Не повторяй ошибок - Хупер Кей - Страница 25
- Предыдущая
- 25/74
- Следующая
Бишоп остался на месте. Его длинные гибкие пальцы, лишившись добычи, медленно сомкнулись в кулак.
— Ты не впустила меня.
Смех у Миранды получился каким-то надтреснутым.
— А у тебя хватает наглости рассчитывать на что-то другое?
Шрам Бишопа так побагровел, что казалось, будто его нанесли только что.
— Чего ты боишься, Миранда? — Его тон был груб и требователен. — Что ты скрываешь от меня? Чего я не должен знать?
— Я уже говорила, что ты слишком много возомнил о себе.
— Миранда…
Она не намеревалась затягивать перепалку. Ей следовало просто повернуться и уйти. Но паническое настроение не проходило. Непонятный страх сбивал ее с толку, удерживал на месте, заставлял произносить какие-то слова:
— Я впустила тебя однажды. В свою жизнь, в свое сознание, в свою постель… Даже, да поможет мне сейчас господь, в свое сердце. И эта ошибка обошлась мне так дорого, что вряд ли я ее повторю.
Он ответил ей, с величайшей осторожностью подбирая слова:
— Это я ошибся. Я был глуп и самоуверен и слишком увлекся поимкой убийцы. Я был слеп ко всему остальному. И я виноват. Ни дня не проходило без того, чтобы я не сожалел о том, что произошло восемь лет назад. Но вернуться и исправить хоть что-то нельзя, Миранда, как бы я этого ни хотел. Я должен был жить с тем, что совершил, чему позволил свершиться, но…
Она не пошевельнулась, не перебила его, ничего не возразила, просто выжидала, когда он кончит.
— Но если что-то случится с тобой или с Бонни из-за меня, я с этим не смогу жить. Я не прошу у тебя прощения. Я только прошу — не наноси себе вред, защищаясь от меня. Я не стану проникать, я воздержусь. Обещаю, клянусь…
Миранда предпочла бы произнести в ответ что-то насмешливое, обескураживающее, как холодный душ, но не ручалась, что слова, ею сказанные, будут звучать именно так. Раз она себе не доверяла, то лучше было бы промолчать. Так она и сделала, молча покинув комнату.
Но как долго еще она сможет утаивать от него правду?
Глава 8
Среда, 12 января
У своей бабушки Лиз Хэллоуэл научилась читать по лицам. Цвет и разрез глаз, форма челюстей и изгиб бровей, очертания губ. «Все это указующие знаки, — говорила бабуля. — Внешние признаки человеческой души».
И поэтому, когда она где-то около полудня, устроив себе короткий перерыв, ступила за порог своего магазина, чтобы выкурить очередную сигарету, число которых в день было строго ограничено, и увидела в нескольких ярдах от себя агента ФБР с весьма примечательным лицом, то сразу же принялась за его изучение.
Их до сих пор еще не представили друг другу; другие двое агентов уже побывали у нее в кофейне, а этот нет.
Он беседовал с Питером Грином, владельцем парикмахерской, возле которой они и стояли, и Лиз не надо было прибегать к услугам чаинок, чтобы догадаться, о чем они говорят. Половина помощников и заместителей Рэнди плюс двое из трех федеральных агентов весь день с утра методично обходили город, разговаривая со всеми, кто мог что-то увидеть вчера, когда парнишка Пенман испарился с главной улицы, не оставив следов. К Лиз пока еще никто не обращался с вопросами.
Растягивая удовольствие, получаемое от сигареты и от редких минут безделья, она откровенно разглядывала агента, не очень беспокоясь, что он застанет ее за этим занятием. Большинство прохожих, уличных зевак и продавцов из соседних магазинчиков занимались в данный момент тем же, так почему она должна вести себя иначе?
Бабушке Лиз такое лицо очень бы понравилось. Бесспорно, выражение мрачной, непреклонной суровости в сочетании с правильностью черт очень шло мужчине, и шрам ничуть не умалял его привлекательности. Это было лицо человека, хранящего в себе множество секретов; недоступных даже богатому воображению Лиз. Оно оставалось для нее закрытой книгой, но хотя бы по обложке она могла догадываться о ее содержании, вернее, о некоторых свойствах характера обладателя такого лица.
