое создание. А Червем называли, похоже, какое-то существо демонического порядка, принявшее змеиный облик. И размеры змеи… внушали уважение. Правда, никто из людей не видел демона воочию, а если кто и видел, так, разумеется, уже не мог об этом рассказать, но следы его на Медвежьей Скребнице сохранялись несколько лет. А охотникам достаточно следов, чтобы получить представление о том, кто эти следы оставил.
С самого начала все равно получалось не очень понятно, потому что Блазня сама мало что понимала в происходящем. Опираясь, отчасти на ее рассказ, а отчасти на свои скромные познания в законах магии, Эльрик попытался выстроить хоть сколько-нибудь правдоподобную цепочку событий.
- Предыдущая
- 34/75
- Следующая
