На углу, у Патриарших... - Степанов Анатолий - Страница 28

• Предыдущая
• 28/72
• Следующая

— Куда? — сразу же спросил Сергей.

— Откуда приехала. В Камышин. Я ведь завоевательница, — добавила она с едкой иронией. — Двенадцать лет назад я явилась сюда покорять Москву.

— И покорили? — ровным голосом спросила Наташа.

— С точки зрения дуры двенадцатилетней давности — безусловно. Престижный муж, загранпоездки, шикарная квартира, автомобиль под задом — все, о чем двенадцать лет назад мечталось как о счастье! Где оно, счастье-то?!

Сарказм, горечь, злая насмешка над собой, презрение к себе прежней ядовитым коктейлем смешались в речи Ларисы. Закончив говорить, она рассмеялась коротким злым смешком. Но тут же на глазах ее выступили слезы.

— Сижу в президиуме, а счастья нет, — не совсем к месту припомнил Никольский чью-то фразу.

Лариса встала, посмотрела на Наташу, посмотрела на Сергея.

— Спасибо вам, Сергей, за то, что до конца пытались защитить честное имя Георгия, за то, что поверили мне… — сказала она искренне. — Пора. До свидания, хороший человек!

Никольский не пошел провожать ее в прихожую. Он сидел на тахте и ни о чем не думал. Его охватила апатия. Все же нелегко ощущать себя проигравшим…

Лариса уже в дверях обратилась к Наташе:

— Вам повезло, Наташенька…

…Сергей из окна смотрел, как элегантная дама уверенно шагала к Спиридоновке.

— Завоевательница, — вспомнил он.

— Она сильная, — поняла его мысль Наташа, тоже провожая взглядом стройную, осанистую, словно в струнку вытянутую фигуру. — Она как стальной клинок: гнешь его, а он выпрямляется.

— Если не сломать, — дополнил сравнение Сергей и посмотрел Наташе в глаза.

Она обняла его за шею и призналась шепотом:

— Мне повезло. Хочешь, я завтра к тебе перееду?

— Не хочу! — совершенно неожиданно отрезал Сергей.

— Почему?! — обиженно удивилась девушка.

— Не хочу до тех пор, пока не перестану думать, что ты сделала это из жалости и сочувствия к поверженному неудачнику, — мягко пояснил Никольский и ласковым движением привлек ее к себе.

В ресторане безумствовал цыганский ансамбль. Молодые цыганки — все, как на подбор, красавицы — трясли покатыми плечами и гортанно покрикивали, придавая пению мужского хора некую степную лихость. Таборной удалью веяло от цыган: волнистые гривы, аршинные усы, разбойничьи бороды.

Солист ансамбля Гулевой — самый лохматый и темпераментный — шел между столиков, и скрипка его рыдала от любви, горя и счастья. «Новые русские» совали цыгану за кушак купюры разных стран. Дым стоял коромыслом.

Совершив круг по залу, Гулевой закончил партию пронзительной кодой и скрылся за кулисой. Его проводили шквалом аплодисментов.

В тесном закутке, отгороженном от зала, сидел за столиком Никольский.

— Извините, Сергей Васильевич, — сказал Гулевой, вне сценического образа тихий, интеллигентный человек. — Может быть, принести вам чего-нибудь?

— Спасибо, — отказался Никольский. — Давайте продолжим. — Он достал из кейса фоторобот какого-то человека и показал его цыгану. — Посмотрите, пожалуйста, вы ничего не напутали?

С портрета глядело молодое лицо, обрамленное бородой и неопрятными патлами. Глаза бородача были прикрыты очками.

Гулевой подсел к столику, в очередной раз взглянул на фоторобот и сказал уверенно:

— Ничего. У меня хорошая зрительная память.

— Мы проверили, — сообщил Никольский. — Такого журналиста нет.

Гулевой виновато пожал плечами.

— Но он показал удостоверение. Правда, рассматривать мне было неудобно. И журнал приносил — тот же номер…

Раскрытый журнал, пожелтевший от времени, лежал на столике.

— А как он вышел на вас? — поинтересовался Никольский.

— Случайно. Напал на эту заметку, — Гулевой кивнул на журнал, — и решил проследить историю нашей семьи. Очень удивился, что брошь сохранилась.

Никольский взглянул на черно-белую фотографию броши, помещенную в журнале.

