Последнее небо - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 47
- Предыдущая
- 47/109
- Следующая
Мне искренне жаль тех, кто был там в этот момент. Зверь, потерявший голову, – это зрелище не для людей. Нормальных – ненормальных – не важно. Это страшно. Марина Чавдарова стала первой жертвой первого Ритуала. А все, кто присутствовал – как это сейчас называется? – да, «подсели» на убийство. Олег поделился с ними силой. Мастер хотел сломать его, хотел посадить на цепь, но получилось все наоборот. Да, сломать удалось. Я, к сожалению, слишком поздно это понял, не уделил проблеме должного внимания, и надлом остался, думаю, навсегда. А вот насчет цепи… Олег убивал девочку долго. Не так долго, как других своих жертв, – ему недоставало опыта, но достаточно, чтобы забрать ее силу, отдать часть силы и заодно подчинить всех зрителей. Бессознательно. Он сам так и не понял, что именно сделал. А вот мне, когда я приехал туда, все было видно совершенно отчетливо.
Господи, ну конечно, я помчался в тот городишко сразу, как только прослышал о случившемся. И я едва успел спасти своего мальчика. Помню, когда я наконец сумел разговорить его… разговорить это, пожалуй, перебор. Когда я наконец смог заставить его сказать хоть что-нибудь… Вы можете себе представить это зрелище? Вряд ли, конечно. Худенький парнишка с копной серебряных волос. Глаза – огромные, совершенно какие-то дикие, взгляд в никуда… он постепенно в себя приходит, словно оттаивает, медленно так. И вдруг смотрит на меня – вот когда я понял, что значит «заглянуть в душу». Знаете, что он сказал? Мальчик, разрезавший на куски свою любимую. Он сказал:
– Я не знал что в человеке столько грязи…
Первых двух бластофитов они нашли и убили почти сразу, с промежутком от силы в пару часов. Гот не ошибся, когда предположил, что эти водно-воздушные твари-хищники и что кормятся они на Панголине. Архипелаг назвали так именно из-за обилия этих самых панголинов, представленных там в бесконечном разнообразии. Среди прочих видов встречались и летающие, так что «веретенкам» было где развернуться.
Цепочка островов даже формой напоминала ящерицу, правда, всего с одной лапой. Левой задней. Как раз возле лапы была убита первая «веретенка», а вторая – в районе…
– Подхвостье, – заметил Гот, отмечая место на карте. – Что скажешь, Зверь, это достаточно корректно?
– Для Улы сойдет, – ответил сержант, – а вообще можешь называть вещи своими именами.
Внизу, на острове, горели деревья. Ула просила привезти образцы тканей, но, судя по всему, из этого ничего не выйдет. Бластофиты и иглы взрывались, разлетаясь едва не в брызги. Первый, сбитый над водой, под воду и ушел. Второго Гот со Зверем, осмелев, загнали в небо над островом. Останки твари упали вниз, и вот, пожалуйста, теперь там пожар.
Третьего хищника пришлось поискать. Зато и выйти на него удалось незаметно. Бластофит был занят. Он охотился и не обратил внимания на людей, что явились поохотиться на него. Какое-то время пилоты просто наблюдали за блестящей, подвижной тушей, что наплывала сверху на стаю ужинавших ящеров.
– Символично, не находишь? – заметил Гот вполголоса, как будто тварь могла его услышать. – Мы хотим убить «веретенку», которая хочет убить ящеров, которые хотят убить… кого они едят?
– Рыбу, – предположил Зверь. – Кстати, рыба наверняка тоже кого-нибудь ест. Предлагаешь нам сожрать бластофита? Фу!
Зверь не мог видеть Гота, но явственно представил себе брезгливую гримасу на его породистом лице. Улыбнулся.
Иглы разлетелись во все стороны, ящеры – тоже. Большая их часть успела убраться, а тех, что попали под удар, просто разорвало на части. Довольно крупные, надо сказать.
Убитые ящеры падали в воду. Бластофит неспешно снижался. Иглы, не нашедшие цели, вспыхивали. Огненные шарики были почти не видны на фоне светлого неба, а вот на фоне воды, если смотреть сверху, их переливающееся мерцание выглядело впечатляюще.
– Красиво, – мечтательно пробормотал Зверь.
– Угу, – согласился Гот. – Ладно, поехали.
И они убили третью «веретенку».
