Стрелок - Ибатулин Тимур Фаритович - Страница 6
- Предыдущая
- 6/12
- Следующая
Мишка стоял посреди рубки и плакал — горько, молча, без слез. Слезы были, пока он по всему кораблю искал щенка, кричал, звал… Говорить взрослым не хотелось, это аврал, нотации, ругань… Сначала высохли слезы, затем отяжелели руки и ноги, появилось безразличие. В какой-то момент он стряхнул отупение, пришла спасительная мысль: «может, взрослые, они же умные…». Вдруг стало легче, он заплакал навзрыд и побежал к отцу. Дальше все в памяти было как лоскутное одеяло, пятнами: разговор в кают-компании, общий сбор экипажа, поиски с привлечением Корабельного бортового компьютера (он же расчетный модуль), сожалеющие взгляды, теплые руки капитана (или отца)? Конечно, кто-то из экипажа вспомнил, как щенка завели в корабль и привязали. И веревку нашли… оборванную. Стрелок ее перегрыз и убежал, к бабочкам…
Слезы снова текли. Мишка их не замечал. Его куда-то несли, коридоры плыли в слезах… озеро слез перед глазами… «Руки, теплые, обветренные, жесткие, такие родные, но почему, почему вы не можете развернуть это сраное корыто в обратную сторону?!!! Как же теперь жить?!!!»
— Кажется, он уснул, — уловил Мишка краем сознания и провалился в спасительную вату забвения.
К обеду следующего дня Мишка вышел сумрачно-сдержанным. Вяло ковырял вилкой макароны «по-флотски». Корабельная жизнь ощутимо не изменилась. Так же неслись вахты. В свободное народ играл в спортзале в волейбол, смотрел кино, загорал, глядя на панораму океанского пляжа с пальмами. Порой рассказывали веселые истории, шуткам были рады, охотно смеялись. Мишку тоже пытались растормошить. Потом перестали. Мишка никак не мог понять: почему салфетки на столе такие празднично разноцветные, салатницы такие блестящие, еда такая красивая, и смех… смех, как может быть смех, когда ему так плохо. Смех… если кого-то не хватает из экипажа. Отец сказал однажды:
— Это только собака… Ничем здесь уже не помочь. Знаешь, мы купим тебе нового щенка. Ты с ним подружишься, он конечно не Стрелок, но ведь любить тебя будет не меньше…
— Папа, что ты такое говоришь? Разве мне нужно, чтоб не меньше любили… Ты же прекрасно понимаешь — новыйдруг, даже самый лучший, не сможет заменить потерянного друга!!!
— Но согласись: новый друг может быть не менее дорог.
— Да, папа. Только это ничего не меняет!
Валерий Михайлович уловил звон в последних словах сына. Дальше уговаривать не стоило — струна могла лопнуть. Напоследок он сказал:
— Мишка, в жизни случается всякое. Только жизнь от этого не кончается. Ничего не происходит бессмысленно. Все происходящее рождает понимание жизни и ее ценности. Мы не можем повернуть корабль к Бете — не хватит горючего на обратный путь к Земле. Но ведь Стрелок от этого не умрет. На планете достаточно корма, и, возможно, следующая экспедиция его подберет.
— В том-то и дело папа — «возможно подберет», а возможно нет. Папа, ты прости, можно я побуду один…
Мишку не дергали, не смешили глупыми шутками, не смотрели на него с сожалением — проявляли такт к его беде. Он всем за это был благодарен, но видеть никого не хотел и сразу после обеда скрылся в своей каюте. Так текли дни, ночи… Ночи, в это время все обостряется, потому что никого рядом нет, и мысли бегут, бегут по кругу. И лишь мокрая подушка с тобой, как якорь мироздания…
Посадку он почти не помнил. Родной дом немного оживил его. Запомнились мамины глаза, огромные, тревожные, черные. И опять руки… тепло груди у щеки… лицом зарыться в это спасительное тепло, закрыться этим теплом, хоть на несколько минут от всех бед… Он не заметил, как заснул. Его положили на кровать.
Ночь прошла для Мишки спокойно. Сквозь сон чувствовал, что мама с папой часто заходят в комнату, смотрят на него. Хотелось сказать: «Идите спать, я, нормально…» — проснуться не было сил.
Утром он постарался хоть на время отвлечься, закрыться от съедающей тревоги: сходил в школу за учебниками. Школа стояла за домом, каникулы заканчивались, и все равно надо готовиться к занятиям. Зачем они, занятия?!!! Солнце ласковым теплом щекотало плечи. Ветерок порой налетал, игриво шевеля волосами. На площадке у школы трое ребят запускали змей. Один что-то рассказывал, наверное, веселое — часто слышался смех. Рабочие красили яркими красками детскую площадку перед школой. Один малыш помогал, его усиленно пыталась оттянуть от недокрашенной песочницы женщина, наверное, мама:
— Саша… ну сколько можно, ты уже весь в краске. Я тебя не отмою, тебя хоть целиком в керосин засовывай!
