Саша и Шура - Алексин Анатолий Георгиевич - Страница 31

• Предыдущая
• 31/39
• Следующая

– Посмотри, – тихо сказала своему спутнику какая-то отдыхающая, – без контролёров-то без контролёров, а наблюдать всё равно наблюдают… – И она кивнула на меня или, вернее, на мою красную повязку.

И тут я подумал: – «А почему бы мне как члену Общественного совета вновь не проявить свою личную инициативу и в самом деле не понаблюдать, все ли зрители добросовестно ведут себя в кинотеатре без контролёров? И почему бы мне не устроить свой наблюдательный пункт не по эту сторону дверей, где все меня сразу видят, а по ту сторону, то есть в самом зрительном зале?» И я вошёл в этот зал…

Минут через пятнадцать, когда не было уже ни одного свободного места, я убедился в том, что зрители ведут себя вполне добросовестно. Мест всем хватило, – стало быть, никто не занял чужого стула и у всех были билеты. Только один человек в зале стоял на ногах. Это был я.

Один раз мимо меня прошла женщина, деловитая походка которой ясно говорила, что она явилась сюда не развлекаться, а находится на работе и что фильм её абсолютно не интересует. Я сразу понял, что это администратор. Женщина удивлённо покосилась на меня, но я выставил вперёд свою правую руку с повязкой, – и она, помедлив секунду, прошла мимо. А потом в два приёма погасли все лампочки, гирляндами опоясавшие зал, и началась кинохроника, которую я смотрел с большим волнением, потому что знал, что после неё опять зажгут свет и администратор может ещё раз проследовать мимо меня. Но свет не зажгли, потому что опоздавших, на моё счастье, не оказалось. И я стал смотреть картину, которую мне ещё в течение целых трёх лет смотреть не полагалось…

Картина мне очень понравилась. И я решил проверить, добросовестны ли будут зрители, пришедшие на следующий сеанс.

Одним словом, когда я возвращался домой, было уже совсем поздно. И у меня ныли ноги, на которых я простоял четыре часа подряд.

«Сколько мне удалось сегодня, за какой-нибудь один день, проявить самостоятельности и личной инициативы! – рассуждал я. – И как прекрасно мне удалось почти во всех своих делах совместить приятное с полезным: и долг выполнил, и личную инициативу проявил, и на автобусе бесплатно прокатился, и два раза посмотрел фильм, который мне и одного-то раза смотреть было нельзя!» Давно у меня не было таких, как говорит наша классная руководительница в школе, «насыщенных дней». Она накануне летних каникул без конца повторяла: «Каждый ваш летний день должен быть насыщен и отдыхом и полезными делами!» То есть, как раз тем самым, чем и был наполнен мой сегодняшний день с утра до позднего вечера!

Подходя к своему двору, я внезапно ощутил ужасный голод, потому что целый день ничего не ел. Но это только прибавило мне гордости: находясь на отдыхе, где все думают о поправке, я жертвовал своим здоровьем ради общественных дел!

Окна у дедушки светились, а у Саши и Клавдии Архиповны были уже погашены. Но я хорошо знал, возле какого окна стоит Сашина кровать. Я смело вскарабкался на подоконник и шепнул куда-то в темноту:

– Саша-а!

– Что? – раздалось у меня возле самого уха. Оказывается, Саша придвинул свою кровать ещё ближе к окну, и голова его неожиданно появилась в темноте прямо рядом с моей. – Ты где целый день слонялся? – с ходу шёпотом стал отчитывать меня командир «пятёрки». – Мы сегодня общественную библиотеку открывали, а ты…

– Лучше бы за чистотой в городе следили!

– Что-о?

– За чистотой! Боролись бы за чистоту! Я вот в Песчанск ездил, изучал обстановку, так там все с утра до вечера борются. И до того все чистые… и всюду до того чисто…

– В Песчанск ездил?

– Ну да!

Почувствовав, что Саша заинтересовался моим сообщением, я стал поспешно выкладывать ему все свои мысли, идеи и предложения. Кроме той идеи, которая пришла мне в голову уже перед самым отъездом из Песчанска (а то ещё пошлют наш патруль чистоты на пляж – и тогда я никого не удивлю в торжественный день приезда комиссии!).

