Огненное прикосновение - Ховард Линда - Страница 14

• Предыдущая
• 14/65
• Следующая

Немного помедлив, Энни, старательно придерживая одной рукой одеяло, другой потянулась к его небритой щеке. Рейф показался ей все еще слишком горячим. Она взяла его кисть и прижала свои пальцы к мощному запястью, щупая пульс, который бился немного быстрее, чем нужно.

– Нет, не сегодня, – ответила она. – Вам нужен хотя бы еще один день отдыха и лечения, прежде чем вы сможете заняться даже легкой работой.

– Я еще больше ослабею, если буду просто лежать. Категоричная интонация его голоса заставила ее ощетиниться. Энни расправила плечи и сурово посмотрела на больного.

– Зачем вы привезли меня сюда? Я врач, а не вы. Одевайтесь, если хотите, это не повредит, но...

– Мне придется поискать корм для лошадей, – перебил Рейф. – И нужно поставить несколько ловушек, если только вы не собираетесь жить на одном картофеле и бобах.

– Мы пока можем обойтись той едой, что есть, – упрямо сказала Энни.

– Мы, вероятно, сможем, а вот лошади нет. – Во время Разговора он медленно наклонился и достал свою одежду из-под одеяла, на котором они спали. Все так же осторожно он просунул ноги в брюки и натянул их на бедра.

Энни прикусила губу, но делать было нечего – придется одеваться у него на глазах. Быстро схватив юбку, после короткой отчаянной возни с одеялом она отпустила его и натянула юбку тем же самым движением, которым Рейф перед этим надевал брюки. Как только ноги ее оказались спрятанными под одеждой, Энни сразу же почувствовала себя лучше, но холодный воздух, обдувающий ее руки и плечи, резко напоминал ей о том, что она все еще одета далеко не полностью. До того как подобрать нижнюю юбку и панталоны, она надела блузку и застегнулась. Одежда ужасно помялась, но Энни была настолько рада получить ее обратно, что чуть не заплакала.

Рейф натянул рубаху, но не пытался самостоятельно надеть ботинки; вместо этого он подошел к двери и распахнул ее, впустив в хижину резкий свет утреннего солнца. От неожиданно яркого света Энни замигала и отвернулась, пока глаза не привыкли к нему. Холодный воздух хлынул внутрь, заставив ее задрожать.

– Ведь весна уже наступила, – жалобно сказала она.

– Возможно, здесь еще выпадет снег, прежде чем погода обратит внимание на календарь, – сказал он, глядя на небо сквозь ветки деревьев. Оно было абсолютно ясным, значит, в ближайшее время вряд ли сильно потеплеет. Днем было довольно тепло, но ночью подмораживало.

Пока Рейф стоял к ней спиной, Энни натянула белье и нижнюю юбку, потом села, чтобы надеть чулки. Он оглянулся и увидел ее сидящей с поднятыми до колен юбками, и его взгляд задержался на стройном изгибе ее лодыжек.

Энни поморщилась, надевая одежду, которую носила уже два дня: и она сама, и ее одежда нуждались в хорошем мытье, так же как и его одежда, но мысль о том, как именно это осуществить, приводила девушку в смущение. Можно было бы согреть воды, но она не могла представить себе, как они оба будут сидеть тут голые, завернутые в одеяло, пока их одежда просохнет. Все же что-то придется придумать: ее отец всегда считал, что чистота так же важна для выживания пациента, как любые знания и умения врача, и люди действительно в чистоте лучше выздоравливали.

– Жаль, что вы не догадались взять с собой лампу, – заметила Энни, обхватив себя руками. – Тогда бы мы могли видеть в хижине, не открывая дверь, и не мерзнуть.

– У меня в седельных сумках есть свечи, но нам лучше

сохранить их на тот случай, если погода настолько испортится, что мы не сможем открыть дверь.

Энни придвинулась поближе к огню и энергично потерла ладонь о ладонь, чтобы согреть их, затем, расчесав пальцами волосы, подколола их. Когда она поставила кофе и начала готовить их скудный завтрак, Рейф вернулся в хижину и сел на одеяло.

Она взглянула на него:

– Вы голодны?

– Неособенно.

– Вы поймете, что действительно поправляетесь, когда к вам вернется аппетит.

