Змееборец - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 14

• Предыдущая
• 14/75
• Следующая

Он сделал глоток из пиалы. Хороший квирилльский карвалло, как ему и полагалось, не обжег небо, а обласкал ароматным теплом. Хороший? Куда там! Отличный карвалло. Но… что-то с этой выпивкой было не так…

Йорик поймал очень внимательный взгляд де Фокса.

Вкус? Нет. Запах?… Лясны дзед, не запах и не вкус, и даже не цвет, но все вместе.

– Что это?

– Это карвалло, – де Фокс с улыбкой отпил из своей пиалы, – квирилльский карвалло из погребов Серпенте. Отличная штука, да, командор? Хансер хисс, Йорик, теперь я понимаю, почему ты не распознал такую ценную книжку. Ты соображаешь так медленно, что тебя эльф на льду обгонит! Чары, ну? Слышал такое слово?

– Здесь чары? – Йорик не поверил, принюхался, вновь попробовал напиток на вкус, – не может такого быть! Настоящие чары? Откуда?

– Из плохого места, – де Фокс поморщился, но тут же вновь улыбнулся, – это еще одна история на потом, ладно? Барбакиты, при всех своих недостатках, были очень серьезной организацией, и к книгам относились именно так, как книги того требовали. Философия – это математика высшей пробы, магия – это область философии, а чары – это то, чего даже ты не в состоянии ни понять, ни увидеть. Ладно, хоть почуять смог, и то – с подсказкой.

– Хочешь сказать, книга зачарована.

– Не побожусь, – де Фокс пожал плечами, – но думаю, да. Что с ней не так?

– Я не смог ее прочитать. Я не знаю этого языка, я нигде не нашел даже упоминаний о нем. Смесь иероглифов и рун, прореженная чем-то вроде… графем?… бес их поймет, букв эллийского и румийского алфавитов. Такое впечатление, что кто-то спятил и решил написать книгу, используя все существующие языки, да при том еще, самостоятельно придумав для этого знаки.

– Но ты, все-таки, попробовал? Иначе откуда тебе знать, что книга представляет ценность? И откуда мне это знать, кстати говоря? Информация просочилась, а никто кроме тебя источником быть не мог.

– Я ее пролистал, – сказал Йорик, – и нашел формулу, одну-единственную, записанную эллийскими буквами, и то не до конца. За буквы и ухватился. Слова там… ну, говорю же, автор кажется абсолютным безумцем. Так что в словах, хорошо, если первый и последний слоги были на своих местах. Однако через это я продрался. Знакомые буквы на фоне общего буйного текстового помешательства – это, знаешь, как подарок судьбы.

Он сделал еще глоток карвалло. Зачарованного карвалло… разве это возможно? Чары – здесь, нечто за пределами реальности. И еще невозможным казалось то, что он когда-то, незаметно для себя научился не верить. Не верить в то, что раньше было естественным, было такой же частью реальности, как смена времен года.

– "…Преодолел какой-то предел, – слова, дуновением ветра прилетевшие из прошлой жизни в эту, закрытую наглухо, он помнил с болезненной четкостью. – Прошедший сквозь наслоения снов, пробившийся до корней утреннего света, цветущий, упрямый звук. Что бы это ни было, кажется, он уже никогда меня не оставит. Жизнь после жизни"…[19]

– Охренеть можно, – пробормотал де Фокс, – ты это о чем?

– Это формула, о которой я говорил. – Йорик хмыкнул, – одна из нескольких сотен. Создатель формулы воспринимает магию, как звук, как вибрацию, значит он человек, потому что мы видим цвета и узоры.

– Формула? – в голосе шефанго было столько обиженного недоумения, что Йорик с трудом удержался от смеха. И напомнил себе, что умный и язвительный мастер Серпенте – это личина, под которой прячется двадцатилетний парнишка, имеющий самые смутные представления о магии.

– Это же древняя книга, де Фокс. Так когда-то писали научные труды: маги опасались конкуренции, или не хотели, чтобы результатами их работы воспользовались в нечистых целях. Я умею переводить это на язык знакомых нам символов. Беда в том, что все остальное я даже прочесть не могу, не то, что понять.

– Ясно.

