Ричард – львиное сердце - Хьюлетт (Юлет) Морис - Страница 75

• Предыдущая
• 75/80
• Следующая

– Пусть он меня не хочет! Пусть хоть трижды отречется от меня, как отреклись от Тебя, Иисусе Боже мой сладчайший! – возносила она мольбы свои Распятию на стене. – Хоть Тебя так отвергли. Ты не перестал любить. В Тебе, думается мне, женщина пересилила мужчину.

Ей доставляло острое наслаждение чувствовать каждый новый удар, который ножом резал ее трепетное сердечко. Раз или даже два она писала принцессе Элоизе французской, которая жила в Фонтевро, во владениях короля Ричарда:

«Любезная принцесса! Все стараются восстановить господина и повелителя против меня. Если вам случится увидеть его, пожалуйста, скажите от меня, что я не поверю ничему, что слышу про него, покуда не услышу хоть слово из его собственных преславных уст».

Но Элоиза, застывшая в своей келье, не делала шагу, чтобы добиться свидания с королем английским.

– Ну и пусть себе страдает: ведь страдаю же я! – промолвила она. – А затем, в своей странной ревности к страданиям, не желая, чтобы за Беранжерой оставалась заслуга мучиться сильнее ее, дочери Франции, она поспешила послать успокоительный ответ в Кагор. Тем не менее, Беранжера всласть упивалась своим страданьем. Сен-Поль посылал ей письма, полные любви и преданности, восторженные письма с воинственным настроением против нанесенных ей обид. Но она неизменно отвечала:

– Граф Сен-Поль! Вы оскорбляете меня, ища возможности отомстить за собственные обиды. Я не допускаю никаких возражений против короля и господина моего. Многие питают к нему ненависть, но я люблю его. Мое желание – поступить кротко. И вам тоже очень пристала бы кротость.

Но Сен-Поль не мог думать иначе.

Наконец прошел слух, что король Ричард сам своей особой ведет на юг большое войско, чтоб овладеть сокровищем Шалюза. Известие оказалось верно. Ричард не только с упорством нервнобольного настаивал на приобретении этого злополучного золотого кесаря, но даже своим ясным политическим взглядом провидел возможность кстати покорить всю Аквитанию.

– На это мне любая палка пригодится, хоть тот же Адемар Лиможский! – проговорил он, не подозревая, что к этому делу и Сеи-Поль руку приложил.

Он приказал Меркаде созвать всех своих рыцарей, а рыцарям – собрать их отряды.

– Однако, прежде чем выступить в поход, Ричард отправил двух гонцов – одного в Рим, другого на Дальний Восток. Затем только начал он с большим рвением готовиться к отъезду.

Жанна прозванная Гульзариной, Золотой Розой, родила Старцу из Муссы троих детей. Она кормила грудью третьего и учила старшего, Фулька Анжуйского, Символу Веры или тому, что сама еще помнила из него, когда к Старцу явился гонец из Тортозы с письмом, на котором красовались три леопарда Англии.

На запечатанном письме была такая надпись: «Превысокой и прелюбезной госпоже моей, Жанне, графине Анжуйской, от короля Ричарда. Торопить гонцов!»

Это письмо принесли и подали Старцу, сидевшему в белой зале посреди своих немых.

– Полнота Света! – промолвил визирь, совершив падение ниц. – Вот письмо от Мелека-Ричарда с его печатью для ее величества Золотой Розы.

– Подай его мне, визирь! – проговорил Старец и, сломав печать, прочел:

«Госпожа, дорогая сердцу моему! Скоро, очень скоро освобожусь я от своих безнадежных сетей; тогда и вы будете свободны от своих. Крепитесь! Наконец-то, после пятилетних усилий, я к вам спешу! Ричард Анжуйский».

Старец из Муссы все сидел, поглаживая свою красивую бороду, отослав своего визиря.

Он смотрел прямо перед собой в дальний конец залы. Ни единый звук не нарушал мертвенной тишины, среди которой он обдумывал вопросы жизни и смерти. Ассассины дремали, прислонясь спиной к стене, и мирно посапывали.

Как тонкий голосок, донесся к ним сквозь сон с далекой высоты призыв:

– Коджа-ибн-Гассан, ибн-Альнук! Приблизься и внемли.

Тонкий юноша встал, ринулся вперед и пал ниц перед троном.

