Крутая парочка - Хоуг (Хоаг) Тэми - Страница 63

• Предыдущая
• 63/77
• Следующая

Фэллон молчал, выпятив нижнюю губу.

— Я принес вам сигареты, — Ковач протянул ему пачку.

Фэллон взял ее и скорчил гримасу:

— Да они же все сломанные!

— Не сломанные, а просто помятые.

Нил нехотя взял сигарету и попытался ее распрямить. Ковач передал ему зажигалку.

— Меня интересует кое-что насчет Энди… нет, я знаю, что вы его не убивали. Возможно, его вообще никто не убивал. Все говорят, что он выглядел подавленным. Я просто хочу получить четкую картину.

Фэллон прищурился за пеленой дыма, явно раздумывая, нет ли тут ловушки.

— Понимаете, я ведь коп из отдела убийств, — продолжал Ковач. — Я всегда косо смотрю на всех, когда кто-то внезапно умирает. Тут нет ничего личного. Если бы так умер мой отец, я бы косо смотрел на мать. Но сейчас речь о другом. Вам не показалось, что Энди хотел снова сблизиться с вашим отцом? Завоевать его расположение? Может, он пытался говорить с Майком, проводить с ним время, даже купил ему этот огромный телевизор в гостиной…

— Его купил Уайетт, — равнодушно перебил его Фэллон. Он наконец сел, глядя на кончик кривой сигареты.

— Что-что?

— Эйс Уайетт. Ангел-хранитель старика, — с сарказмом произнес Нил. — Это началось после той перестрелки. Уайетт оплачивал больничные счета, покупал вещи для Энди и для меня… Майк всегда говорил, что коп должен заботиться о других копах. При этом Уайетт никогда не задерживался у нас в доме лишнюю минуту. Он приходил к нам и вел себя так, словно боялся набраться блох.

— Да, выглядит паршиво.

— Мне всегда казалось, что он считает себя виноватым в том, что Майк схлопотал эту пулю. Уайетт жил прямо напротив Торнов — его Тори и позвал на помощь. В инвалидном кресле должен был оказаться он. Но Майк его опередил.

Ковач подумал, что эта теория, возможно, недалека от истины. Майк получил пулю вместо Эйса Уайетта и никогда не позволял Эйсу об этом забыть. Ковачу стало грустно. Потускневший образ Железного Майка из благородной легенды окончательно смыло кислотным дождем реальности.

— Если Майк в чем-то нуждался, то звал Уайетта, — продолжал Нил, попыхивая сигаретой в форме буквы “L”. — Но не думайте, что он не напоминал мне о себе при каждом удобном случае. Я должен был о нем заботиться. Старший сын и так далее. Как будто он когда-то что-то для меня делал.

— Сколько лет было Энди во время перестрелки?

— Семь или восемь. А что?

— Кто-то говорил мне, что он хотел расспросить Майка о происшедшем. Попытаться лучше понять вашего отца.

Фэллон рассмеялся и закашлялся.

— Да, Энди был сама чувствительность. А что тут понимать? Майк был старый ворчливый сукин сын — вот и все.

— Очевидно, Майк не хотел об этом вспоминать. А Энди что-нибудь говорил вам?

Нил задумался, с трудом напрягая память.

— Кажется, он упомянул во время одной из наших последних встреч, что Майк не хочет бередить старые раны. Тогда я не обратил на это внимания. Что толку в этом копаться? — Он посмотрел на Ковача. — А почему вас это интересует?

Ковач проворачивал в голове полученные сведения, сравнивая их с уже имеющимися и пытаясь вспомнить все, что говорил ему Майк в последние дни жизни.

— Я думаю, у Энди была самая настоящая депрессия, — сказал он, чтобы занять время. — Если для него так много значило помириться со стариком, а Майк не шел ему навстречу, это могло довести Энди до самоубийства. Ну Майк мог винить во всем себя…

— Ну уж нет! — Фэллон докурил сигарету и раздавил окурок ботинком. — “Никогда не вини себя, если можешь обвинить другого”. Это был девиз Майка.

Ковач посмотрел на часы.

— Если вы решите, что это самоубийство, когда я смогу отсюда выйти? — спросил Фэллон. I

— Это зависит не от меня, Нил. — Ковач поднялся, подошел к двери и нажал кнопку вызова надзирателя. — Теперь все зависит от чертовых юристов. Я бы с радостью вам помог. Оставьте себе сигареты. Это самое меньшее, что я могу для вас сделать.

