На углу, у Патриарших... - Степанов Анатолий - Страница 48
- Предыдущая
- 48/72
- Следующая
— Автомат «Борз» с оптическим прицелом и последний его покупатель… — прошептал он значительно.
— Сергей Васильевич, к вам можно? — В дверях стоял Лепилов.
— Можно, — разрешил Никольский. И предложил барону: — Подождите пару минут в коридоре.
Лепилов глянул на выходящего цыгана и начал осторожно:
— Как и полагали, те двое из кемеровской группировки. Задерживались тамошней милицией не раз. Полные и проверенные имена: Владимир Афанасьевич Знарок, кличка «Нора», и Григорий Семенович Воропаев, кличка «Пай». — Лепилов положил пару фотографий на стол. — А вот фейс их главаря — Авилы. — На стол легла третья фотография.
Никольский быстро просмотрел снимки, третий изучил внимательно и вернул Лепшюву.
— Сделай подборку к ней и притащи быстрее. Цыгану хочу показать.
Лепилов удивленно вскинул брови и шагнул к двери.
— Миша, скажи барону, пусть заходит! — крикнул ему вслед Сергей.
Вскоре Паша снова сидел перед Никольским. Тот смерил его насмешливо-заинтересованным взглядом и спросил весело:
— Так что та бабка насчет гребли говорила?
— Отдашь девок, начальник? — вновь завел цыган свою песню.
— Если дашь достоверные сведения, — ответил майор.
Барон вздохнул и сдался:
— Таборные из-под Покрова этот автомат в лесу нашли.
— Или из автомобиля у чеченцев украли? — предложил свою версию Никольский.
— Тебе какая разница? — искренне удивился Паша.
— Пока никакой, — согласился Никольский.
— Мы, цыгане, народ мирный. Зачем нам автомат? Но мы, цыгане, народ бедный. А вещь дорогая.
Ох, и любил барон вещать речитативом! «Как со сцены выступает, — поморщился Сергей. — Или со всей цыганской трибуны… из кибитки какой-нибудь. Перед табором».
Сокращая эту долгую беседу, Никольский перебил:
— Продали?
— Куда же бедному цыгану деваться? — развел руками Паша.
— Как покупателя нашли?
Вопрос был, признаться, праздный, Сергей сам это понимал. Но не задать его не мог. И ответ не замедлил. Ожидаемый ответ.
— Мы всюду, начальник, и знаем кое-что, — улыбнулся цыган кажущейся наивности милиционера.
— Продавал лично ты? — наседал Никольский.
— Я, — горделиво кивнул барон.
— Кто он? — Сергей имел в виду покупателя. Паша понял.
— Не знаю, потому что знать не хотел! — отрезал он.
— А узнать сможешь? — не отставал Сергей.
— Смогу, — ответил Паша неохотно.
Дорого яичко к Христову дню. Вернулся Лепилов, без слов разложил на столе в три ряда девять фотографий.
— Ищи, — предложил барону Никольский. Тон его слов был жестким.
Барон лишь глянул опытным цыганским глазом на этот пасьянс и сразу же ткнул пальцем в первую справа во втором ряду фотку.
— Вот он.
— Авила, — любовно произнес Никольский и откинулся в своем стареньком полукресле.
— Я пойду? — собирая фотографии со стола, попросил разрешения Лепилов.
— Подожди! — остановил его Сергей. — Надо нам еще с нашим гостем погутарить. И лучше нам, Миша, чтобы потом он в отказку не сыграл. — И добавил, остро взглянув на барона: — Мало данных, Паша, увы, мало.
— Он на «Ауди» девяносто девятого года синего цвета… — тяжело вздохнул цыган. — Номер 63-16. Все сказал, Сергей Васильевич. Теперь, если откажешь, не по чести поступишь.
— Официально его опознаешь? — спросил Сергей все также жестко.
— Что теперь делать несчастному цыгану! — Лепилову показалось, что барон даже всхлипнул.
— Тогда спускайся в дежурку и жди, — распорядился Никольский. — Мне кое-какие формальности улаживать придется.
Барон встал. Посмотрел на Никольского, строго глянул на Лепилова — в свидетели призывал.
— Я тебе верю, начальник! — величественно объявил Паша перед уходом.
Сергей проводил взглядом экзотического гостя и обернулся к Лепилову:
— Миша, бери всех, кто свободен, и чтобы через полтора часа я знал имя, фамилию и отчество истинного владельца автомобиля «Ауди» синего цвета под номером 63-16.
— А если тачка ворованная? — Вопрос был вполне по делу.