Лиз решила, что он — человек, несомненно, выдающийся, талантливый во многих областях и отсюда гордый и заносчивый, проницательный, быстро схватывающий все на лету, и поэтому ему нередко недостает терпения выслушивать до конца медлительного, туго соображающего собеседника. Он язвителен, часто беспощаден, но не чужд и жалости к слабым и обиженным и проявляет ее, впрочем, как и другие чувства, достаточно бурно. Однако тлавное он все-таки тщательно прячет внутри себя, в глубинах, куда доступа нет никому. Он способен на любой жестокий поступок, если верит, что обстоятельства того требуют и… если результат для него важен.
Его друзья, подумала Лиз, ни в коем случае не могут рассчитывать на безусловную преданность, на его безоговорочную поддержку, если в нем зародилось сомнение в их правоте. А вот враги его должны знать, что, напав на след, он никогда уже их не отпустит и будет гнаться за ними до конца.
Почему-то от таких мыслей Лиз пробрал озноб, и она поплотнее запахнула жакет. Однако, когда агент расстался с Питером и шагнул к ней, ей удалось совершенно спокойно, даже весьма холодно, спросить:
— Теперь моя очередь?
Его настороженный взгляд впился в нее.
— Вы Лиз Хэллоуэл?
— Она самая.
Автоматическим жестом он показал ей удостоверение.
«Ной Бишоп».
Против собственного желания у Лиз брови поползли вверх.
— Вот уж не ожидала!
— Что с вами?
— Ваше имя. Что касается фамилии2, то вам она определенно подходит. Вы, как и положено, наблюдаете за нами сверху. А вот Ной! Ной был по Библии хранителем, тем, кто утешал и вносил в души успокоение. Вы такой?
— Я всего лишь коп, мисс Хэллоуэл.
— И, как коп, заняты своим делом, — понимающе кивнула Лиз. — Боюсь, мне нечего сообщить вам по поводу исчезновения Стива Пенмана. Я ничего не видела, да это и неудивительно. Ведь аптека, возле которой он, по слухам, пропал, на противоположном конце города.
— А вы знали парня?
— Естественно. Наравне с другими подростками. Я их всех неплохо знаю. Между нами говоря, я его недолюбливала.
— За что?
— За его отношение к своим подружкам.
— А как он с ними обращался? Унижал, оскорблял?
Лиз глубоко затянулась сигаретой и выпустила изо рта колечко дыма.
— В зависимости от того, что вы понимаете под словом «унижение». Я ни разу не слышала, что он кого-то из них ударил и вообще проявил физическое насилие. Но он был слишком хорош собой и, зная об этом, бессовестно этим пользовался и получал, что хотел. Не думаю, что были такие девчонки, у которых хватало духу отказать ему, несмотря на длинный список его любовных увлечений, одинаково заканчивавшихся тем, что подружка быстро ему надоедала и, расставшись с ней, он тут же о ней забывал. А еще мне не нравилось, что для него любая девочка — не человек с характером и душой, а игрушка, которую, позабавившись, не жалко выбросить, а если поломается, то туда ей и дорога.
Бишоп покивал, соглашаясь, и мягко заметил:
— Вы говорите о нем в прошедшем времени. Вам что-нибудь известно, чего не знаю я?
— Я знаю, что он пропал. Вы тоже это знаете?
— Точнее — его местонахождение неизвестно. Вот что я знаю.
— Нет, агент Бишоп, — решительно возразила Лиз. — Вам известно гораздо больше.
— Неужели?
— Наверняка. Это ваша работа — знать больше, чем другие. То, что вы делаете, называют составлением психологического портрета убийцы. Я кое-что слышала об этом. Вы влезаете в его шкуру, выясняете, что он за чудовище и что собирается еще натворить. Я права?
— Более-менее.
— Я бы не назвала эту работу приятной.
— Полностью с вами согласен.
— Но вам она по плечу. Вы способны понять образ мыслей чудовища, так мне кажется, хотя это адски трудно.
— Почему же трудно? — возразил Бишоп. — Своего рода логика присутствует даже в безумии. Все поначалу выглядит картинкой-мозаикой, но если расставить по местам имеющиеся в наличии разрозненные фрагменты, то и загадки никакой не будет. Сделать это не так уж трудно, если знать как.
2
Bishop — епископ (англ.).
- Предыдущая
- 25/74
- Следующая