Осень без надежды - Монро Чарльз Керк - Страница 2

— Так ты родом из Бритунии?

— Именно. А ты?

— Как бы это сказать правильнее?.. Отовсюду. Вольна, как морская чайка.

Темно-зеленые волны Вилайета били о борт триремы, а мужчина и молодая женщина, устроившиеся возле борта, тихонько беседовали, стараясь не потревожить одного из раненых, за которым им обоим волей-неволей приходилось ухаживать. Рук на корабле недоставало, каждый помогал другим, как мог.

— У тебя неплохое вооружение, Соня. Ты наемница?

— И это тоже. Кстати, этому парню надо бы сменить повязку.

— Похож на зингарца…

— А он и есть зингарец. Из знаменитого легиона города Артос. Слыхал про таких?

Данкварт нахмурился. Конечно, слыхал. Еще как! Самый непобедимый и самый необычный воинский отряд на всем Материке. Впрочем, насчет непобедимости можно поспорить — зингар-цев, отправленных по союзному договору между королем Кордавы и туранцами, на помощь против гирканского нашествия, наголову разбили в Аграпурском сражении.

Спастись удалось лишь немногом. Самую малую часть раненых артосийцев успели перенести на корабли — из Аграпура начинался повальный исход жителей.

Но не это главное. Легион Артоса, называвшийся зингарским словечком «Кастельон» — «Крепость», славился удивительными традициями.

Артос не прославился выдающимися поэтами, историками или волшебниками, там запрещались лицедейские представления и азартные игры, не приветствовались «дома отдохновения», а воспитание молодежи полностью возлагалось на военную знать. Многоученый Данкварт назвал бы Артос образцом «страны, управляемой Мечом». Если раньше считалось, что многие чужие расы — к примеру, бессмертные альбы или оборотни Пограничья — превосходят человека, то, как видно, управители Артоса задались целью создать людей, превосходящих все прочее человеческое сообщество.

Расовые уложения в этой аррантской провинции, по мнению многих, стали не просто жестокими, но бесчеловечными. В Обители Мудрости Тарантии и ученых заведениях Аграпура Туранского, пожилые мудрецы откровенно говорили о том, что в Артосе выращивают не людей, а породистых животных, как раз более всего беспокоясь о «породистости», нежели о духе. Ибо, как известно, величайший поэт, сочинитель, астролог или любой иной ученый муж может быть горбуном, одноглазым, а то и вовсе пораженным проказой, чему несчетно примеров в мировой истории.

Однако жители необычного зингарского города не обращали внимания на злословие варваров и придерживались своих традиций.

Подверженные болезням новорожденные сбрасывались в море со скалы, являвшейся одновременно главным святилищем Артоса, родившиеся девочки отдавались на воспитание в соседние провинции Зингары, в городе оставлялись только мальчики, для восполнения поколений покупались самые здоровые и красивые рабыни, процветал культ физической силы и красоты, взрослым аргосийцам (а таковым житель города считался с четырнадцати лет) запрещалось вступать в постоянный брак с женщиной, ибо, как речется у знаменитейшего аквилонского пророка Эпимитриуса, женщина — орудие совращения.

Еще днем, когда корабль уходил от пылающего Аграпура, Данкварт сказал раненому, пытавшемуся отказаться от помощи:

— Нехорошо отказывать, когда люди хотят сделать тебе добро.

— Мой друг умер два дня назад на поле боя. А я — выжил.

«Смертник, — догадался Драйбен. — Когда один из воинов „Кастельона“ погибает или умирает, его напарник дерется до последнего, стараясь положить как можно больше врагов и не щадит своей жизни. Полагаю, гирканцам с этим легионером лучше не сталкиваться лицом к лицу — ему уже нечего терять. А если останется жив — покроет себя позором. Все-таки второй из пары умер, что не говори, на войне, и неважно, поразила ли его сталь противника или внезапная болезнь… Не позавидуешь парню».

Рыжая Соня относилась к зингарским традициям с пониманием, но отнюдь их не приветствовала. Однако, по три раза в день делала не желавшему называть свое имя зингарцу перевязки и болтала с Данквартом о всякой чепухе. Бритуниец, мигом прозвал раненого «Безымянным», с чем тот молча согласился.

До гавани Хоарезма оставалось три дня морского пути.

— Жаль расставаться, — сказал Данкварт Рыжей Соне, когда на траверзе забелели купола Хоарезма. — Кажется, мы успели подружиться. Ты куда собираешься теперь?