В дверь постучали, и жена трактирщика вошла в комнату с большим подносом в руках. С тяжелым подносом. Эльрик и Йорик одновременно поднялись, чтобы помочь…

…– Дикари, – буркнул де Фокс, когда женщина шмыгнула вон из комнаты, не пожелав даже взять монетку за труды. – Причем, в данном случае, мы с тобой. Напугали даму. Ладно, я, иностранец, но ты-то местный, должен обычаи знать!

– Я не местный. Это Гиень, а я – из Уденталя. Нет никакого Загорья, ты разве еще не понял? Нет, и пока я здесь – не будет.

– Давай-ка, – де Фокс придвинул к нему поднос, – ешь и рассказывай мне все. С начала и до вчера. Все, что я тебе рассказал, но теперь так, как оно было на самом деле.

Любовь к Эфе, едва зародившись, стала смыслом жизни. Целью было возвращение в родной мир, а смыслом – она, Эфа. И ничего не изменилось, даже когда взрыв, или что там произошло, на Острове, уничтожил все живое и неживое, выбросив Йорика в иное время и пространство. Цель осталась прежней. И прежним остался смысл жизни. Эфы больше не было, однако Йорик продолжал надеяться на то, что она жива. Ведь выжил же он сам.

Сейчас место Эфы занял другой, уже не чужак, но все еще почти незнакомец. И тверди себе сколько угодно о том, что Эльрик – это Эфа, хоть язык сотри, напоминая, ничего повторения не изменят. Только шефанго могут понять, как это, быть одновременно мужчиной и женщиной, менять тело, не меняя личности, менять взгляд на мир, не изменяя воспоминаний. Для Йорика сегодня утром Эфа исчезла. Остался парень с длинными волосами, и серьезными глазами, в которых Йорик – за прошедший день он несколько раз ловил себя на этом – снова и снова искал черное марево безумия.

Черное – потому что оно цвета крови. Крови шефанго. И крови самого Йорика.

Если Легенда говорила правду, рано или поздно Йорик увидит эту черную дымку.

…Когда Йорик Хасг, выходец из далеких степей Эзиса, появился среди людей Лойзы Удентальского, воевода не сразу, но понял, какой подарок сделала ему судьба. Эзисец был хорошим бойцом, и – что казалось воеводе странным, чуть ли не постыдным – он был мудрецом. Трудно жить с таким именем, во всяком случае, в Удентале, поэтому, когда Йорика Хасга переделали в Ярни Хазака, тот только плечами пожал. Какая разница, как называться?

Да. Он был воином, и он был мудрецом, и жрецы не слишком любили его, потому что мудрость Хазака приносила пользу, а от мудрости жрецов нападала зевота.

Йорик, в свою очередь, тоже ценил воеводу. Тот был молод, а это означало, что при должном внимании, он проживет долго и многое сможет сделать. Еще Лойза не был женат, и не имел законных наследников (а парочка незаконных воспитывалась в надлежащей строгости), и Йорик знал, что когда наследники появятся, он сможет вырастить из них достойных преемников отца. Он устраивался в Удентале всерьез и надолго. Поиск путей возвращения домой мог затянуться не на один десяток лет, и эти годы хотелось бы провести с пользой. Причем, не только для себя. Кроме того, со временем Йорик привязался к своему господину, тот был горяч, но разумен, честен, но хитер, слишком уж романтичен, однако с возрастом романтичность должна была переплавиться в благородство.

И так оно и случилось.

Со временем.

Лойзе был тридцать один год, когда в Удентале появилась Легенда. Именно появилась, нежданно-негаданно, на праздновании Нового года.

Гуляла вся столица, по удентальскому обычаю на площади были накрыты столы, и выкатили из подвалов воеводы бочки с вином и водкой. За шесть прошедших лет, в течение которых Йорик был капитаном гвардии, и беззастенчиво пользовался преимуществами своей должности, народ поотвык устраивать по пьяни совсем уж непотребные беспорядки. Так что праздники оставались праздниками, даже когда подходили к завершению.

Вот и в первый день месяца рыжень[20], солнечный, но пронзительно-осенний, все было ярким, золотым, алым. Громкая музыка. Громкие песни. Красивые наряды. И как, откуда она возникла, эта женщина? Ее словно вынесло водоворотом, она родилась из взрыва красок, как последний мазок, придавший картине завершенность. И совершенство.

• Предыдущая
• 14/75
• Следующая