Байки на бис - Дуров Лев Константинович - Страница 23

• Предыдущая
• 23/58
• Следующая

Непревзойденными мастерами розыгрышей выступали Александр Ширвиндт и Михаил Державин. В Перми они начали работать, как и мы, сразу же.

Еще когда ехали в автобусе от вокзала до гостиницы, они внимательно изучали достопримечательности города. И когда добрались до места, в их светлых головах уже созрел гениальный по простоте план.

И вот они сидят в гримерной. Задумчивые, сосредоточенно о чем-то размышляющие. Тут же гример. Все молчат. Наконец Александр не выдерживает, тяжело вздыхает и с досадой бормочет:

– И почему мы взяли только по одному!.. Да и рубашки надо было брать по три, а не по две…

– Я говорил, – слабо оправдывается Михаил.

– Говорил…

Опять молчат.

– Ладно, Саша, – успокаивает товарища Михаил, – завтра поедем и еще возьмем.

– А вдруг уже не будет? – беспокоится Александр.

– Да нет, ты же видел – там было много.

Гример начинает волноваться.

– Вы о чем, ребята?

– Да ни о чем, просто так.

Но тот уже почувствовал, что это не «просто так», и начинает канючить:

– Ну что, жалко, что ли, сказать? Сами же говорите, что там много.

– Ладно, черт с тобой, – сдается наконец Александр и смотрит на друга. – Сказать, что ли?

– Да уж говори, – обреченно соглашается Михаил. – От него ведь не отвяжешься.

– Улица Чкалова, дом 4, – шепотом произносит Александр, оглядываясь на дверь.

– И что там? – гример тоже переходит на шепот.

– А там продают английские замшевые пиджаки по цене двух бутылок и рубашки любых расцветок. Сколько здесь три – в Москве одна стоит. Да и не найдешь таких в Москве.

– А что так дешево? – недоверчиво спрашивает гример.

– Наверняка контрабанда, – делает предположение Михаил. – Им, видно, нужно быстрее сплавить товар. Только ты – никому!

– Да вы что? Могила!

Гример несколько минут мнется, потом не выдерживает нервного напряжения и осторожно спрашивает:

– Ребята, я вам, наверное, уже не нужен?

– Конечно. Иди отдыхай.

Гример пулей выскакивает из комнаты и вот уже почти вся труппа мчится на такси, на частниках, на попутках на окраину города: на улицу Чкалова, дом 4, дом, который приметил Ширвиндт еще при въезде в Пермь. Приезжают и видят задрипанную керосиновую лавку. Но гример-то понимает, что все это камуфляж, и начинает давить на продавца.

– Чего вы боитесь? Мы московские артисты: сегодня здесь, завтра – там. Никто ничего не узнает. Все будет шито-крыто. А мы у вас весь товар заберем.

– Какой товар? – ничего не может понять продавец. – Вот мой товар – керосин. Хотите – берите, хоть весь! Какие замшевые пиджаки? Вы с ума сошли!

Какой дурак будет держать в керосиновой лавке замшевые пиджаки?

Все лезут в лавку, чтобы лично убедиться, что пиджаков действительно нет и, в конце концов, убеждаются.

Назад едут все вместе автобусом. Мрачные и с желанием мести. А кто виноват? Гример виноват.

Веселое время – гастроли! Праздник души и сердца. Это было, когда мы гастролировали в Узбекистане… Среди артистов пополз слушок, что Ширвиндта и Державина пригласили выступить на каком-то важном правительственном приеме. Кто, кроме них, еще будет участвовать в концерте – тайна. Наверное, государственная. И об этом опять же знают только Ширвиндт и Державин.

Прошелестел еще один слушок: платить артистам по этическим соображениям не будут. Но зато вручат дорогие – очень дорогие! – подарки. А кому не хочется получить восточный подарок! Наверняка что-нибудь бесценное.

