Полет тапка над Зулкибаром - Добрынина Марина Владимировна "и Астральная Сказочница" - Страница 63

Старик аккуратно опускает крысу на пол.

— Иди, Мадлоночка, поищи себе чего-нибудь вкусненького, — говорит он, и я тихо хихикаю.

— Вот! — кричит Мерлин, и тычет в меня пальцем, — вот! Ты и этого распустил! А какой был хороший мальчик, аяяй!

И вот тут Дульсинея, сдунув с глаз прядь волос, ставит руки в боки и тоже начинает верещать:

— А ты тут кто такой, растудыть тебя в качель? Выискался, понимаешь, защитник грызунов, Гринпис ёптыть доморощенный! Ты чего на Терина наезжаешь? Не видишь — человек делом занят?

Старик на пару секунд замирает.

— А это что за пигалица? — интересуется он, и Дульсинея, тихо повизгивая от ужаса, зависает над землей и медленно к нему подлетает.

— Так, ага, что-то личико у тебя сильно мне знакомое, кого ж ты мне напоминаешь? Ой, бля! Внучка, что ли?

— Да какая я нахер тебе внучка! — верещит Дульсинея.

А я снова начинаю смеяться. Это же надо — встретились два одиночества. А я дурак! А Терин-то какой идиот! О том, что у Абрама один глаз голубой, а другой желтый, он вспомнил, а вот, что у Мерлина такие же! Охренеть, как выражается моя драгоценная невеста.

— Но в ее родословной, — произносит несчастным голосом чернокнижник, — не было упоминания о Вас.

— Ну, мало ли, что может случиться по молодости! — отвечает Мерлин и загадочно улыбается.

Вот тебе и здравствуйжопановыйгодприходинаёлку! Вишу…то есть висю… тьфу! Короче зависаю я в полуметре над полом перед этим самым Мерлином и чувствую себя как кутёнок, которого за шкирку взяли и на предмет соответствия стандартам породы изучают.

— Слышь, дед, лучше по-хорошему отпусти! — предложила я и аккуратненько так к поясу, где у меня тапок находится, потянулась.

Мерлин этот, растудыть его, в улыбке расплылся, опустил меня на грешную землю… то есть на пол, и ласково так говорит:

— Внученька!

Я смущенно икнула и к тапку тянуться перестала. Ну, все ж таки родственники, по-хорошему, не договоримся что ли? А у него и глаза как у меня — один янтарно-желтый, другой голубой. И нос как у меня… хм… ладно, признаю, длинноват нос, но все равно красивый!

— Мы с тобой, внученька, еще успеем поговорить, сначала мне надо с этим сборищем засранцев и лентяев разобраться!

С этими словами Мерлин меня в сторонку отодвинул и начал разбираться. И так он цветисто разбирался с ними, что я аж заслушалась и пожалела, что под рукой диктофона нет. Вот бы записать эти перлы изящной словесности!

Советники стояли перед Мерлином как нашкодившие детишки, разве что ножками пол не ковыряли и носами не шмыгали в приступе раскаяния за свои дела. А я, как дура, спряталась за спиной этого деда своего новоиспеченного и не смела рта раскрыть. А что тут скажешь? Это же очевидно, что и голос у него громче и словарный запас богаче. Так что пусть Терин сам ему доказывает, что достоин главой Совета этого стать.

Из деда не только перлы изящной словесности сыпались, но и всякие интересные подробности. Например, о том, каким образом Совет этот моего папу уделал. Оказывается, папа случайно медальон Главы Совета нашел, прикинул хрен к носу, понял, что с Советом не чисто и решил делать ноги. Выкрал артефакт и в мой мир ушел. Дед еще по поводу трусости и малодушия папиного прошелся, мол, трус был Абрам, вместо того чтобы воспользоваться знаниями своими и, как следует, Совет пошантажировать, в бега ударился и вот результат — выращенная в другом мире внучка, которую учить и учить еще, чтобы сама себе своей магией не навредила. Я хотела обидеться, но не до того мне стало, потому что дед коротко, но емко расписал судебный процесс по делу Абрама, который был скорее на балаган похож, чем на процесс. Кажется, Мерлин и про казнь хотел что-то сказать, но посмотрел на меня и передумал. Ну и ладно, можно подумать я бы в обморок брякнулась, если бы узнала, каким способом казнили моего папу, которого я никогда в глаза не видела.

