Ричард – львиное сердце - Хьюлетт (Юлет) Морис - Страница 7

• Предыдущая
• 7/80
• Следующая

– О Боже! Что это прорвало Тебя создать такую свинью? – пробормотал он тихо, но так, что двое-трое близ стоявших расслышали. Слышал их и сам король – и был доволен; слышал и принц, заметивший со страхом, что не ускользнули они от слуха Богена. Король продолжал скрипеть свое, Джон гомозился на месте, а Боген – величайшая смелость! – нашептывал что-то королю на ухо.

Король ответил ему гоготаньем, которое можно было слышать по всему лагерю:

– Га, клянусь Святым Ликом! Пусть-ка постоит на коленках, Боген! Это для него новая привычка, но полезная для человека его ремесла. Все воины приходят к этому рано или поздно… Да, рано или поздно, клянусь Богом!

Тут Ричард нарочно встал на ноги и пошел к трону. Его высокий рост как бы добавлял отвращение, вызываемое Генрихом. Король вскинул на него глазами и оскалил свои клыки.

– Ну, что еще, сэр? – спросил он сына.

– Довольно. с меня, сэр, если вообще солдату подобает стоять на коленях, – отозвался Ричард.

Король сдержался, проглотив слюну.

– А все-таки, Ричард, – сухо, как пыль, разлетелись его слова, – все-таки вы скоренько преклонили колени перед мальчишкойой-французом.

– Перед моим сюзереном? Да, это правда, сэр.

– Он тебе не сюзерен! – заревел старик. – Я твой сюзерен, клянусь небесами! Я .тебе дал, я же могу взять обратно. Берегись меня!

– Светлейший государь мой! – произнес Ричард. – Заметьте, ведь я преклонил перед вами колени. Если я сюда явился, то единственно с этой целью; и уж никак не для того, чтобы вступать в словесную борьбу. Я прибыл из своих владений, и не один, а со всей своей дружиной, чтобы оказать вам повиновение. Будьте уверены, что и они, со своей стороны, отдадут вам должную честь, как я, если вы им дозволите.

– Ты пришел из земли, которую я тебе дал. Вот также приходили Генрих и Джеффри, чтобы грозить мне, – промолвил старик, весь дрожа в своем кресле. – Что мне твоя покорность, когда я испытал ихнюю! Покорность Генриха, покорность Джеффри!.. Пес!.. Что у тебя за слова, человечек!

Он встал и зашагал, топая по всей палатке, словно взбешенный карлик – кривоногий, длиннорукий, как бы ужаливаемый по всему телу до бешенства.

– И ты говоришь мне про своих людей, про свои владения, про свою дружину! Да, все хорошие люди, отличная дружина, клянусь Распятием! Скажи-ка мне, Ричард, нет ли у тебя в этой дружине Раймонда тулузского? Нет ли Безье?

– Нет, государь, – ответил Ричард, глядя спокойным взором на искаженное лицо отца,

– Да и никогда не будет! – проворчал король. – А рыцарь Беарнец с вами?

– Да, государь.

– Плохая компания, Ричард! У этого животного белое лицо, лживый язык и самая, что ни на есть, козлиная борода. А с тобой твой монах-певун?

– Да, государь.

– Постыдная компания, Ричард! Ну, а Адемар Лиможец с тобой?

– Да, государь.

– Глупая компания! Оставил бы его сидеть со своим бабьем. А твой аббат Мило с тобой?

– Да, государь.

– Нездоровая компания!

Вдруг, как бы сразу утомившись даже браниться, поник Генрих головой и вынужден был снова сесть, Ричард почувствовал прилив жалости. Глядя сверху вниз на съежившегося старика, он протянул к нему руку, говоря:

– Не будем ссориться, отец.

Но эти слова, как боевой клич, заставили старика вдруг воспрянуть.

– Еще последний вопрос, Ричард. Посмел ли ты привезти с собой сюда Бертрана де Борна?

Он опять вскочил, чтобы выбраниться: и оба глядели друг на друга в упор. Каждый знал отлично, как важен был вопрос.

Это отрезвило графа, но изгнало жалость из его души.

– Посмел – выражение, непригодное для анжуйца, государь мой! – возразил он, тщательно взвешивая свои слова. – Но Бертрана нет со мной.

