Искатель. 1966. Выпуск №5 - Смирнов Виктор Васильевич - Страница 7

• Предыдущая
• 7/41
• Следующая

Я стоял у окна, чувствуя себя персонажем собственного материализованного сновидения. Бурные события, которые увлекли меня в этот Казенный лес, привели к какому-то ирреальному финалу. Вот я стою в темном чужом доме — и я это уже не я, а беглый заключенный, рецидивист Рыжий Санчо, только не тот Санчо, что едет бездыханным в тряском «газике», стукаясь головой о лавку, а другой, его двойник, теплокровная, искусно смоделированная копия. На мне его ватник и кепка, от ватника пахнет шпалами, мазутом — запахами бегства, а у фуражки согнутый маленький козырек с оторванным краем, козырек, достойный Саньки Рыжего.

Стало до дрожи жутковато. Скрипнула где-то рассохшаяся половица, я вздрогнул и невольно вытер ладонью лоб. Гудел холодильник — только сейчас я различил этот звук, выделившийся из абсолютной, как мне казалось, тишины. Потом «кап-кап» — напомнил о себе умывальник. Где-то в лесу загуркотал мотор. «Милицейские чины, естественно, вынуждены были подчиниться, — мелькнула мысль, — но я-то, я-то зачем поддался?»

Быть может, прав Сковороденко и вся эта инсценировка не что иное, как мальчишечья выдумка Чернова, вызванная необдуманной жаждой действия.

Окно вдруг озарилось голубоватым мертвенным светом автомобильных фар. Прорычал мотор, хлопнула дверца машины. Я замер, нервы, словно провода, передавали звук неслышных еще шагов человека. Погасли фары. Снова наступила полная темнота, только холодильник смутно белел в углу.

Сейчас хозяин войдет на участок и увидит взломанный замок на дверях. Скорее всего, испугавшись, он бросится к соседним дачам, чтобы позвать людей, поднимет шум… На этом и закончится наш «эксперимент».

Провизжала ржавыми петлями калитка. Тяжелые шаги послышались на крыльце. Потом лязгнуло чем-то металлическим — очевидно, Шавейкин нащупал замок, висевший на клямке.

Нет, он не остановился в растерянности и испуге. Смело шагнул в темный дом. Он не спросил «кто там», не издал ни одного удивленного восклицания. Либо этот Шавейкин был поистине бесстрашным человеком, либо…

Совсем рядом я услышал дыхание Шавейкина. Он остановился на пороге кухни. Должно быть, его глаза уже привыкли к темноте, и на фоне окна, стекла которого просеивали тусклый вечерний свет, он увидел меня.

— Это ты? — спросил он шепотом.

Я подавил готовый сорваться ответ. Послышался шорох — рука нащупывала выключатель. Я прикрыл лицо. Раздался характерный треск короткого замыкания — яркая вспышка на какую-то долю секунды озарила дом. Я успел разглядеть сквозь пальцы человека в синем плаще.

Темнота обрушилась, как удар. Человек зажег спичку, но она осветила лишь его лицо — узкое, длинное, на котором гримаса испуга стиралась искусственной улыбкой. Спичка дрожала.

— Не закрывайся, — сказал он. — Это я, Шавейкин. Спичка упала на пол, словно бы выбитая дрожью из рук.

Мгновенным, как вспыхнувшая в лампе искра, озарением я понял, что этот человек ожидал увидеть меня, Рыжего Санчо, мертвецом. Какая-то напряженная работа клокотала в его мозгу.

— Я не мог приехать раньше, Саня, — сказал он сдавленно и заискивающе, преодолевая спазмы голосовых связок. Слова нащупывали дорогу ко мне, словно палка слепца, постукивающая по асфальту. — Ты позвонил так неожиданно… Но теперь будет порядок, Саня. Здесь тихо, спокойно. Ну, что ты молчишь?

Я затаил дыхание.

— Что ты молчишь? Ты живой, Саня? — взвизгнул он, давая прорваться надежде. — Что ты молчишь? Ты не должен плохо думать обо мне, Саня. Я не виноват, что так получилось.

Ладонью я зажал рот. Вот оно что… Они одного поля ягодки, Санька Воробьев и этот владелец недвижимости из Казенного леса.

Я сделал шаг вперед. Шавейкин, споткнувшись о порог, отступил.

— Я твою долю, Саня, сберег. Я все сделал для тебя, Саня…

Я чувствовал где-то перед собой растопыренные пальцы Шавейкина. Он словно отмахивался от призрака.