— Не знаю, — пожала плечами Соня. — Дорог на свете много.

— А я — домой, в Бритунию. Началась война, моим соотечественникам могут потребоваться мои познания в волшебстве и мой меч… Пускай я теперь даже не эрл, а самый обычный человек.

— А я, представь себе, самый настоящий тан,

— фыркнула Рыжая Соня, — причем у вас, в Бритунии.

— То есть как? — изумился Данкварт. — Ты — бритунийский тан?

— Именно. Несколько лет назад я служила в дружине герцога Юстиния Райдорского. И за помощь в одном крупном деле — не хочу сейчас об этом вспоминать, дрянная вышла история, — герцог одарил меня жалованной грамотой на танство. Сейчас название припомню… Кертоно?

— Кернодо, — подсказал Данкварт. — Точно, есть такое. На самой Полуночи страны. Глухомань невероятная… Нет, неужели правда?

Соня, с надменной усмешкой покопалась в поясной сумочке, и вручила бритунийцу измятый пергамент.

Да, самая настоящая жалованная грамота! С подписью и печатями герцога!

— И ты что же, никогда не ездила в Кернодо? — продолжал допытываться Данкварт.

— Ездила один раз. Давно. Ты верно сказал — глушь и дыра. Нужен мне больно этот титул… Уж хотела и грамоту выбросить, чего ей место занимать, когда другого хлама приходиться таскать не меньше, чем верблюдице…

— С ума сошла! Это же твой дом! Законный, настоящий дом! Целое ленное владение!.. — Дан-кварт подумал, и несмело предложил: Если уж я собираюсь в Бритунию, рванули вместе, а? И веселее, и вдвоем безопаснее. Ты же сама сказала, что не имеешь четкой цели путешествия! Поедем?

— А твоего Безымянного куда денем? — нахмурилась Соня, кивком указав на раненого зингарца. — Ведь не бросишь одного, без денег, без товарищей, в чужой стране. Да еще и хворого…

— Вот не думал, что ты у нас эдакая защитница вдов и сирот, — хмыкнул ученый бритуниец. — Ладно, обузой он нам не будет… Ты согласна?

— Идет, — Соня, почти не раздумывая, протянула Данкварту сильную ладонь. — Я — проводником, благо путь неблизкий, а с тебя — все расходы на дорогу.

— Только меня забыли спросить, — процедил сквозь зубы раненый зингарский легионер, но на его ворчание никто внимания не обратил.

Ближе к полудню, когда корабль разгрузился в порту Хоарезма, Данкварт уже успел купить у торговцем скотом три молодых лошади. Специально для легионера из «Кастельона» был приобретен вороной зингарский жеребец, злобный и норовистый.

Ближе к вечеру тройка всадников уже пробиралась по тропам гор Ильбарс на Полночь, в сторону Хаурана и предгорий Кезанкии…

Полуночные области Бритунии,

неподалеку от рубежей Пограничья.

453 год от воцарения короля Конана Канах.

Райдорское герцогство многие называют угрюмой страной. Если ехать на Полночь от наполовину покинутой жителями Пайрогии, угасающей столицы раздираемого войной Бритунийского королевства, в сторону зубцов Кезанкийских гор, где они встречаются с хребтом Граскааля, то путник рискует на всем протяжении пути созерцать бескрайние поля торфяных болот, поросших мелким блеклым сосняком, проезжать под зелеными сводами хвойных лесов, мимо сопок и отдельных скал, пересекать множество мелких речек, огибать озера…

Так путешественник очутится в одном из владений его светлости герцога Райдора, небольшом и крайне отдаленном танстве Кернодо.

По дороге встретятся редкие деревушки или обособленные хутора, населенные неприветливыми и суровыми людьми.

В двух единственных городках танства невозможно будет найти приличный постоялый двор или хороший трактир — отдаленное ленное владение герцога Юстиция Райдора редко посещалось чужеземцами, а потому местные жители не находили смысла в содержании достойных богатых путешественников странноприимных домов или роскошных таверн. Кабаки, разумеется, имелись, однако предназначались они для своих, райдорцев, а точнее — кернодцев, привыкших к тяжелым дубовым столам, аляповатым глиняным кружкам и низким прокопченным потолкам. Обитателей танства Кернодо за глаза и в глаза именовали не иначе как медведями и лесовиками, не знающими ничего, кроме охоты, ремесла углежогов и дровосеков, а также тяжкого, но прибыльного труда в серебряных рудниках, расположившихся на отлогих склонах закатной части Кезанкийского хребта.