Прежде чем старик успел снова поддаться своему дикому буйству, Ричард свернул разговор на свою главную цель:

– Государь! Чем короче речь, тем лучше. Вы стараетесь вызвать во мне злость, но вам это не удастся. Я к вам явился как покорный сын и слуга вашей милости: таким и выйду отсюда. Как сын, я преклонил колени перед отцом-королем; как слуга, я готов ему повиноваться. Пусть же свершится брачный союз, который вы с королем Франции прочили мне с колыбели. Я готов сыграть свою роль, если мадам Элоиза сыграет свою.

Ричард сложил руки, король опять сел в кресло. При имени дочери короля французского отец и брат Ричарда обменялись странными взглядами: граф почувствовал, что между ними есть какая-то тайна и что он попал в ловушку. Но он промолчал. Старый король снова принялся пилить:

– Слушай же меня, Ричард! – сказал он, грозно заработав бровями. – Если бы это проклятое животное, Бертран, был с тобой, наш разговор был бы последним.

Это – зубастая гадюка, заползшая в колыбель к моему ребенку и влившая в него яд. Господи Иисусе! Если я встречу когда-нибудь этого Бертрана, помоги мне раскровянить ему рожу!.. Но я доволен и тем, что есть. Гостите у меня, если только столь грубое пристанище может удовлетворить ваше благородие. Что касается мадам Элоизы, за ней тотчас же пошлют. Но вашего стада-южных шутов я не приму. Все эти дни у меня был преважный желудок, боюсь, как бы лангедокское пирожное не набило мне оскомины. Я вообще недолюбливаю монахов; а твой монтобанский певчий дрозд довел бы меня до богохульства. Позаботься, Драго, чтобы с ним занялись. Или нет! Пусть они сами забавляются… своими песнями, Господи помилуй! А вы, – обернулся он к Богену, – ступайте, приведите мадам Элоизу!

Боген вышел за занавес позади короля, а старик остался сидеть в задумчивости, кусая свои пальцы.

Изнутри палатки прокралась мадам Элоиза французская – худенькая девушка с бледным, печальным личиком, окутанным черными волосами, как у шутов на сцене. Судя по тому, как она оглядывалась на всех поочередно своим неподвижным взглядом, Ричард подумал, что она, верно, не в своем уме, но все-таки он тотчас встал перед ней на одно колено. Принц Джон резко отвернулся, а старый король насупился, наблюдая, что будет делать Ричард. Принцесса, вся в черном, казавшаяся в полуобмороке, неуклюже прижалась к стене, словно стараясь увернуться от удара кнута. «Зажилась ты в Англии, бедняжка! – подумал Ричард. – Но почему она вышла из палатки короля?»

Невеселая то была встреча, а король не выказывал желания как-нибудь помочь беде. Когда мадам Элоиза, крадучись и кружа по палатке, остановилась наконец у его кресла с поникшей головой, он начал говорить с ней по-английски: Ричард заметил, что отец и брат знали этот язык, незнакомый ему. «Его милости, кажется, угодно смеяться надо мной, – говорил сам себе Ричард. – Что за мертвечина эти угрюмые слова! По-английски, кажется, люди не говорят, а стучат языком».

И в самом деле, настоящего разговора не было: король или принц говорили, а Элоиза лишь смачивала себе губы языком. Она только смотрела на старого тирана, и то не в глаза, а выше, в лоб; и ее взгляд напоминал дрожащего, загнанного зайца.

«Она у него в руках, и душой, и телом», – подумал Ричард.

Колено у него стало болеть, и он поднялся.

– Светлейший государь! – начал он на своем языке. Элоиза вздрогнула. Король сказал:

– А, Ричард! Ты еще здесь, человечек?

– А где же еще, мой повелитель? – переспросил сын.

Отец посмотрел на Элоизу.

– Соблаговолите, мадам, признать в этом бароне сына моего, графа Пуату, – сказал он. – Да будет ему дозволено, мадам, приветствовать ту, к которой он стремился из такой дали, с таким смирением, черт возьми! Вашу белую ручку, Элоиза!

Странная девушка затрепетала, но все-таки протянула свою руку. Ричард, целуя ее, почувствовал, что она ужасно холодна.

– Надеюсь, сударыня, мы познакомимся друг с другом получше, но я должен вас предупредить, что не владею английским языком. Позвольте надеяться, что в нашем милом краю вы вспомните свой французский язык.

От дамы Ричард так и не получил ответа, зато он, ей Богу, разозлил отца.

– А мы надеемся, Ричард, что вы научите мадам чему-нибудь получше, – просопел старик свой вызов на бой.

• Предыдущая
• 7/80
• Следующая