Снова принесся издалека слабый голос:

– Богаден, сын Фальми из Бальсоры! Приблизься и внемли!

Еще один юноша в белых одеждах отделился от стены и последовал за Коджой.

– Дети мои! – обратился к ним Старец. – Вот вам приказание! Отправляйтесь на Запад на сорок дней. В земле франков, в южной части ее, но к северу от великих гор, вы найдете Мелека-Ричарда, превосходного мужа, которого призывает к себе Аллах. Разите его, но издалека (вблизи у вас решимости не хватит) – и вы заслужите рай и обладанье нежногрудыми женщинами, которых видите только в мечтах своих. Живо изготовьтесь!

Двое юношей ползком добрались до трона, чтобы прикоснуться губами к туфле Старца, и вышли вон. Безмолвие снова овладело залой, опять окутав ее покровом.

В тот же день, попозже, девушка-рабыня явилась доложить Жанне, что ее ожидает ее повелитель. Малютка мирно спал в колыбели под кисейным пологом. Мать нагнулась и поцеловала своего Фулька, статного красавца-мальчика шести с половиной лет, и последовала за посланной.

Старец очень нежно обнял ее, поцеловал в лоб и поднял с колен.

– Пойди сюда, сядь рядом со мной, моя прекрасная и благочестивая супруга, мать сынов моих! – промолвил он. – Я должен обо многом поговорить с тобой.

Когда оба уселись рядом на подушках окна, Синан обвил рукой ее стан и молвил:

– О, моя Золотая Роза! Для того, чтобы супружеская жизнь шла счастливо и мирно, лучше, если жена не слишком горячо будет любить своего мужа, но зато будет кротка, покорна всем его желаньям, проворна и приветлива. А муж должен любить ее и почитать то, что придает ей цену, – ее красу, ее смекалку, благословенный дар рожать детей, ее скромность. Для нее довольно и того, что она дозволит себя любить и, в свою очередь, будет исполнять свои обязанности по отношению к мужу. Любовь, эту потребность своей души, она перенесет на детей своих. Так-то достигается на Земле душевный мир, а с ним и счастье: ведь без первого никогда не может быть и второго. Ты, дитя мое, ведь живешь в душевном мире?

– Господин мой! – отвечала Жанна, и теперь уж не было у ее алых губок и следа прежних складок недовольства. – Да, я спокойна: я уверена в вашем чувстве, а вы сами говорите, что я его достойна. И я люблю детей своих.

– Жанна, ты счастлива?

Она вздохнула, но лишь слегка.

– Я должна бы чувствовать себя вполне счастливой, господин мой… Но и теперь я все еще думаю порой о короле Ричарде и за него молюсь.

– Я тебе верю, – вымолвил Старец. – Потому-то и хочется мне, чтобы ты повидалась с ним еще раз, что желаю тебе полного счастья.

Яркий румянец залил щеки Жанны, она с трудом переводила дух. Быстрым движением натянула она на себя покрывало, чтоб скрыть от него, как сильно вздымалась ее грудь. Должно быть, у матери Прозерпины так же точно проснулась вновь смятенная девственность, когда в своих странствиях она повстречала пастуха, который потребовал от нее взаимности.

Супруг смотрел на Жанну пытливо, но не сердито. Смущение ее все возрастало, а он предоставил ей молча побороть его. Наконец, оно стало утихать. Жанна взяла мужа за руку, заглянула пристально ему в лицо. Синан горячо ее любил: он ответил ей объятиями.

– Ну что же. Радость Радостей моих?

– Господин мой! – торопливо, чуть не шепотом ответила она. – Не давай мне видеть его, не требуй этого! У меня на это смелости не хватит. Это было бы даже несправедливо. Прошу не за себя, а за него. Ведь это – великан душой, какого не было на свете. Оттого-то он способен и на внезапную перемену: я знаю его отлично. При виде меня, когда я недоступна для него, он способен на отчаянный поступок – так раз уж было.

Жанна склонила голову, чтобы он на лице ее не прочел всего. Синан угрюмо улыбнулся, погладил ее руку и поиграл ею, то поднимая, то опуская.

– Нет, дитя мое, нет! – возразил он. – Теперь не будет тебе от этого никакой беды. Положим, беда уже сделана, но скоро все кончится. Из его собственных уст ты услышишь, что он не сделает тебе ничего дурного.

• Предыдущая
• 75/80
• Следующая