В Ночь Седьмой Луны - Холт Виктория - Страница 26
- Предыдущая
- 26/70
- Следующая
– Когда же наступит этот великий день?
– Не знаю, я еще ничего не говорила Каролине.
Узнав новость, тетя Каролина сильно разгневалась.
Она беспрестанно говорила о безрассудстве старух, гоняющихся за мужчинами, чинящих их носки и лицующих воротнички и рукава рубашек. На что они надеются, поступая таким образом!
– Возможно, на удовлетворение от содеянного, – предположила я.
– Тебе, Елена, не надо поступать таким образом. Если Матильде нравится строить из себя дурочку, пусть ее.
– Не понимаю, что за дурость в помощи мистеру Клису.
– Ты не видишь, а я вижу. Ты слишком молода этого.
Слишком молода! Рядом с тетей Каролиной я чувствовала себя многоопытной старухой. Если бы он знала! Если бы я сказала ей, что была женой и матерью, какой вывод она бы сделала из моей невероятной истории? В одном я уверена – ей никогда не представилась бы возможность воспользоваться таким опытом. И снова я не находила себе места от тоски. Когда тетя Матильда торжественно представила мистера Клиса в качестве жениха, тетя Каролина лишь фыркнула и удовлетворилась уничтожающим взглядом, но я заметила, как вспыхнули ее щеки и вены набухли на висках.
– Я думаю, – сказала я, – следует выпить за здоровье и счастье помолвленной пары, – и без разрешения тети Каролины достала бутылку ее лучшей настойки из бузины и разлила ее по бокалам.
Тетя Матильда похорошела и выглядела лет на десять моложе, и мне подумалось с игривостью прошлых влюбилась бы она в Альберта Клиса, будь у него обе почки? Амелия была тоже довольна. Она шепнула, что наблюдала развитие событий давным-давно и такой исход – наилучший для ее отца. Бракосочетание решили не откладывать, так как, по словам тети Матильды, в этом не было никакого резона. Мистер Клис галантно уверил, что его ожидание и так было долгим, чем вызвал краску на щеках невесты.
После ухода Клисов тетя Каролина разразилась потоком ругательств и язвительных замечаний.
– Некоторые думают, что им семнадцать, а не сорок семь.
– Сорок пять, – поправила тетя Матильда.
– Какая разница?
– В два года, – ответила тетя Матильда с воодушевлением.
– Выставляют себя на посмешище! Представляю себе свадьбу в белом с подружками невесты в венках из роз.
– Нет, Альберт полагает, что пышная церемония не нужна.
– У Альберта больше здравого смысла, чем у некоторых. И понесло.
Тетю Матильду, или Мэтти, как ее теперь называл ее возлюбленный Альберт, очень волновало ее свадебное платье.
– Мягкий коричневый бархат, – говорила она. – Дженни Уитерс сошьет из него то, что нужно. Альберт едет со мной выбрать ткань. А к нему коричневая шляпка с алыми розами.
– Алые розы в твоем возрасте, – негодовала тетя Каролина. – Выйдя замуж за этого человека, ты еще хлебнешь горя!
Но ее сетования не мешали нашим радостным приготовлениям к свадьбе. Приходила Амелия, и мы, прижавшись друг к другу, рассматривали модели для свадебного платья и платья из серого шелка для Амелии, также заказанного по этому случаю. Ей предстояло быть посаженной матерью.
Мы весело смеялись в суматохе этих дел и замолкали, услышав стук палки тети Каролины (после удара ей парализовало ногу, и она пользовалась палкой). Она заходила в комнату и, ничего не говоря, смотрела на нас с чувством неодобрения. Но ей не удалось испортить счастье тети Матильды, хотя в день свадьбы она отказалась поехать на церемонию.
– Вы можете ехать и выставлять себя на посмешище, если вам так хочется. Я не поеду.
Итак, тетя Матильда вышла замуж, и свадебный завтрак состоялся в комнатах над лавкой в присутствии немногих гостей. Тетя Каролина осталась дома, ругаясь и бормоча что-то об овце, одетой ягненком, и людях, впавших в детство.