— Авила не в бегах, не в розыске, — возразил Никольский. — Авила — полноправный гражданин. На кой хрен ему уголовный хомут на шею? Действуй, Миша!
Синий «Ауди» номер 63-16 замедлил ход, залез правыми колесами на тротуар и замер у ограды сада «Эрмитаж». Мощный, благопристойно и хорошо одетый мэн небрежно захлопнул дверцу и прошел за ограду, к летнему кафе под бордовым тентом, где не менее элегантный Тарасов, закинув ногу на ногу, благодушно попивал пивко. Поздним утром малолюдно было и в саду, и в кафе.
— Местечко для свидания выбрал, чтобы я не забывал, кто я есть на самом деле? — Авила кивком указал на грязно-желтое здание МУРа. — Но и ты ведь в этой конторе погостил?
— Было дело, — миролюбиво подтвердил Тарасов. — Садись. Пивка хочешь?
— Водки хочу. Но не буду, — усаживаясь напротив, сказал Авила. — В чем срочность?
— Двое твоих вчера сгорели синим пламенем. Знал? — Тарасов пристально взглянул на бандита. Но тот даже глазом не моргнул.
— Не знал, но догадывался, — ответил он спокойно. — Где их взяли?
— На выходе из берлоги Кузьмина. — Алексей отвернулся. Разговор ему предстоял трудный, и терять очки на первых же секундах не хотелось.
— Все-то тебе известно, Леша, — недобро усмехнулся Авила.
— Не все, конечно, но многое. При них — снятые с компьютера материалы, — продолжал Тарасов. Это уже была серьезная информация.
— И что в этих материалах? — пока все еще спокойно поинтересовался бандит.
— Вот этого не знаю. Многого хочешь, Авила! — отрезал Алексей.
— Я тебя по имени, а ты меня кликухой… — с наигранным огорчением укорил Авила собеседника. — Нехорошо… — Он даже языком поцокал.
— Извини. А тебя Никитой родители в честь Хрущева назвали? И ты ведь Никита Сергеевич. Полные тезки.
Алексей откровенно насмехался. И был в этой насмешке ничуть не скрываемый второй смысл. Тарасов демонстрировал свое превосходство над Авилой, показывал, что ничуть не боится бандита. Но тот опять как бы ничего не заметил. Лишь посуровел.
— Покривлялся и будя, — произнес он холодно. — Дело давай.
Тарасов вздохнул, Авилу жалеючи, и кратко высказался по делу.
— По всему по этому, Никита, тебе и твоим бойцам уплывать надо из Москвы. Или на дно лечь глубоко и надолго, понимаешь меня?
— Не вижу необходимости, — заявил Авила твердо.
Не ожидал Алексей от бандита столь спокойной твердости. Думал, сорвется Авила, зашипит по-блатному, на рожон полезет. Подавить волю истерика и потом настоять на своем Тарасову было бы куда проще. Но Никита держался, как скала. И Алексей слегка растерялся.
— А заговорит твоя сладкая парочка? — спросил он чуть визгливо.
— Не заговорят, — отрезал Авила.
— Ты на их благородство не очень-то надейся! — проскрипел Тарасов.
— Я не надеюсь. Им сдать меня — себе дороже, — осклабился Авила. — Сдадут — соучастие в убийстве Кузьмина, не сдадут — в худшем случае злостное хулиганство, незаконное проникновение в чужую квартиру. Надо полагать, они из квартиры ничего не вынесли?
— Не вынесли, — скучно подтвердил Тарасов. — Но ведь береженого и Бог бережет…
— А про небереженого уже не стоит, — перебил Авила. — Зачем тебе надо, чтобы мы ушли из Москвы?
— Неспокойно здесь сейчас. Тревожусь я… — Похоже было, Алексей скис.
Авила налег грудью на край стола и, глядя исподлобья на Тарасова, заговорил тихо, но злобно, сбиваясь на хрип:
— Он тревожится! А ты тревожился, когда нас поднимал? А ты тревожился, когда золотые горы сулил? Когда территорию Китайца обещал? Когда с нашей помощью фээсбэшника решил замочить, чтобы Китайца с ног до головы замазать? Мои бойцы здесь осели, легально к Москве приковались, думали — на хлебном месте надолго прижились. Что я им скажу? Что ты тревожишься?.. Ты тревожишься, а мне что — слезами обливаться?.. Ты понимаешь, что мы свой регион отдали? Ты понимаешь, что нас нищими и бездомными делаешь? Сейчас я тебе, фраер московский, яйца для начала отстрелю, а потом прикончу, ты понял?!
- Предыдущая
- 48/72
- Следующая