— Вот я над вами сейчас такой же «справедливый» суд учиню! — пригрозил в заключение своей речи дед. — Особенно это вас касается, вы, три хари благонравные! И не надо мне рожи невинные корчить, знаю я, что вы в первых рядах за казнь внучка моего голосовали!

Дед — молодец. Даром, что легенда. В том плане молодец, что словарный запас у него богатый, и энергия так в разные стороны и прет. В общем, я не только заслушался, но еще и впечатлился.

Стою, подавляю в себе желание челюсть рукою подержать. То, что Дуся — его внучка, это уже понятно, но вот то, что ей до него расти еще и расти…

— Терин, — наконец, говорит Мерлин.

Почему, наконец? Потому что просто говорит, без россыпи сравнений и метафор.

— Терин, мальчик мой, а с чего это ты вдруг вообразил, что достоин стать главой Совета? У тебя что, опыта больше всех, или рожа хотя бы толще?

— Но кто-то же… — лепечет чернокнижник.

— Ты, парень, — прерывает его Мерлин, — не дорос пока до медальона-то. Не, я ничего плохого ввиду не имею. Задатки у тебя, бесспорно, есть. Мальчик ты сообразительный. Вон как шустро от кучи магов избавился. Но, согласись, и попалось ведь тебе одно фуфло. А случись беда какая серьезная, что б ты делал? Силы ж одной недостаточно. Ум еще нужно иметь! Опыт, опять-таки, лишним не будет. Ты ж ребенок еще!

— Мне уже… — пытается возразить Терин.

— Тебе уже! — передразнивает его старый маг, — тебе уже пошел четвертый десяток. Потрясающе! Ты уже ну такой весь замечательный волшебник, что даже… даже я тебе и в подметки не гожусь. Короче, парень, хрен тебе по всей морде, а не пост Главы Совета.

Терин бледнеет и дышит тяжело.

— Ну и чего распыхтелся? — интересуется Мерлин, — я ж не говорю, что навсегда. Вот подрастешь, подучишься. Там, того и гляди, я тебе тепленькое местечко и освобожу. Честно-честно! Ты ж из присутствующих здесь чародеев больше всех мне нравишься. Ну, если внучку не считать. Дусь, ты Главой Совета хочешь быть?

Дульсинея начинает быстро-быстро качать головой, демонстрируя, что подобное желание у нее и не возникало ни разу.

— Так вот, — продолжает Мерлин, — стало быть, пост твой. Лет так через пятьдесят. Если мне надоест, то раньше. Вот только не считай, что я давлю на тебя авторитетом! Хочешь, на поединок вызову?

Терин снова вздыхает и опускает глаза.

— Боюсь, исход поединка предрешен, — глухо бормочет он.

Старый маг расширяет глаза и поднимает вверх указательный палец.

— Вот именно! — говорит он, — а потому, господа присутствующие здесь маги, давайте-ка шустренько проголосуем за меня. Э… Терин, Журеса от клятвы освободи-ка быстренько, а то ж я ему что-нибудь во внешности так поменяю, полжизни будет брюки из трех штанин носить.

Терин послушно кивает, делает пассы руками, и бедный Журес с воплем падает на пол. Подол его мантии задирается, и что я вижу? А вижу ноги мага — волосатые, но идеально прямые. Классической, я бы сказал, формы.

— Маладца! — говорит Мерлин. — Добрый мальчик!

Журес стонет и пытается встать на четвереньки. Дуся хихикает, прикрывая руками грудь. Папа мой тоже веселится. Святая троица в полном составе, похоже, получает явное удовольствие от процесса. На их лицах радостное возбуждение.

Голосование за председателя проходит без эксцессов. Все за.

— Ну, а теперь, ребята, — бодренько так возвещает Мерлин, — мы быстренько введем в Совет Терина Эрраде, активируем мой медальон и устроим пьянку. Как вам такое предложение?

Возражений нет.

В результате, Терин — советник, Мерлин — Глава, а мы с Дусей просто радуемся жизни, потому что закончилось все хорошо и без мордобития.

На лице чернокнижника нашего тоже, надо сказать, облегчение написано, а не вселенская скорбь. Ну, какое-никакое, а повышение в статусе, а империю он себе всегда построить успеет.