Виктор Цой. Стихи. Документы. Воспоминания - Житинский Александр Николаевич - Страница 33

Вообще Цой пафос любил. Он чувствовал себя звездой и старался этому соответствовать. Ездил только на машине с затемненными стеклами. Не удивлюсь, если у него и телохранители были. Не помню, в Красноярске или Новосибирске он заявил: «Я на сцену не выйду — зал неполный». Так в зале такое началось, что их там чуть не убили. Заносило его, это точно. Может, потом и прошло бы…

Потом у них Юрик Айзеншпис появился, у которого все схвачено. Казалось бы, только человек освободился — нет, опять надо… Но менеджер-то он хороший, другое дело — какой человек. Мне Цой в последнее время с гордостью говорил: «Мы сейчас восемьдесят семь концертов зарядили!»— «Ну, — говорю, — ты что, все деньги заработать хочешь?»— «А что? Пока можно зарабатывать — надо зарабатывать!»

Но Айзеншпис-то вообще труба, он и сейчас продолжает с Витьки деньги стричь. Ко мне недавно журналист из «Аргументов и фактов» приезжал и рассказывал такую историю. Делает он материал о Цое, и вдруг звонит ему Разин из ЛАСКОВОГО МАЯ и сообщает: «Мы как-то с Цоем минут сорок говорили — очень ему ЛАСКОВЫЙ МАЙ нравился. Включи это в свой материал». Он посмеялся, конечно, а тут Айзеншпис звонит: «Нельзя ли тут о Разине включить в статью?» Видно, Разин дал ему много зеленых на поездку в Америку. У Айзеншписа такое в порядке вещей было. Не знаю, как Витька с ним уживался, даже доволен был. Все говорил: «Ну, крутой какой менеджер!» Только высасывал он их здорово.

Вот странное дело, мне иногда даже такие письма приходят, где обвиняют АЛИСУ в смерти Цоя. Просто шиза. «Киношники» и «алисоманы» в Питере враждуют. Странно… Уж на кого меньше всего думал, так это на Цоя. Когда сообщили о его смерти — даже не поверил. Мы тогда в Евпатории были, в футбол играли… Он ушел достойно, я так считаю. Жил красиво, умер красиво. Последний герой.

Друзья, которые умирают, они после себя оставляют черные дыры: ощущается очень сильная нехватка, энергетическая пустота. При жизни их ты можешь этого не чувствовать и не ценить. У меня так с Башлачевым было, а теперь с Цоем то же самое. Даже чисто эгоистический интерес — посидеть с ним на кухне, забухать, попеть — а его уже нет…

Начало 80-х годов для меня навсегда останется в тумане зимнего рассвета над Невским. Мы идем с братом Владимиром с Московского вокзала на улицу Софьи Перовской. Все как всегда, уже привычный гулкий морозный подъезд и наверху радушные хозяева, Люда и Борис. Но однажды обыденность наших регулярных встреч была нарушена. Вместо БИТЛЗ и GRATEFUL DEAD Боря поставил пленку с непривычной музыкой. Она сразу зацепила нас, да так, что и по сей день каждую зиму я смотрю на портрет брата в траурной рамке и включаю магнитофон с этой записью — «Солнечные дни» Виктора Цоя.

Встречают по одежке, а песни Виктора были его «одежкой», замечательной, надо сказать, и так как он всегда писал только первоклассные песни, то вряд ли его личная жизнь может идти в сравнение со сделанным им в искусстве. Уже в то первое морозное утро я чутьем критика сразу отвел Виктора в разряд редко-редко встреченных на моем пути исторических личностей.

Остались от дружбы с ним цвета: черный и желтый. Черный — понятно, избранный стиль; желтый — не от корейской крови, от солнца. Его лучи всегда проникали сквозь черную маску группы КИНО, освещали исподволь и нашу жизнь. В этом одна из тайн магии искусства Цоя.

Остались ощущения: незыблемость, вечность. Это уже прерогатива Востока. Такие же воспоминания у меня сохранились от Самарканда, старых его кварталов, узоров на местных коврах.

Выносливость — обязательный признак суперталанта, и не скрою, я завидовал неизменной бодрости Виктора. Не скажешь лучше, чем Джимми Хендрикс: «Bold as love». Написал это, и сразу подумалось, что у Джимми и Виктора в лицах есть бесспорное сходство.

Многие курьезные истории нашей дружбы выпали из памяти, но если попытаться пойти путем хронологии, что-то да и выплывет.