Приноровились, надо заметить, довольно быстро. Не сказать чтобы охота проходила легко – попадание под удар иголок могло оказаться болезненным как для вертолета, так и для пилота в нем. Гот во время первого боя выжимал из машины все возможное, столкнувшись же со второй тварью, попытался сделать чуть больше. И сделал. Неожиданно легко, без пугающего, хотя и захватывающего напряжения. Чем бы ни был его позавчерашний рывок, чудом или особенностью данной, конкретной машины, этот фокус оказалось возможным повторить. Снова. И снова.
Расстреливая третью тварь, с которой все прошло намного проще, Гот задумался, выглядят ли его уходы от взрывов такими же легкими, как пируэты «Мурены». Решил, что, наверное, да. Во всяком случае, чувствовал он себя теперь намного свободнее, чем позавчера, когда не то чтобы сводило руки на штурвале, но желудок, во всяком случае, как закостенел с начала боя, так и не пришел в себя до его завершения.
Зверь с восторженной матерной тирадой ввинтился в штопор, провожая к волнам останки противника. Гот дождался, пока «Мурена» вернется в нормальный полет, и поинтересовался:
– А ты-то где летать научился?
– В небе. – Голос сержанта вызывал ассоциации с котом, слямзившим на кухне мясо
– Понятно, что в небе. Я спрашиваю, где ты учился?
– Возвращаться пора. Машины заправить надо, да и самим пожрать не мешало бы.
– Какого черта, Зверь? – Гот проверил уровень топлива – да, пора было возвращаться.
– Я, что, спрашиваю о чем-то интимном?
– Ты спрашиваешь, – услышал он после паузы. – Это уже много.
– Мне твоя загадочность поперек глотки, – заметил майор.
Рассердиться не получалось, состояние, очень близкое к эйфории, места для плохих эмоций не оставляло. Но Зверь… Гот понял, или был близок к пониманию, а может, просто подозревал совершенно беспочвенно… Нет, он не ошибся, он слишком давно летает, чтобы ошибаться в подобных вопросах – Зверь на своей «Мурене» проделывал те же невозможные вещи, что и Гот. Но одно дело майор, пилот с десятилетним стажем, и совсем другое – грязеед-десантник, не боевой даже, так – из войск, которые принято называть «миротворческими» и которые понятия не имеют, что в людей можно стрелять по-настоящему.
– Я жду, – напомнил Гот, поскольку Зверь заткнулся и отвечать, похоже, не собирался.
– Отвяжись, а? – «Мурена» уже унеслась вперед, к буровой, и почему-то казалось, что она демонстративно развернулась хвостом к непосредственному начальству.
– Не отвяжусь, – хмыкнул Гот. Зверь никогда раньше не вел себя так вызывающе. Впрочем, раньше Гот и не настаивал на ответах. Ну да. Раньше это не было принципиально важным. – Отвечай на вопрос, сержант. Это приказ.
– На буровой. – Голос Зверя стал почти просительным. Почти. Интонации колебались на той грани, за которой можно ожидать равно и просьбы, и открытого неповиновения.
– А что изменится на буровой?
– Твою мать, майор, – неожиданно бесстрастно прошелестел Зверь, – я не умею врать, когда летаю. Небо не терпит лжи. Если хочешь задавать вопросы, вернемся на землю.
Гот ошалело кивнул и замер в кресле, переваривая услышанное. Он подозревал, что Зверь не в себе. То есть он знал, что Зверь сумасшедший. Ладно, он был уверен, что Зверь – законченный псих. Но есть же какой-то предел ненормальности, после которого в армию не берут. Отбраковывают. Может статься, в России на подобные веши смотрят сквозь пальцы, но космические войска – это не Россия. Это ООН. И мерки для всех одни.
Почему-то вспомнился Джокер с его мертвыми родственничками, и Гот решил, что пришло время пересмотреть свое отношение к психиатрам, отвечающим за проверку солдат на годность. А что делать? Пересматривать отношение к собственным бойцам уже поздно. На Цирцее все психи вместе, и тут от них никуда не денешься.
В чем-то, конечно, Зверь был прав. Небо не терпит лжи. Странно, что он сформулировал для себя эту истину раньше, чем потомственный пилот Дитрих фон Нарбэ, но Зверь вообще странный.
- Предыдущая
- 47/109
- Следующая