— Зачем же вы такую ценную вещь в доме держали? — спросил майор укоризненно.

— А где же еще держать? — удивился цыган. — Из поколения в поколение берегли. Да, видно, судьба…

Гулевой прислушался к песне, звучавшей в зале, выждал и, поймав нужный момент, неожиданно лихо гикнул. Скрипка в его руках закричала раненой птицей, он поднялся и выскочил из-за кулисы, встреченный новым шквалом аплодисментов.

В кабинете Никольского сидели Котов и Лепилов. Никольский читал им тот самый пожелтевший от времени журнал, который вместе с Гулевым рассматривал в ресторане.

— «Небезызвестный господин Мокташев в который раз удивил Москву. На зеленом сукне Английского клуба нефтяной король за час выиграл у графа Безбородко сто тысяч рублей. Разоренный граф был вынужден отдать фамильную реликвию — брошь, подаренную его прабабушке Екатериной Великой».

— Покороче давай, — попросил Котов, посмотрев на часы.

— «В тот же вечер господин Мокташев присутствовал на бенефисе любимицы публики Варвары Гулевой и преподнес ей сию уникальную вещь», — закончил чтение Никольский.

— Ясно, — кивнул Котов. — Цыган — потомок?

— Внук, — уточнил Никольский. — За месяц до кражи показывал брошь человеку, который представился как журналист, — он выложил на стол фоторобот того самого патлатого бородача.

— Наводчик? — понятливо уточнил Котов.

— Похоже, — кивнул Никольский.

— Хорошо, — заключил Котов, снова посмотрев на часы. — Держи меня в курсе.

— И ради этого приезжал? — не поверил Никольский.

— А как же? По долгу службы. Курирую вас, недотеп! — Он хохотнул.

— Я серьезно спрашиваю, — не принял его тона майор.

— И я серьезно, — невозмутимо вторил Котов.

— Тогда дополнительная информация — к размышлению, — Никольский перебрал на столе какие-то бумаги, будто готовясь к длинному докладу: он решил позлить Котова.

— Валяй, но в темпе, — неохотно согласился муровец.

— Кроме квартиры Гулевого на днях обчистили еще две, — доложил Никольский. — И почерк тот же — довольно впечатляющий. Расскажи, Миша.

— Скок на самом высоком уровне, — сообщил Лепилов. — Сигнализация отключена мастерски. Замки вскрыты без единой царапины. Следов — никаких.

— Кто потерпевший? — поинтересовался Котов.

— Ювелир и бывший цеховик, — сообщил Лепилов.

Котов насторожился.

— Что взяли? — быстро спросил он.

— Мелочевку, — ответил Лепилов. — Магнитофон, кофемолку, два серебряных чайника из горки, свитер, пепельницу бронзовую, блок сигарет…

— Ладно, не утомляй, — вздохнул Котов, потеряв интерес к дальнейшему перечислению.

— Понимаешь, в чем загадка? — спросил Никольский. — Судя по всему — явные профессионалы. Такие наобум не работают. И тем не менее в одном случае шли за исключительно ценной вещью, а в других — за чайниками.

— Вот и разгадывайте, — равнодушно предложил Котов.

— Постараемся, — пообещал Никольский. — А теперь объясни, почему в МУРе так заинтересовались брошью, которую украли у Гулевого?

Котов поднялся из-за стола.

— МУР любопытен, как ребенок. Обожает всякие цацки. Просто тянет его к ним! — Он явно высмеивал собеседника.

— Слава, будь человеком, — нахмурился Никольский.

— Наташеньке нежный привет, — улыбнулся Котов и вышел из кабинета.

Никольский с Лепиловым недоуменно переглянулись.

Наташа и Сергей целеустремленно шли по улице. Точнее, целеустремлен был Сергей: он едва ли не тащил вперед свою спутницу, держа ее за руку. Наташа время от времени удивленно косилась на Никольского, но вопросов не задавала.

Наконец они вошли в ювелирную лавку. Покупателей здесь было немного. Люди толпились возле прилавка, и у большинства из них вид был испуганный: цены на выставленных под стеклом украшениях подавляли всякое эстетическое чувство.

— Ну, зачем привел? — спросила Наташа Никольского. — Сознавайся.

— Сон видел, — сообщил Сергей, придав своему лицу самое таинственное выражение.

• Предыдущая
• 28/72
• Следующая