Весна 1981-го. Питер. День рождения, по-моему, Андрея Тропилло. Какой-то ресторанчик с матросским названием. Последний раз видел Цоя на сцене в «company» УДОВЛЕТВОРИТЕЛЕЙ. Вместе с Пиней он исполняет песню «Мои друзья». Конец вечера залит портвейном.

Жаркие дни лета 1982 года. КИНО уже гремит — альбом «45» успешно конкурирует в Москве с самим АКВАРИУМОМ. 25 июля я устраиваю группе домашний концерт, пригласив московских художников и музыкантов. Хорошо накрытый стол стимулирует дуэт наших гитаристов, и песня «Лето», на мой вкус, никогда не была так сильно спета, как в тот день.

Январь 1984 года. На дебют ЗВУКОВ МУ съезжается пол-Ленинграда. От их делегации артистом выдвинут Цой — АКВАРИУМ важничает в партере. Виктор покоряет Москву новым хитом «Транквилизатор». У меня осталась плохого качества видеозапись: кореец в черном грандиозно смотрится на фоне огромных портретов Ленина и Маркса.

Самое смешное: их свадьба с Марьяной. Мой брат, отчаянный пьяница, на тот момент был в завязке, и я умолял молодоженов его не приглашать, но те были непреклонны: Вовчик должен «украсить» наш праздник. Правда, Марьяна обещала проследить, чтобы ему не наливали, и действительно, после поезда несколько часов у меня оставалась надежда, что все обойдется… Но ближе к вечеру кто-то Владимиру налил, и сразу много. Я обиделся и в стиле КПСС сразу объявил, что умываю руки. Позже мне рассказали, что отличился Майк: когда Владимир с угроз перешел на махание ножиком, Майк подошел к нему, задрал маечку и видом своего нежного, тогда только-только набухавшего животика смирил бунтаря. И молодожены получили в свое ложе неожиданный подарок: большого черногривого мужчину. А поутру они втроем проснулись, и свадьба продолжалась!

Потом, и уже скоро — печальное. Цой был близок к нашему дому, и потому ничего нет странного, что он единственный из ленинградских друзей провожал брата в последний путь, играл в этот вечер в саду «Эрмитаж» на его гитаре и утешал нас любимой песней московских психбольниц, которой Владимир всегда сопровождал наши встречи: «Переехало собаку колесом, слез не лили обязательных над псом…»

В промежутке между этими событиями у нас была сильная совместная акция: летом 1984 года на фестиваль на Николину Гору съехались по тем временам сильнейшие: АКВАРИУМ, уже электрическое КИНО, БРАВО (Жанна была в тюрьме), ПОСЛЕДНИЙ ШАНС. Цой был незабываем в тот день… Посланная Черненко госбезопасность согнала нас с центральной эстрадной площадки, оттеснила музыкантов и сотню самых смелых зрителей на мой дачный участок. Надо было видеть глаза Виктора и Бориса, когда они не мигая смотрели в упор на мелко суетившихся вокруг КГБшников, не могущих найти реального повода для запрета концерта. В рядах ментов был фотограф, и кто знает, может, он догадается когда-нибудь на этих кадрах неплохо заработать.

КИНО под теплым дождичком отыграло в тот вечер первую электрическую программу — «Начальник Камчатки». Мой верный стальной рогатый «крамер» (бас-гитара) провел полвечера в надежных руках Тита — Александр рубился тогда на две группы — АКВАРИУМ и КИНО.

Июнь 86-го года — концерт в ДК МИИТ. Рок-лаборатории впервые удается вымолить у властей разрешение на концерты в Москве трех питерских супергрупп: АКВАРИУМА, КИНО и АЛИСЫ. О гостиницах тогда и речи не могло быть, расселяли так: Ольга Опрятная взяла на себя АЛИСУ, а КИНО и АКВАРИУМ заполнили квартиру на Каретном. Я привожу на репетицию отрешенных, молчаливых, затянутых в черное «киношников» — они так разительно отличаются от базарных общительных москвичей из БРИГАДЫ и БРАВО. В тот день КИНО впервые удалось затмить АКВАРИУМ на московской публике, и это выступление мною до сих пор воспринимается их самым качественным выпадом в Москве. Вообще, в начале карьеры электрического КИНО Цой относился к фестивальным программам исключительно придирчиво, что, на мой взгляд, иногда приводило расхлябанную аудиторию в недоумение, вплоть до неприятия нового материала группы. Мне кажется, что в конце концов Цой на это дело просто забил, и уже никогда больше не отказывался от проверенных жизнью хитов как основы любого концерта.