Через два дня после свадьбы с ней случился второй удар, который сделал ее фактически недвижимой. На речи это, однако, не отразилось, лишь сделало ее более язвительной. У меня наступил период глубокой меланхолии, который свелся в основном к уходу за тетей Каролиной. Тетя Матильда помогала мне, но ее первой заботой, долгом счастливой жены, был уход за Альбертом. Очень часто, готовя еду для тети Каролины, я мечтала о жизни, ставшей недолгой реальностью в те три ослепительных дня. Мне представлялась жизнь в замке, прилепившемся к вершине холма, из тех, какие я видела в тех местах; обожаемый муж, плативший нежностью, мои дети: дочь и сын. И зачастую эти мечты казались мне большей реальностью, чем кухня с полками, уставленными рядами бутылок с аккуратными наклейками тети Каролины, а теперь поставленными кое-как. Только выкипевшее молоко и сгоревшее кушанье возвращали меня к действительности.
В это время случилось большое радостное событие в семье Гревиллей – Энтони стал викарием, но не нашей церкви, а другой, на окраине города. Миссис Гревилль восхищалась своим умным сыном. Я была уверена, что она уже представляет его в облачении, выступающим перед прихожанами.
Я стала ходить в церковь каждое воскресенье вместе с Гревиллями и слушать проповеди Энтони и почувствовала большую умиротворенность, чем ожидала. Отсутствие писем от Ильзы еще более усугубило нереальность происшедшего, и я чувствовала себя так, будто, заблудившись, попала в странный мир, где со мной произошли события немыслимые в упорядоченном, логичном мире. И все же по ночам я видела те сны.
По воскресеньям после вечерни я отправлялась на воскресный ужин к Гревиллям, оставляя тетю Каролину на попечение тети Матильды или Амелии. Тетя Каролина теперь еще больше нуждалась в постоянном уходе, и вот в один из таких воскресных летних вечеров, после завершения ужина, Энтони пригласил меня на прогулку. Был чудесный вечер, и мы шли к полям за городом, и Энтони говорил на любимую тему – о величии Оксфорда. Он любил копаться в истории достопримечательностей и, подобно отцу, знал об основании всех колледжей. В то воскресенье он рассказывал мне легенду о святой Фридесвайде, она, по его словам, была более чем легендой. Фридесвайда действительно жила в VIII веке, в 727 году основала женский монастырь. Когда влюбленный в нее до безумия король Лейсестера попытался ее соблазнить, он ослеп. Она жила такой благочестивой жизнью, что после смерти в ее память воздвигли часовню. Вскоре около часовни выросло поселение, затем деревня, и так возник город Оксфорд. К этому месту, через брод при слиянии Темзы и Черуэлла, местные крестьяне гнали скот, и поэтому поселение получило название Оксфорда, или Бычьего брода. Энтони очень оживлялся во время таких бесед, что совсем не походило на его обычную манеру разговора, и его неожиданный вопрос застал меня врасплох:
– Елена, вы выйдете за меня замуж?
От удивления я потеряла дар речи. Даже если у меня были сомнения на этот счет, в данный момент я полагала себя замужней женщиной. Прошло столько времени, когда я в последний раз видела доброе лицо Ильзы, и ее образ погас в моей памяти, а вместе с ним исчезли страхи Б ее правоте, правоте Эрнста и доктора Карлсберга. Чем больше я отдалялась во времени от происшедшего, тем явственнее представало передо мной мое приключение в лесу и расплывалась их версия о потерянных днях моей жизни.
Но выйти замуж! Я уже замужем.
– Елена, неужели эта мысль так неприятна вам?
– О, нет, совсем нет! Я просто не готова к ней.
Я умолкла. Наверное, это выглядит глупо. Несомненно намерения Энтони были очевидны для всех в последнее время. Точно так же и отношение к ним мистера и миссис Гревиллей. Только теперь я в смятении осознала, что они рассчитывают, что с прогулки мы вернемся, договорившись о помолвке.
– Конечно, Энтони. Вы мне очень нравитесь...
Да, я говорила правду, Энтони действительно мне нравился. Но он нравился мне не больше, чем любой другой в Оксфорде. Мне нравилось общение с ним, его рассказы. Мне стало очень одиноко, если бы он ушел моей жизни. Но мне хотелось сохранить существующие отношения, дружеские, не более. Только одного человек, я могла считать своим мужем, и я верила в то, что он мой муж, вопреки усилиям убедить меня в любви к призраку.
- Предыдущая
- 26/70
- Следующая