Дверь гостиной распахнулась от резкого толчка, и сноп света извлек Шавейкина из спасительной темноты, приковал к стене. Так же, как и я, не шевелясь, он заслонился одной рукой, а другую протянул вперед, как бы желая остановить неведомую ему угрозу.

— Не выходите из кухни, — сказал мне Павел, не сводя луча фонарика с хозяина дачи. Я понял, что мне следует оставаться Санькой Воробьевым до той минуты, когда Шавейкину объяснят загадку ночной встречи. — А вы пройдите, — приказал старший лейтенант Шавейкину и провел его в гостиную.

Тем временем Сковороденко заменил пробку, и в доме вспыхнуло электричество. Усатый лейтенант махнул мне рукой: очевидно, это был жест благодарности. На лице Сковороденко светилась торжествующая улыбка. Теперь строгий лейтенант одобрял эксперимент.

Я опустился на табуретку и полной грудью набрал воздуха, сбрасывая с себя оцепенение и нервную дрожь. В гостиной на время забыли обо мне, там шел допрос.

— Когда вам позвонил Воробьев? — громко спросил Павел. — Предупреждаю, нам все известно, и если вы попытаетесь хитрить, это будет учтено на суде. Показания заносятся в протокол.

Пауза длилась недолго. Да и кто на месте Шавейкина смог бы уйти от прямого ответа? Он был ошеломлен.

— Воробьев позвонил мне в первом часу дня, — глухо сказал он. Мне показалось, что я вижу его вспотевшее лицо. — Ом позвонил и сообщил, что бежал из заключения и просит приютить его.

— И вы помчались на дачу?

— Да, — ответил Шавейкин. — Я сел в машину и поехал на дачу…

Я не выдержал и, подойдя к гостиной, приотворил дверь. Мне не терпелось взглянуть на Шавейкина.

Маленький юркоглазый человечек в пиджачке букле с вкрадчивым, приглушенным голоском, слащаво-вежливый… Приказчик!

— Вы видите перед собой жертву обстоятельств, — сказал Шавейкин, вбирая голову в плечи и разводя руками, — всего лишь жертву, да!

— Да, жертву! — сказал Павел сочувственно. Шавейкин приободрился. Лихорадочные поиски спасения привели к первому результату. Он заискивающе посмотрел на старшего лейтенанта, весь ожидание и внимательность. — Жертву, которая расставляет сети и превращает свой дом в ловушку. Жертву, которая предусмотрительно оставляет в холодильнике бутылку с ядом. Вы жертва только потому, что наконец-то сами запутались в своих же сетях… Но начнем по порядку.

Красные пятна гнева выступили на лице старшего лейтенанта. Шавейкин съежился.

На следующее утро, когда все, что произошло на лесной даче, казалось, как принято выражаться, дурным сном, мы с Павлом встретились в областном управлении милиции, в комнатке угрозыска.

— Прибыли представители прессы, — сказал Павел, вставая из-за стола, заваленного бумагами. — Кстати, ты вызван в управление как свидетель и участник очной ставки. Я разговаривал с Комоловым, и тот от имени областного угрозыска просил выразить тебе благодарность…

— Прежде всего ты должен все объяснить, — сказал я, — это и будет выражением благодарности.

Павел выглядел бледным и усталым: видимо, допрос длился всю ночь. Комната густо пропахла никотином.

— Ладно, — согласился Павел. — Закуривай, не брезгуй «следовательскими».

— С чего начнем? Ты помнишь — после осмотра напрашивалась версия о самоотравлении взломщика. Она выглядела естественной, закономерной. Именно на это и рассчитывал Шавейкин, подготовив ловушку для своего бывшего сообщника…

Первые подозрения возникли у меня после беглого знакомства с дачей. Это были скорее предчувствия, смутные опасения, но они заставили более детально осмотреть место происшествия, дали направление поиску.

В доме Шавейкина меня сначала заинтересовал яркий свет. Во всех комнатах горели стосвечовые лампы. Между тем Шавейкин — ты обратил внимание на обстановку? — был скопидомом. Фарфоровые горки в буфетах, а пил из выщербленной кружки. Собаку держал впроголодь… Боязнь темноты, сумрака оказалась сильнее, чем свойственная ему жадность. И еще — собачья плетка. Хозяин часто ее применял. Зачем он систематически бил пса, который, кстати, безукоризненно выполнял обязанности сторожа? Так мог поступать только мелкий, трусливый человек, который срывал на безответном, преданном существе приступ злобы…

• Предыдущая
• 7/41
• Следующая