Стихи - Мандельштам Осип Эмильевич - Страница 4

На Авентине вечно ждут царя Двунадесятых праздников кануны, И строго-канонические луны Двенадцать слуг его календаря.

На дольний мир глядит, как облак хмурый, Над Форумом огромная луна, И голова моя обнажена О, холод католической тонзуры ! 1914

* * *

О временах простых и грубых Копыта конские твердят. И дворники в тяжелых шубах На деревянных лавках спят.

На стук в железные ворота Привратник, царственно ленив, Встал, и звериная зевота Напомнила твой образ, скиф !

Когда с дряхлеющей любовью Мешая в песнях Рим и снег, Овидий пел арбу воловью В походе варварских телег. 1914

* * *

На площадь выбежав, свободен Стал колоннады полукруг, И распластался храм Господень, Как легкий крестовик-паук.

А зодчий не был итальянец, Но русский в Риме, - ну, так что ж ! Ты каждый раз, как иностранец, Сквозь рощу портиков идешь.

И храма маленькое тело Одушевленнее стократ Гиганта, что скалою целой К земле, беспомощный, прижат ! 1914

Равноденствие

Есть иволги в лесах, и гласных долгота В тонических стихах единственная мера, Но только раз в году бывает разлита В природе длительность, как в метрике Гомера.

Как бы цезурою зияет этот день: Уже с утра покой и трудный длинноты, Волы на пастбище и золотая лень Из тростника извлечь богатство целой ноты. 1914

* * *

"Мороженно!". Солнце. Воздушный бисквит. Прозрачный стакан с ледяною водою. И в мир шоколада с румяной зарею, В молочные Альпы, мечтанье летит.

Но, ложечкой звякнув, умильно глядеть И в тесной беседке, средь пыльных акаций, Принять благосклонно от булочных граций В затейливой чашечке хрупкую снедь...

Подруга шарманки, появится вдруг Бродячего ледника пестрая крышка И с жадным вниманием смотрит мальчишка В чудесного холода полный сундук.

И боги не ведают - что он возьмет: Алмазные сливки иль вафлю с начинкой ? Но быстро исчезнет под тонкой лучинкой, Сверкая на солнце, божественный лед. 1914

* * *

Есть ценностей незыблемая скала Над скучными ошибками веков. Неправильно наложена опала На автора возвышенных стихов.

И вслед за тем, как жалкий Сумароков Пролепетал заученную роль, Как царский посох в скинии пророков, У нас цвела торжественная боль.

Что делать вам в театре полуслова И полумаск, герои и цари ? И для меня явленье Озерова Последний луч трагической зари. 1914

* * *

Природа - тот же Рим и отразилась в нем. Мы видим образы его гражданской мощи В прозрачном воздухе, как в цирке голубом, На форуме полей и в колоннаде рощи.

Природа - тот же Рим, и, кажется, опять Нам незачем богов напрасно беспокоить Есть внутренности жертв, чтоб о войне гадать, Рабы, чтобы молчать, и камни, чтобы строить ! 1914

* * *

Пусть имена цветущих городов Ласкают слух значительностью бренной. Не город Рим живет среди веков, А место человека во вселенной !

Им овладеть пытаются цари, Священники оправдывают войны, И без него презрения достойны, Как жалкий сор, дома и алтари. 1914

* * *

Я не слыхал рассказов Оссиана, Не пробовал старинного вина; Зачем же мне мерещится поляна, Шотландии кровавая луна ?

И перекличка ворона и арфы Мне чудится в зловещей тишине; И ветром развеваемые шарфы Дружинников мелькают при луне !

Я получил блаженное наследство Чужих певцов блуждающие сны; Свое родство и скучное соседство Мы презирать заведомо вольны.

И не одно сокровище, быть может, Минуя внуков, к правнукам уйдет, И снова скальд чужую песню сложит И как свою ее произнесет. 1914

Европа

Как средиземный краб или звезда морская, Был выброшен последний материк, К широкой Азии, к Америке привык, Слабеет океан, Европу омывая.

Изрезаны ее живые берега, И полуостровов воздушны изваянья, Немного женственны заливов очертанья: Бискайи, Генуи ленивая дуга...

Завоевателей исконная земля Европа в рубище Священного союза: Пята Испании, Италии Медуза И Польша нежная, где нету короля.

