В мире фантастики и приключений. Белый камень Эрдени - Брандис Евгений Павлович - Страница 3

• Предыдущая
• 3/158
• Следующая

Повести «Белый камень Эрдени» Геннадия Николаева и «Старуха с лорнетом» Олега Тарутина переводят фантастическую условность в полусказочный или откровенно сказочный план. Достаточно было Борису Митрохину проглотить конфетку с неведомым снадобьем, которую он получил от симпатичной старушки, как он почувствовал бурный прилив сил и скрытые в себе небывалые возможности, заложенные в каждом нормальном человеке, но полностью не реализуемые. В юмористическом тоне, на примерах из повседневного быта, как бы иллюстрирующих эту мысль, автор затрагивает очень серьезную проблему. До сих пор Олега Тарутина знали как поэта, а теперь будут знать и как одаренного прозаика.

Г. Николаев соединяет легенду с действительностью. Искусно стилизиррванное бурятское сказание о поющем «белом камне Эрдени», способном «смешивать тысячи веков», неожиданно получает подтверждение во время туристского похода в долину горного озера, на дне которого будто бы скрыт чудодейственный камень, упавший когда-то с неба. Повесть полна приключений, о которых поочередно рассказывают все пять персонажей. В какой-то момент, совпавший с пробуждением сейсмической активности, они словно бы отброшены назад во времени и превратились в первобытных пещерных людей. Поведение каждого соответствует его темпераменту, преобладающим признакам генотипа. «Сквозь века в разных телесных оболочках, — утверждает автор устами одного из героев, — передается одна и та же человеческая суть».

Нравственный урок ненавязчиво вытекает из самого замысла: человек должен уметь преодолевать темные инстинкты, оставшиеся от далекого прошлого, — только тогда он становится Человеком. Эта оригинальная повесть создана писателем, до сих пор выступавшим в реалистических жанрах.

Вадик Шефнер не раз заявлял, что видит в фантастике продолжение поэзии иными средствами: «Сказочность, странность, возможность творить чудеса, возможность ставить героев в невозможные ситуации — вот что меня привлекает». Все это причудливо воплощается в рассказе «Записки зубовладельца». Нагромождение нелепых случайностей соединяет приметы ленинградского быта 30-х годов с «городской» сказкой, забавный сюжет — с «философскими» раздумьями рассказчика, простодушного чудака, в действительности не столь уж наивного, каким он хочет казаться. И эта балансировка на грани юмора и серьезности придает обаяние иронической прозе поэта.

Пародийно-шутливые, лукаво-насмешливые новеллы принесли популярность Илье Варшавскому. Новелла «Сумма достижений», оставшаяся в архиве покойного писателя, публикуется здесь впервые.

В текст органически входят цитаты из «Преступления и наказания».

В последних строках новеллы выясняется, что изобретение иллюзионного аппарата и «эффект участия» героя в романе Достоевского — плод больного воображения, а точнее — остроумная пародия на неумелых фантастов, отрабатывающих отработанные сюжеты.

Таково в общих чертах содержание очередного сборника фантастики, который мы предлагаем вниманию читателей.

В 13.17 Экселенц вызвал меня к себе. Глаз он на меня не поднял, так что я видел только его лысый череп, покрытый бледными старческими веснушками, — это означало высокую степень озабоченности и неудовольствия. Однако не моими делами, впрочем.

— Садись.

Я сел.

— Надо найти одного человека, — сказал он и вдруг замолчал. Надолго. Собрал кожу на лбу в сердитые складки. Фыркнул. Можно было подумать, что ему не нравились собственные слова. То ли форма, то ли содержание. Экселенц обожает абсолютную точность формулировок.

— Кого именно? — спросил я, чтобы вывести его из филологического ступора.

— Льва Вячеславовича Абалкина. Прогрессора. Отбыл позавчера на Землю с Полярной станции Саракша. На Земле не зарегистрировался. Надо его найти.

Он снова замолчал и тут впервые поднял на меня свои круглые, неестественно зеленые глаза. Он был в явном затруднении, и я понял, что дело серьезное.

Прогрессор, не посчитавший нужным зарегистрироваться по возвращении на Землю, хотя и является, строго говоря, нарушителем порядка, но заинтересовать своей особой нашу Комиссию, да еще самого Экселенца, конечно же, никак не может. А между тем Экселенц был в столь явном затруднении, что у меня появилось ощущение, будто он вот-вот откинется на спинку кресла, вздохнет с каким-то даже облегчением и проворчит: «Ладно. Извини. Я сам этим займусь». Такие случаи бывали. Редко, но бывали.

— Есть основания предполагать, — сказал Экселенц, — что Абалкин скрывается.

Лет пятнадцать назад я бы жадно спросил: «От кого?» Однако с тех пор прошло пятнадцать лет, и времена жадных вопросов давно миновали.

— Ты его найдешь и сообщишь мне, — продолжал Экселенц. — Никаких силовых контактов. Вообще никаких контактов. Найти, установить наблюдение и сообщить мне. Не больше и не меньше.

Я попытался отделаться солидным понимающим кивком, но он смотрел на меня так пристально, что я счел необходимым нарочито неторопливо и вдумчиво повторить приказ.

— Я должен обнаружить его, взять под наблюдение и сообщить вам. Ни в коем случае не пытаться его задержать, не попадаться ему на глаза и тем более не вступать в разговоры.

— Так, — сказал Экселенц. — Теперь следующее.

Он полез в боковой ящик стола, где всякий нормальный сотрудник держит справочную кристаллотеку, и извлек оттуда некий громоздкий предмет, название которого я поначалу вспомнил на хонтийском: «заккурапия», что в точном переводе означает — «вместилище документов». И только когда он водрузил это вместилище на стол перед собой и сложил на нем длинные узловатые пальцы, у меня вырвалось:

— Папка для бумаг!

— Не отвлекайся, — строго сказал Экселенц. — Слушай внимательно. Никто в Комиссии не знает, что я интересуюсь этим человеком. И ни в коем случае не должен знать. Следовательно, работать ты будешь один. Никаких помощников. Всю свою группу переподчинишь Клавдию, а отчитываться будешь передо мной. Никаких исключений.

Надо признаться, это меня ошеломило. Просто такого еще никогда не было. На Земле я с таким уровнем секретности никогда еще не встречался. И, честно говоря, даже представить себе не мог, что такое возможно. Поэтому я позволил себе довольно глупый вопрос:

— Что значит — никаких исключений?

— Никаких — в данном случае означает просто «никаких». Есть еще несколько человек, которые в курсе этого дела, но поскольку ты с ними никогда не встретишься, то практически о нем знаем только мы двое. Разумеется, в ходе поисков тебе придется говорить со многими людьми. Каждый раз ты будешь пользоваться какой-нибудь легендой. О легендах изволь позаботиться сам. Без легенды будешь разговаривать только со мной.

— Да, Экселенц, — сказал я смиренно.

— Далее, — продолжал он. — Видимо, тебе придется начать с его связей. Все, что мы знаем о его связях, находится здесь. — Он постучал пальцем по папке. — Не слишком много, но есть с чего начать. Возьми.

Я принял папку. С такой я тоже на Земле еще не встречался. Корки из тусклого пластика были стянуты металлическим замком, и на верхней было вытиснено кармином:

А ниже почему-то —

— Слушайте, Экселенц, — сказал я. — Почему в таком виде?

— Потому что в другом виде этих материалов нет, — холодно ответил он. — Кстати, кристаллокопирование не разрешаю. Других вопросов у тебя нет?

• Предыдущая
• 3/158
• Следующая