На углу, у Патриарших... - Степанов Анатолий - Страница 52

• Предыдущая
• 52/72
• Следующая

…Никольский в своем вечернем пиджаке, с галстуком-бабочкой стоял над распластанным на асфальте Авилой, рассматривая смокинг, пластрон, галстук-бабочку, закатившиеся глаза, разбитый затылок…

Джентльмен склонился над джентльменом. Внезапно Никольский оглянулся и встретился взглядом с Климовым — тот не выдержал взгляда шефа, отвернулся…

…В вечернем костюме, уронив голову на бабочку, Сергей спал в кресле у себя дома, перед включенным телевизором, который уже ничего не показывал. Разбудил Никольского звонок в дверь. Он моргнул, ничего не соображая, зевнул, лязгнул зубами и пошел в прихожую. Милиционер не должен бояться, он и не боялся, спросил только, открывая:

— И кого это черти носят?

— Меня! — звонко сообщила из-за двери Анна, а когда дверь открылась, добавила: — Но не черти, а боги. Греческих цариц боги носят.

— Который час? — сонно поинтересовался Никольский.

— Где-то около четырех, — ответила Анюта. — Только что банкет закончился. Для меня. А для тебя он как раз начинается.

Она легонько отстранила Никольского и прошла в столовую-кабинет, поставила тяжелую сумку на пол, скинула на кресло легкий плащ и оказалась в вечернем платье.

— Как ты меня нашла? — тупо спросил Никольский.

— А еще сыщик! — Анюта уже доставала из сумки коробки с закусками, пакеты с бутербродами, бутылки. — Наш Адам Андреевич твой адрес знает, в отделении по телефону ответили, что ты домой направился. А внимательный господин Китаин меня на лимузине подвез.

Никольский заспешил на кухню за бокалами и приборами, а Анюта подошла к книжному шкафу, за стеклом которого был женский портрет. За ее спиной зазвенели ножи-вилки. Не оборачиваясь, она спросила:

— Дама сердца?

— Бывшая. Даже скорей, отбывшая, — без надрыва, с привычной светлой грустью — отголоском давно отболевших душевных ран — ответил Сергей.

— И куда она отбыла? — полюбопытствовала Анна.

— В Париж. В ЮНЕСКО трудится, — спокойно сообщил он.

— Ну и Бог с ней, — решила Анюта. — Давай начнем?

… — Ты в бабочке, а я декольте. Завтрак аристократов, — девушка подняла рюмку. — За что выпьем, Сергей?

— За здоровье присутствующих дам! — провозгласил Никольский и поднял свою. Выпили, помолчали. Анюта не выдержала:

— О чем думаешь, сыщик неустанный?

Никольский расплылся в улыбке:

— О тебе, Анюта, исключительно о тебе. С премьерой! Ты была замечательна.

Сергей взял руку девушки и галантно поцеловал. Не отпуская ее, он обнял Анюту за талию и произнес только одно слово: — Вальс!

Никольский плавно повел свою даму в вальсе без музыки. Анюта смотрела на него с нескрываемым интересом…

— …Кружится, вертится шар голубой,

Кружится, вертится над головой, — полудекламировал, полунапевал Сергей, танцуя с Анютой.

И как будто зазвучала здесь хорошо знакомая мелодия…

— Крутится, вертится — хочет упасть,

Кавалер барышню хочет украсть…

Лихо возят генералов. Милицейский «Мерседес» с ухарского разворота мягко тормознул у самого входа в 108-е отделение. Генерал Колесников хозяйским толчком распахнул дверь в дежурную часть и, не останавливаясь, поздоровался-осведомился:

— Здорово, Паршиков, как дела?

— Здравия желаю, товарищ генерал! — Майор вскочил, вытянулся. — У всех одно дело: вас ждем!

А генерал уже серо-синей птицей — молодой, молодой еще! — взлетел вверх по лестнице. Паршиков с непонятной интонацией признал:

— Орел.

— Генерал… — философски-всеобъемлюще подытожил тоже вытянувшийся в струнку сержант.

В кабинете начальника отделения Колесников радостно приветствовал вскочивших на ноги Белякова, Котова, Никольского:

— Здорово, гвардейцы!

— Здравия желаем! Здравия желаем, товарищ генерал! — малость вразнобой, но зато громко откликнулись гвардейцы.

— Что ж, начнем, — генерал сурово оглядел присутствовавших. — Где личный состав?

— В красном уголке, товарищ генерал, — сообщил Никольский.