Европа цезарей ! С тех пор, как в Бонапарта Гусиное перо направил Меттерних, Впервые за сто лет и на глазах моих Меняется твоя таинственная карта ! 1914

Encyclica

Есть обитаемая духом Свобода - избранных удел. Орлиным зреньем, дивным слухом Священник римский уцелел.

И голубь не боится грома, Которым церковь говорит; В апостольском звучаньи: Roma!Он только сердце веселит.

Я повторяю это имя Под вечным куполом небес, Хоть говоривший мне о Риме В священном сумраке исчез ! 1914

Посох

Посох мой, моя свобода Сердцевина бытия, Скоро ль истиной народа Станет истина моя ?

Я земле не поклонился Прежде, чем себя нашел; Посох взял, развеселился И в далекий Рим пошел.

А снега на черных пашнях Не растабёют никогда, И печаль моих домашних Мне по-прежнему чужда.

Снег растает на утесах, Солнцем истины палим, Прав народ, вручивший посох Мне, увидевшему Рим ! 1914, 1927

Ода Бетховену

Бывает сердце так сурово, Что и любя его не тронь ! И в темной комнате глухого Бетховена горит огонь. И я не мог твоей, мучитель, Чрезмерной радости понять. Уже бросает исполнитель Испепеленную тетрадь.

.......................... .......................... .......................... Кто этот дивный пешеход ? Он так стремительно ступает С зеленой шляпою в руке, .......................... ..........................

С кем можно глубже и полнее Всю чашу нежности испить ? Кто может, ярче пламенея, Усилье воли освятить ? Кто по-крестьянски, сын фламандца, Мир пригласил на ритурнель И до тех пор не кончил танца, Пока не вышел буйный хмель ?

О, Дионис, как муж, наивный И благодарный, как дитя ! Ты перенес свой жребий дивный То негодуя, то шутя ! С каким глухим негодованьем Ты собирал с князей оброк Или с рассеянным вниманьем На фортепьянный шел урок !

Тебе монашеские кельи Всемирной радости приют, Тебе в пророческом весельи Огнепоклонники поют; Огонь пылает в человеке, Его унять никто не мог. Тебя назвать не смели греки, Но чтили, неизвестный бог !

О, величавой жертвы пламя ! Полнеба охватил костер И в царской скинии над нами Разодран шелковый шатер. И в промежутке воспаленном, Где мы не видим ничего, Ты указал в чертоге тронном На белой славы торжество ! 1914

* * *

Уничтожает пламень Сухую жизнь мою, И ныне я не камень, А дерево пою.

Оно легко и грубо: Из одного куска И сердцевина дуба, И весла рыбака.

Вбивайте крепче сваи, Стучите, молотки, О деревянном рае, Где вещи так легки ! 1915

* * *

И поныне на Афоне Древо чудное растет, На крутом зеленом склоне Имя Божие поет.

В каждой радуются келье Имябожцы-мужики: Слово - чистое веселье, Исцеленье от тоски !

Всенародно, громогласно Чернецы осуждены; Но от ереси прекрасной Мы спасаться не должны.

Каждый раз, когда мы любим, Мы в нее впадаем вновь. Безымянную мы губим Вместе с именем любовь. 1915

Аббат

О, спутник вечного романа Аббат Флобера и Золя От зноя рыжая сутана И шляпы круглые поля. Он все еще проходит мимо, В тумане полдня, вдоль межи, Влача остаток власти Рима Среди колосьев спелой ржи.

Храня молчанье и приличье, Он с нами должен пить и есть И прятать в светское обличье Сияющей тонзуры честь. Он Цицерона, на перине Читает, отходя ко сну: Так птицы на своей латыни Молились Богу в старину.

Я поклонился, он ответил Кивком учтивым головы И, говоря со мной, заметил: - Католиком умрете вы ! Потом вздохнул: - Как нынче жарко ! И, разговором утомлен, Направился к каштанам парка, В тотёзамок, где обедал он. 1915

* * *

От вторника и до субботы Одна пустыня пролегла. О, длительные перелеты ! Семь тысяч верст - одна стрела.

И ласточки когда летели В Египет водяным путем, Четыре дня они висели, Не зачерпнув воды крылом. 1915

Дворцовая площадь

Императорский виссон И моторов колесницы, В черном омуте столицы Столпник-ангел вознесен.

В темной арке, как пловцы, Исчезают пешеходы, И на площади, как воды, Глухо плещутся торцы.