Рейф наблюдал, как девушка поставила поджариваться бекон, потом замешала порцию теста, чтобы испечь лепешки. Движения у нее были быстрыми и экономными, что ему понравилось, она не тратила времени и не делала лишних движений, сохранив природную грацию. Он заметил, что Энни снова скрутила волосы в узел и подобрала их наверх. Ему хотелось, чтобы она оставила их распущенными, но длинные волосы представляли опасность у очага. Рейф лишь мог предвкушать, как снова распустит их, когда они будут устраиваться на ночлег, и почувствует, как они заструятся по его рукам. Может быть, сегодня вечером Энни не будет такой испуганной, хоть он и не винил ее за это. Черт возьми! Женщина должна быть совсем глупой, чтобы не бояться, хотя бы немного, в подобных обстоятельствах.

– Наша одежда нуждается в стирке, – резко сказала она, не глядя на него и ловко выкладывая тесто на сковород ку. – И нам обоим необходима ванна. Я не знаю, как мы это осуществим, но сделать это нужно. Я отказываюсь ходить грязной.

Рейфу много раз приходилось ходить гораздо более запущенным, чем сейчас, но у женщин в подобных делах другие мерки.

– Я не против, – ответил он. – В моих седельных сумках есть чистая одежда. Жаль, что я не подумал об этом и не напомнил вам захватить смену одежды из дому, но моя голова была занята другими мыслями. – Например, усилия ми не потерять сознание, или как убежать от Трэйгерна и остаться в живых, или огнем в ее руках, который одновременно пугал и возбуждал его. – Вы сможете надеть одну из моих рубашек, но брюки вам никак не по размеру.

– Спасибо, – пробормотала Энни. Лицо ее залила краска, и она наклонилась кочагу. Брюки! Они бы неприлично обтянули ее ноги... Она оборвала эти непроизвольные мысли, осознав, что этот человек уже видел больше, чем просто очертания ее ног. И она бы охотно надела его брюки, чтобы постирать собственную одежду. Когда условности сталкиваются вплотную с необходимостью, они теряют свое значение.

Рейф поел достаточно хорошо, так что Энни осталась довольной. Она заварила еще чаю из ивовой коры, и он выпил его без возражений, потом лег и позволил ей осмотреть раны. По сравнению с предыдущим днем улучшение было значительным, и она сказала ему об этом, замачивая новые листья подорожника для свежей повязки.

– Итак, я буду жить, – прокомментировал он.

– Ну, по крайней мере, от этих ран вы не умрете. Завтра вы почувствуете себя гораздо лучше. Я хочу, чтобы вы ели сегодня как можно больше, но следите, чтобы вас не тошнило.

– Да, мэм. – Рейф едва сдержал вздох восторга, ощущая ее руки, бинтовавшие его.

Потом он полностью оделся, хотя швы на боку давали себя знать, когда он натягивал ботинки. Энни убрала после завтрака и, обернувшись, увидела, что он стоит в куртке с револьвером на ремне и ружьем в руке.

– Берите пальто, – сказал Рейф. – Нам нужно накормить лошадей.

Ей не понравилось, что он собирается идти так далеко, но от бесполезных споров воздержалась. Он твердо решил не выпускать ее из виду, и она ничего не могла с этим поделать. Молча взяв пальто, Энни вышла впереди него из хижины.

Лошади проявляли беспокойство, пробыв взаперти и в тесноте, и крупная гнедая толкнула Рейфа, когда тот выводил ее из стойла. Лицо Рейфа побелело. Энни поспешила взять у него оба повода.

– Я их поведу, – сказала она. – Не делайте ничего, только идите. Или еще лучше – почему бы нам не поехать верхом?

Он покачал головой.

– Мы не пойдем далеко.

По правде говоря, он смог бы проделать это, если бы пришлось, но ему пока лучше не забираться в седло.

Он нашел подходящее пастбище примерно в полумиле: маленькую залитую солнцем лужайку, не более пятидесяти ярдов шириной, закрытую от холодного ветра с северной стороны горами. Аошади с жадностью набросились на зимнюю травку, а Рейф и Энни сели погреться на солнышке'. Вскоре они оба сняли верхнюю одежду и слабый румянец снова показался на его лице.

Они почти не разговаривали. Девушка опустила голову на согнутые колени и закрыла глаза, мерное хрупанье лошадей и восхитительное тепло убаюкивали ее. Утро было таким тихим и мирным, что она легко могла бы снова уснуть. Никаких звуков, кроме звуков самой природы: шелеста ветра высоко в ветвях деревьев, криков птиц, пофыркивания лошадей, жующих траву. В Серебряной Горе никогда не бывало так тихо – кто-то всегда шел по улице, а салуны, по-видимому, вообще никогда не закрывались. Она не обращала внимания на эти звуки, потому что привыкла к городскому шуму, но теперь поняла, насколько неуместными они были.

• Предыдущая
• 14/65
• Следующая