Тайна Иерихонской розы - Иден Дороти - Страница 34

• Предыдущая
• 34/37
• Следующая

Джон закрыл за собой дверь, не обращая абсолютно никакого внимания, какой при этом поднял шум. Мы смотрели друг на друга ничего не выражающими глазами, далеко спрятав эмоции. Я не могла произнести ни слова из того, что мне так хотелось сказать.

— Прости, что я ударил тебя, — он поставил непроницаемый барьер между нами: его лицо и взгляд выражали ровно столько же, сколько и голая стена направо от меня. — Несмотря на то, как я себя чувствую, это было непростительно.

В душе я не могла с ним не согласиться. Но в то же время я помнила слова, которые услышала, когда ненадолго приходила в себя. Может, мне это просто показалось?

Я не могла знать этого точно. Я ответила на его холодный взгляд таким же, следя за тем, чтобы ни одно движение ресниц меня не выдало.

Он стоял и терпеливо ждал, пока я уже не в состоянии была выносить его взгляд и не отвернулась к окну. «Уходи же!» — думала я.

— Значит, все, — сказала я вслух.

— Нет, не все, — что-то изменилось в его голосе, и он подошел ближе к кровати. — Дай мне объяснить. Я не хотел причинить тебе вред. Никогда…

Я повернулась к нему, проклятые слезы застилали мне глаза, и я почти что ничего не видела.

— А мои объяснения ты пожелал выслушать? Ты дал мне сказать хоть одно слово в свою защиту? Пожалуйста, просто уйди!

Я отвернулась к окну с высоко поднятой головой. Когда дверь тихо закрылась, я упала на кровать и разрыдалась.

Все было кончено, кончено. Я была дурой и хваталась за соломинку. Поеду лучше в Нью-Йорк, займусь чем-нибудь, найду цель в жизни. Прежней я уже никогда не стану. Никогда не выйду замуж и у меня не будет детей. Его детей. Улыбайся и терпи. Ах, отец, ну зачем еще мысли о тебе приходят мне в голову сейчас?

Я резко села, вытирая глаза носовым платком, когда Полли внесла таз с водой. Полли ушла, и я в одиночестве умылась, наложила на лицо слой пудры и посмотрела на себя в зеркало.

— Все кончено, — повторила я призрачному отражению, выглядывающему оттуда. — Гэби Стюарт больше плакать не будет. Я пошлю Полли к Сипу, а он может отвезти меня в отель хоть сегодня же. Я больше никогда не увижу ни Уайт-Холла, ни его обитателей. И никогда не узнаю, почему убили Лаурин Дьюхаут, почему миссис Беатрис хотела убить меня и почему несчастного мальчонку Пити поили виски долгое время, медленно травя его, и, в конце концов, попытались убить.

Я могла собраться за считанные минуты.

Странно, но теперь, когда я потеряла все, я не чувствовала злости к миссис Беатрис, мне просто было обидно.

Может, если бы я смогла убедить Коррин, насколько это неотложно, ее матери еще можно будет помочь. Если, конечно, она станет меня слушать.

Не было смысла терять время, невозможно было что-нибудь изменить, так что я позвонила Полли и быстро написала две записки: одну для Сина, а другую — Коррин, с просьбой встретиться у розария. Я переоделась в темное платье и спустилась. За кухней находилась чистая комнатка Клэппи, и я сначала зашла туда. Она, с восковым лицом, лежала на подушках так тихо, что я подумала, что она спит. Услышав, как я вошла, она с усилием повернула голову. Я подошла к ней.

— Нет, Клэппи, не надо говорить, — я взяла ее холодную руку в свои и сжала ее, почувствовав прилив нежности. Она пыталась что-то произнести, шевеля белыми губами. — Ш-ш-ш, Клэппи, не сейчас. Тебе нужно отдыхать. Ты еще наговоришься, когда поправишься.

Ее глаза были слегка затуманены, как это часто бывает с очень больными людьми, но они не на миг не отрывались от моего лица. Ее губы снова зашевелились. Мне показалось, я поняла, что она хочет сказать.

— Жакмино, — сказала я за нее. Ее массивное тело под тяжелым красным одеялом расслабилось, на лице появилось довольное выражение. — Ты… значит, ты помнишь. Это хорошо, — теперь она улыбалась, но, несмотря на это, я понимала, что сейчас мыслями она не здесь, не в этой комнате. — Клэппи, — я следила за своим голосом. Что бы она не имела в виду, сейчас ее об этом нельзя было спрашивать, а потом меня уже здесь не будет. — Спи, Клэппи, — спокойным голосом сказала я. — Я еще вернусь. И тогда мы с тобой и поговорим о Жакмино.