— В красном уголке! — передразнил генерал и скомандовал: — Пошли!

Менты в форме стояли строем, менты в штатском — компактной кучкой.

Генерал произносил речь оглушительно, как на митинге.

— Сегодня мы провожаем на заслуженный отдых подполковника Белякова Виталия Петровича. За тридцать лет безупречной службы в органах он проявил себя как добросовестный и принципиальный офицер, дисциплинированный и требовательный руководитель. Благодаря его стараниям преступность на территории вашего отделения значительно снизилась, а процент раскрываемости увеличился. Ты, Виталий Петрович, безусловно, заработал свое право на отдых, но нам будет очень не хватать тебя! — Генерал сделал паузу, глянул на дверь, от которой тотчас отделился его шофер с бордовой папкой в руках. — Приказом по Управлению тебе выражена благодарность с сопутствующим поощрением. Позволь мне вручить этот приказ, — он, не оборачиваясь, протянул руку, и в руке оказалась папка. — Будь здоров и счастлив, Виталий Петрович!

Генерал обнял Белякова, Беляков обнял генерала, печально похлопав по спине начальства бордовой папкой. Личный состав зааплодировал.

Генерал оторвался от Белякова. Аплодисменты прекратились.

— Время не стоит на месте, — уже раздумчиво поведал Колесников. — На смену нам, ветеранам, приходит молодая смена. Позвольте вам, товарищи милиционеры, представить нового вашего начальника. Котов, иди сюда! — Котов покорно приблизился. — Многие из вас знают подполковника Котова как смелого и решительного сотрудника МУРа, но мы в Управлении уверены, что на новом ответственном посту он, помимо смелости и решительности, сумеет проявить такие свои качества, как дисциплинированность, ответственность, мудрость и строгость. Будете держать ответное слово, виновники торжества? — вопросил генерал величественно.

Беляков шмыгнул носом, смахнул набежавшую слезу и сказал с чувством:

— А что тут говорить? Вы за нас все сказали, товарищ генерал!

Генерал соколиным оком окинул собравшихся и объявил:

— Все свободны!

Менты, стараясь не топать, повалили к выходу. Колесников же добавил уже не громовым трибунным голосом, а скорее свойски:

— Беляков, Котов, Никольский, останьтесь.

Вскоре они остались вчетвером. Беляков еще раз шмыгнул носом и осторожно приступил к ненавязчивому зондажу:

— Если вы не возражаете, товарищ генерал, то у нас есть предложение…

— Не предложение, а приглашение, которое я с удовольствием принимаю! — Колесников победоносно засмеялся. — Твоя отвальная и котовская прописка. Я правильно вас понял?

— Так точно, товарищ генерал. Прошу, — Беляков сделал приглашающий жест рукой.

— У тебя же ничего не готово, — усомнился генерал.

— Стол накрыт в кабинете Никольского, — пояснил Котов.

От паршиковской стойки Лепилов почтительно наблюдал за неторопливым шествием: первым поднимался на второй этаж генерал Колесников, за ним — Котов и Никольский. Замыкающим был Беляков. Он, задержавшись на лестнице, строго предупредил Паршикова:

— Вася, по пустякам нас не беспокой. Важное совещание, — и скрылся за поворотом.

— Важное совещание! — передразнил Лепилов. — Скажи мне, Антоныч, почему начальство трескает водку всегда втайне от подчиненных?

— Потому что подчиненные трескают ее, родимую, втайне от начальства! — хихикнул майор.

— Остроумный софизм — еще не доказательство, — сказал Лепилов.

— Чего, чего? — удивился Паршиков и предостерег: — Ты полегче со словами-то. Одно непонятное слово такого наделать может… Помнишь «волюнтаризм»?

— Я «консенсус» помню, — сказал Лепилов. — У них там наверху консенсус, Антоныч?

— Полный, — твердо заверил Паршиков.

…Действительно, наверху наблюдался полный консенсус. Генерал в расстегнутом мундире и с приспущенным галстуком предложил очередной тост:

— За Сережу Никольского. За всех пили, а за него не пили. Непорядок. Никольский, ты замечательный сыщик, я бы даже сказал, талантливый, но характер… Заносчивость и дерзость — это еще не принципиальность, а всегдашняя оппозиция к мнению начальства — не доказательство твоей безусловной и каждодневной правоты. Ты не нам жизнь осложняешь, ты себе ее осложняешь.

• Предыдущая
• 52/72
• Следующая