– Ведь Андрей Никитич говорил, чтобы мы проявляли личную инициативу, – вот я сегодня и проявлял. Я знаешь что придумал?

– Что?

– Надо нам специальных ребят подобрать… ну, которые поздоровее, покрепче, ростом повыше, – и чтобы они помогали отдыхающим с детьми до вокзала добираться и в поезд садиться. А то ведь «дикари», то есть, прости, отдыхающие труженики, пока туда вещи дотаскивают, всю свою месячную поправку теряют. Я вот сегодня одной женщине помогал, так и она и дочка её маленькая мне руками махали, пока поезд из виду не скрылся… И даже воздушные поцелуи по воздуху посылали!

– Молодец! – коротко похвалил меня Саша. – Что ещё?

Ободрённый им, я стал рассказывать дальше:

– И ещё я решил сегодня проверить, все ли в автобусах билеты берут. И в кинотеатре тоже… «Зайца» какого-нибудь хотел поймать.

– Ну и как?

– Не удалось, – грустно, со вздохом ответил я. О двух безбилетных «зайцах» в синих футболках мне неприятно было вспоминать.

– Почему же ты никого не поймал?

– Потому что все честно билеты берут… Даже проверять неинтересно!

– Л сам ты честно поступил?

– В чём именно?!

– А в том именно, что проверять стал! Тебя кто-нибудь просил? Тебе кто-нибудь поручал?

– Но ведь я проявлял личную инициативу и ещё… самостоятельность!

– Пусть контролёры по автобусам ходят – это их дело. А ты зачем полез?

Я стал тихо сползать с подоконника, потому что Саша наступал на меня.

– У нас всё на доверии? Общественный совет к честности приучает, а ты вдруг с нашей повязкой людей стал позорить «Предъявите! Покажите!»

Из соседнего окна показалась тётя Кланя в халате и в каком-то ночном головном уборе, напоминавшем поварской колпак. Увидев меня, она покачала головой, так что колпак её чуть не слетел на землю.

– Маришка в твоём возрасте всегда спала в это время, а не лазила по чужим подоконникам…

Она и тут решила сравнить меня с моей собственной мамой, и сравнение это, конечно, опять было в мамину пользу.

Я спрыгнул с подоконника и медленно побрёл домой.

– Завтра с тобой поговорим! – вдогонку предупредил меня Саша.

Мой дедушка очень давно уже жил один и поэтому привык сам себя обслуживать: сам готовил еду, сам прибирал в комнате, сам пришивал себе пуговицы, когда они совсем отрывались или начинали болтаться на одной ниточке.

В прошлом году по обе стороны окна висели старые выцветшие портьеры. И такие же точно выцветшие матерчатые полосы были по обе стороны двери. Дедушка, помнится, рассказывал, что эти портьеры он сшил сам много лет назад. И тогда я, чтобы ему было приятно, сказал, что они очень красивые, хотя никак не мог определить их цвет и никак не мог понять, что на них было нарисовано в далёкие годы их молодости: то ли головки больших цветов, то ли запасные части к какой-то машине, то ли что-то ещё… Дедушка говорил, что и сам точно не помнит, что именно было нарисовано: слишком часто стирались эти портьеры, да и солнце потихонечку съедало их краску.

«Однако и в неопределённости их сегодняшнего рисунка, вообрази, есть что-то приятное!» – сказал однажды дедушка. И я охотно с ним согласился.

Но в этом году выцветшие полосы в комнате уже не висели, и поэтому, когда я вошёл первый раз, дверь и окно показались мне какими-то голыми, и я подумал, что дедушка, должно быть, решил в день моего приезда устроить генеральную уборку и опять выстирал свои старые самодельные портьеры. А вечером я неожиданно увидел знакомые матерчатые полосы и обрадовался им, словно встретил вдруг старых знакомых. Они были аккуратно сшиты одна с другой, и получился мешок, в который дедушка прятал теперь подушки, простыни и одеяла. Мешок получился длиннющий, он напоминал мне какой-то неопределённого цвета дирижабль, и в него вполне могло бы влезть ещё пять или шесть подушек и одеял. С утра до вечера мешок лежал в старинном шкафу, очень вместительном и пустом, потому что ведь дедушка жил совсем один и вещей у него было мало.

• Предыдущая
• 31/39
• Следующая