Артист, назову его Сережей, недолго мучился гамлетовскими сомнениями: быть или не быть. Конечно, быть! И он направился к неразлучным друзьям.

– Ребята, – попросил он, – включите меня в свой список. Что вам стоит?

– Сложно, – задумался Ширвиндт. – Ты же сам понимаешь – это на правительственном уровне.

– Да я понимаю… И все же?

– Даже не знаю. Ладно, ничего не обещаю, но я поговорю.

– Я тебя прошу.

– Сделаю все, что могу.

Дня через два-три Ширвиндт подходит к Сереже и ласково улыбается.

– Ну, – говорит, – старик, поздравляю: тебя включили в концерт – будешь ведущим. Но текст придется заучить на узбекском языке. Как, справишься?

– Спрашиваешь!

Дал ему Ширвиндт текст на узбекском языке, написанный русскими буквами, и предупредил:

– Срок тебе – десять дней. Не тяни, сразу же начинай учить.

А жили они в соседних номерах, с хорошей слышимостью. И, попивая узбекское вино, Саша с Мишей от души веселились, слушая, как за стеной целыми днями Сережа бубнит:

– Дыр-быр-бур… Бур-дур-дыр…

Наконец проходит десять дней и довольный Сережа заходит к соседям.

– Я готов. Когда концерт?

– Какой концерт? – Ширвиндт явно не понимает, о чем идет речь.

– Как «какой»? – Сережа в растерянности. – Концерт, где подарки будут давать.

– Понятия не имею.

– Да ты же мне текст дал – на узбекском языке. Я его выучил наизусть!

– Старик, я же не знаю узбекский. Как я мог тебе дать?

– А сейчас посмотрим…

Сережа выбегает из номера и вскоре возвращается с узбеком.

– Вот, – дает он ему текст и тычет в него пальцем, – прочитай-ка, что здесь написано.

Тот долго рассматривает бумажку и с трудом начинает читать:

– Дыр-быр-бур… Ребята, это какая-то хреновина, извините меня. По-моему, такого языка вообще нет.

И тогда до Сережи доходит.

– Ну, паразиты, – грозит он, – я вам тоже сделаю! – И хлопает дверью.…

Они никого не хотели обидеть. Да разве ж и можно веселой шуткой обидеть кого-то?

Был у нас в труппе артист Гоша (царство ему небесное!). И вот прибегает он однажды ко мне в номер чуть не со слезами на глазах.

– Левочка! Левочка! Что мне делать? Пришла срочная телеграмма. Вот: «Прилетай зпт Миша проглотил шуруп тчк Целую бабушка». Что делать?..

– А что делать, – говорю, – вылетай! Я за тебя сыграю роль. И ни о чем не беспокойся.

– Спасибо! Ты настоящий друг! – И убегает.

Сажусь, начинаю учить роль – спектакль в тот же вечер. И тут опять прибегает Гоша, но на этот раз радостный.

– Левочка! Пришла еще одна телеграмма. Слушай: «Шуруп вышел зпт можешь не вылетать тчк Целую бабушка».

Шло очередное собрание в министерстве культуры, похожее на все другие, как капли воды из неисправного крана. Жара – дышать нечем, но все мужчины в темных костюмах, как на похоронах, и при галстуках так было положено, чтобы избежать вольнодумства, половина зала откровенно дремлет, думает свои думы. И тут маленький, лысый, взопревший докладчик из министерских чиновников, чтобы расшевелить аудиторию, берет на октаву выше:

– Я еще могу пережить, когда на сцену выходит Ромео-пенсионер – издалека не видно. Но когда вместо Джульетты на сцену выкатывается бочонок!.. – он делает многозначительную паузу, ожидая «смех в зале», но вместо этого в тишине раздается хриплый голос очнувшегося от спячки режиссера Бориса Равенских:

– Черт возьми!.. Я совсем забыл про бочонок! А ведь скоро капусту солить…

Докладчик был шокирован.

• Предыдущая
• 23/58
• Следующая