Она, шепча, подняла указательный палец.

— Это вы… Вы — маленькая Жакмино…

Она еще улыбалась. Это окончательно сбило меня с толку. Что она имела в виду: я — маленькая Жакмино? Почему-то меня испугала эта мысль. Я постояла там еще несколько минут, но она снова заснула, и мне ничего другого не оставалось, как только уйти.

Коррин была уже в розарии, когда я туда добралась. У нее в волосах красовались две восхитительные розы Джерико, и она протянула мне одну, которую только что сорвала, когда я подошла. Мы обе были в темно-зеленых платьях и напоминали близнецов, несмотря на разный цвет волос. Она предложила приколоть мне в волосы розу, и я согласилась.

— Вот так, — она отстранилась, довольно осматривая свою работу. — Вы ведь возьмете семян в Нью-Йорк, правда? Я сама вам приготовлю.

Я поблагодарила ее и промокнула лицо носовым платком. Был жаркий августовский день, солнце ярко светило на огромные дубы. Газон как-то потускнел; краска на доме блестела.

Рядом с розарием росла небольшая яблонька. Я сорвала одно красное яблоко и вертела его в руках, думая о том, какое оно должно быть сочное и сладкое. Я с грустью посмотрела на тропинку, бегущую мимо дома к холму и дальше, в долину. Никогда я больше этого не увижу; через каких-то несколько часов все это будет уже в прошлом.

— Здесь замечательно, — Коррин, казалось, читала мои мысли, — поначалу. А потом тишина начинает действовать на нервы, и доходит до того, что хочется кричать.

— Не хочется уезжать, — сказала я, больше себе, чем ей.

Коррин подняла яблоко и начала вытирать его.

— Ваша записка мне показалась очень срочной. Моей улыбке явно не хватало энтузиазма.

— Спасибо, что пришли, — я сказала это тепло. — Думаю, вы, по крайней мере, понимаете, что я не причиняла вреда Пити. У меня не будет другой возможности поговорить с вами, а мне необходимо это сделать.

Мисс Коррин, было, хотела что-то сказать, но передумала.

— Я решила, что зря хотела остаться здесь, — продолжала я. — Полли уже побежала с запиской к доктору Брауни; он отвезет меня в город. Но сначала я хочу кое-что с вами обсудить.

В глазах Коррин появилась грусть.

— А что вы будете делать, Гэби, когда вернетесь в Нью-Йорк? Вернетесь в дом вашего отца?

Я пожала плечами.

— Не сразу. Наверное, немножко погощу у Энни Сиграмс. Она наша старая семейная знакомая. Наш старый дом слишком велик для меня одной, я, наверное, его продам и куплю что-нибудь поменьше.

— Гэби, — она откусила от своего яблока, — у меня никогда не было ни брата, ни сестры… А вы когда-нибудь думали о своей сестре? Той, что умерла вместе с вашей матерью? Вы скучали но ней?

— Сначала ужасно. А потом как-то успокоилась… А вот отец так никогда и не пришел в себя.

Тогда я не могла понять, отчего он вдруг становился таким тихим и грустным. Теперь-то понимаю… И мама, и Сив умерли буквально одновременно от тифа. Я представляю, что бы со мной было, если бы Джон вот так умирал, а я ничем не могла бы ему помочь, — в моем голосе снова зазвучало отчаяние, которое я так старательно скрывала. — Теперь все кончено, — я заставила себя говорить легко, стараясь сохранить остатки гордости. — Все, что я прошу — это помочь Джону доказать, что Лаурин не писала ему записки в день, когда умерла. Тот, кто ее написал — и есть убийца. Джон не хочет в этом разбираться, кажется, ему все равно. Он не понимает, как это будет давить на него в будущем, не говоря уже о Пити. Может быть, после этого случая с его сыном он изменится… Вы постараетесь убедить его, что это очень важно?

В ее глазах вспыхнуло волнение, она широко их распахнула.

— Вы действительно думаете, что в этих записках есть что-то интересное для него?

— Мисс Коррин, если вы на них внимательно посмотрите, то почерк вам все скажет. Нужно только найти человека, который написал эти две записки, и Джон будет свободен от подозрений.

• Предыдущая
• 34/37
• Следующая