“Миннеаполис стар трибьюн” каждый четверг печатала расписание съемок Эйса Уайетта для “Времени преступления”. Частью документального сериала являлось общение Уайетта с публикой. Каждый раз, когда Ковач наблюдал за этой процедурой, она казалась ему похожей на рекламу по каналу, пропагандирующему кулинарное искусство.

Сегодня преступление дня разыгрывали на хоккейной площадке в пригороде Сент-Луис-Парк. Серия называлась “Убийство камнем для керлинга” [12]: предостерегающая история о “спортивном преступлении”.! Ковач показал значок здоровенному охраннику, стоящему у обнесенной канатами секции, и устремился к центру площадки.

На льду расстелили красный ковер размером двенадцать на двенадцать футов. В одном углу помещалась телекамера рядом со скучающим оператором, походившим в своей длинной куртке на Ганди. Еще один оператор, на коньках и с ручной камерой, прислонился к раме хоккейных ворот. Четверо фанатов, которым сегодня повезло, устроились на скамье для штрафников, еще около сотни толпились позади. Среди них было немало крепких высоких женщин и дохловатого вида пожилых мужчин.

— Тишина! — крикнула костлявая особа в очках с черной оправой и куртке из лохматой ковровой ткани. Она трижды хлопнула в ладоши, и толпа послушно умолкла.

Режиссер — толстый парень, жующий плитку “Слим-фаст”, крикнул двум актерам:

— Займите места! Чтобы сейчас все получилось как следует!

Один из актеров — мужчина лет пятидесяти в скандинавском узорчатом свитере и обтягивающих голубых слаксах — поскользнулся и шлепнулся на лед, размахивая руками, как пропеллерами.

— У меня ничего не получается, Доналд, — пожаловался он. — Разве я могу думать, что это поле для керлинга, если рядом хоккейные ворота?

— В кадре не будет никаких ворот, Кит. И лучше думай поменьше. Можешь даже вовсе не думать.

Актер поплелся на свое место, а режиссер удрученно покачал головой.

Ковач заметил Уайетта, сидящего поодаль от публики и поправляющего грим. Рядом стояла пара, похожая на голливудских статистов, — молодая женщина с торчащими на макушке рыжими волосами и парень лет тридцати в черной кожаной куртке и маленьких прямоугольных очках. Женщина пыталась лучезарно улыбаться посиневшими от холода губами, а Гэвин Гейнс вовсю щелкал “Полароидом”.

— Еще один снимок для альбома!

Гейнс нажал кнопку, мелькнула вспышка, и камера выплюнула карточку.

— Кажется, здешняя публика не возражает против холода, — заметил парень.

Гейнс ободряюще усмехнулся:

— Они любят капитана Уайетта. Нам перед каждой съемкой приходится разгонять толпу. Они так рады, что им удалось тут оказаться. Что для них легкий морозец?

Девушка подпрыгивала, растирая руками плечи.

— Мне в жизни не было так холодно! Ни одной минуты тепла с тех пор, как я сошла с самолета. И как только вы здесь живете?

— По-вашему, это холод? — фыркнул Ковач. — Приезжайте сюда в январе — вы подумаете, что оказались в Сибири. В это время здесь холоднее, чем в заднице у могильщика.

Девушка уставилась на него, как на какое-то странное существо в зверинце. Усмешка сбежала с лица Гейнса.

— Сержант Ковач?.. — промямлил он. — Какая неожиданность!

— Для меня тоже. — Ковач с отвращением окинул взглядом сцену. — Я ведь не каждый день хожу в цирк. У меня, слава богу, есть настоящая работа.

— Иветт Хэлстон, — представилась рыжеволосая девица. — Вице-президент отдела творческих разработок телекомпании “Уорнер Бразерс”.

Парень протянул руку:

— Келси Вроман, вице-президент отдела программирования реальности.

“Программирование реальности”! Интересно, что это значит?

— Сержант Ковач, отдел расследования убийств.

— Сэм! — Уайетт вскочил со стула, оттолкнув гримершу, сорвал с шеи бумажный нагрудник, прикрывавший двубортный итальянский китель, и швырнул его в сторону. — У тебя появилась какая-то информация? Получил результаты анализов по делу Фэллона?

Вице-президенты “Уорнер Бразерс” навострили уши при звуках настоящего полицейского разговора.

• Предыдущая
• 63/77
• Следующая