— Не надо в керосин, я папе помогаю!
Миша увидел спешащего на помощь папу мальчика.
— Вот, пожалуй, с папой я сейчас и буду разбираться! — сказала женщина, теряя терпение. Ребенок методично размазывал краску по середине верхней планки. Ему нравилось работать «с чистого листа». Малыша не беспокоили многочисленные рыжие капли и натеки вокруг песочницы и на штанах. Мишка машинально отметил — если бы взрослый красил, то у него не текло бы с кисточки куда попало. И красил бы он не в центре, а по кругу, целенаправленно. Папа ускорил шаги, он понимал ситуацию лучше, чувствовал нутром.
Мишка тоже почувствовал. Другое. Распахнул глаза, не мигая смотрел на происходящее. В горле защипало, язык стал шершавым, во рту пересохло. Мишка уловил улыбку на лице проходящей мимо женщины, похоже, ей было весело смотреть на молодую семью. А на Мишку накатило. Непрошенная слеза готова была сорваться с ресниц. Он повернул голову в сторону песочницы, стряхнул с ресниц влагу, и, застыл… Из-за песочницы показалась большая кудлатая голова с висящими ушами, затем неустойчиво переваливаясь появилось тело. Небольшое — сравнительно с головой, лохматое, рыжее. Тело заканчивалось коротким хвостом и большими лапами. Щенок поднял лапу и надул на только что покрашенный угол песочницы.
— Почему, почему я. Зачем опять так… — мысленно взвыл Мишка. Он «задвинул на школу» быстрым шагом пошел домой. За спиной набирал силу смех. Мишка повернул голову, увидел наблюдающую за семьей прохожую — как раз от ее улыбки Мишка отвернулся ранее, чтоб скрыть слезы.
Дома мамы не оказалось. Прижатая шариковой ручкой к столу лежала записка: «Ушла в магазин, забегу на работу, буду к вечеру. Позвони папе, он хотел пойти с тобой в кино. Поешь — в холодильнике котлеты с рисом и кисель. Мама».
Почерк был размашистый, от бумаги шел легкий аромат маминых духов. Мишка сглотнул, взял телефонную трубку, набрал номер отца. Родители любили старину, и все дома сделано по старинке, даже телефон без малейших признаков экрана — с дисковым набором и трубкой рожком. Раньше Мишке это нравилось, сейчас раздражало. Хотелось видеть папины глаза.
Голос у папы был усталый.
— Ты ел?
— Нет. Не хочется. Позже…
— Мишань, ты извини. Я, кажется, застрял на работе. С кино не получится… Мама скоро будет, я ей звонил. Может, с ней пойдешь?
— Папа, я не хочу что-то. Почитаю лучше и уберусь в квартире.
— Что это с тобой? — встревожился папа, — давай я отпрошусь и приеду?
— Не надо, все в порядке, и мама обрадуется чистоте.
— Ну ладно… — неуверенно сказал Валерий Михайлович, — вечером позвоню.
Уборка замечательно занимает руки, если их не к чему приложить, помогает собрать мысли, а еще чисто становится вокруг и на душе тоже вроде чище…
Мишка отложил пылесос. Забрался с ногами на тахту. Раскрыл заданный по внеклассному чтению рассказ «Робот L76 попадает не туда» Айзека Азимова. Рассказ сначала не воспринимался, но потом увлек, и даже рассмешил. Осталось внутри странное ощущение — неясная мысль, очень важная, но не ухватишь. Пришла мама. Обрадовалась порядку. Оказалось в магазине не было хлеба и Мишка побежал за хлебом в дальний магазин.
Ближе к вечеру Мишка спросил:
— Мама, можно, я, с Ромкой, на улицу?
— А, что ты спрашиваешь? Давно надо выйти… беги быстрей. Ромке скажи, что у меня есть новый рецепт выпечки, его маме.
Ромика наказали — за катание на отцовском флаере без разрешения.
Бесцельно бродить по окрестностям быстро надоело. Вспомнился робот из рассказа и «неуловимая» мысль, вдруг обрела форму — робот попадает вместо Луны на Землю, в непонятную для себя среду, но не «опускает руки», а даже наоборот изобретает и строит свой «Дезинто», чтоб работать, выполнять свое предназначение! Но он всего только робот…
- Предыдущая
- 6/12
- Следующая
